С закрытыми глазами мог сказать, где земля сухая, где влажная, где каменистая. Злость и обида вновь поднимались в нем в такие минуты.
Все его мысли по-прежнему были только об Алие. Но теперь он не тешил себя сладкими надеждами. Он скажет ей, чтобы она его забыла, что все их меч-
ты рухнули, что последняя спасительная веточка, за которую он держался, обломилась. Входя в деревню, он с задумчивым и сосредоточенным видом, опустив голову, шел домой и бросал на стол покупки и остатки денег.
Однажды он заглянул в кофейню. Давно он там не бывал. Обвел всех взглядом: «Здравствуйте!» — и направился к столу, где сидели Сердер Осман и Ташчи.
Лицо Сердера Османа расплылось в улыбке.
— О! Наш Хасан! Здравствуй, здравствуй! Добро пожаловать!
— Рад вас видеть.
Сердер Осман от радости не знал, что и сказать, словно Хасан воскрес из мертвых.
— Эй, неси чаю! — наконец крикнул он хозяину. Хасан закурил «зеленую лягушку». Сердер Осман колебался: рассказать Хасану про их проделки или нет? Он боялся расстроить друга: разговор-то пойдет о поле, о земле, а у того земли-то уже нет...
— Ну, как живешь?—осторожно начал он.—Давно не видались.
— Хорошо.
— Да, не видались давно. Все здесь о тебе спрашивают, а ты пропал совсем...
В разговор вступил Ташчи.
— Чем теперь занимаешься?
— Хожу в город работать. В хорошие дни по три— пять курушей зарабатываю. И за то спасибо аллаху!
— Упустил ты свое поле.
— Да что в том поле? — ответил Хасан с таким беспечным видом, словно в любой момент мог раздобыть десять полей.
— Да поможет тебе аллах!
В дверях показался Рыжий Осман. Увидев Хаса-на, он бросился к нему и сгреб в охапку.
— Вот так товарищ! Забыл своих друзей.
— Прости, не до того мне было.
Рыжий Осман с Сердером Османом переглянулись.
Хасан поднялся.
— Счастливо оставаться! — раскланялся Рыжий
Осман с Ташчи.
Тот понял намек — остался сидеть в кофейне. Вышли за деревню. На небе сияла круглая, как поднос, луна.
— Слыхал о стене? — начал Рыжий Осман.
— Без вас не обошлось, а?
— Конечно! — радостно засмеялся Сердер Осман.— Мы двое, Хаджи и Сулейман. Крепкая оказалась, мать ее!..
— Правильно сделали,— безучастно отозвался Хасан.
— А второй раз пошли — натерпелись страху.— Рыжий Осман толкнул Сердера Османа локтем.— У меня все поджилки тряслись.
— Боюсь, как бы Мастан до нас не добрался,— сказал Сердер Осман.
При упоминании о Мастане сердце Хасана болезненно сжалось.
— При мне о нем лучше не говори. Я его имени и слышать не могу.
— А кто может?
— Лучше скажи, как вы все это обделали.
— Собрались ночью. Огляделись — никого нет. И пошли махать кирками — аллах сил прибавил...— рассказывал Рыжий Осман. ,
— Ты видел бы Хаджи! — вставил Сердер Осман.— Мотор, а не человек.
— Эх, друг! — вздохнул Рыжий Осман.— Раз уже дело дошло до Мастановой стены, так я и больной пошел бы ее рушить.
— Любой пошел бы,— согласился Сердер Осман.— Хасан!..
— Что?
— Послушай-ка, что скажу. Толковали мы вчера вечером с Ибрамом-агой — знаешь, из семьи Хуршу-тов. Про тебя толковали.
— Что же?
— Он говорит: Салим в солдатах. Если, говорит, Хасан захочет — пусть идет ко мне в пайщики.
Хасан молчал.
— Ну, что скажешь?
— Я подумаю...
— Да я бы на твоем месте...— начал Рыжий Осман.
— Душа у тебя успокоится,— доказывал Сердер Осман.— Соглашайся, а?
— Надо подумать...
Хасану бы только радоваться, да, видно, не осталось для радости места в его душе. Странное оцепенение сковало его.
— И ты еще думаешь? Поле само идет к тебе в руки!
— Не знаю...
Как им объяснить, что с ним творится? Нет таких слов.Он молча побрел домой. Сердер Осман смотрел ему вслед, а руки между тем привычно свертывали самокрутку.
Хасан, наконец, повстречал Алие на дороге. Она сказала ему, что Мастан по пятницам ездит в касабу. Договорились: в ближайшую же пятницу они встретятся в сторожке Кебиров, на винограднике. Там надежнее, чем под деревом у источника.
К тому времени, рассудив трезво, Хасан решил взять поле Хуршутов. «Поле большое,— думал он.— Н им хватит, и мне».
Он пошел к Сердеру Осману.
— Скажи Ибраму-аге, что я беру поле.
— Вот молодец! — возликовал Сердер Осман.— И старик рад будет.— Он по привычке потянулся к кисету, верному другу и в радости и в горе. Одну цигарку свернул себе, другую—Хасану.— Пора пахать, а то все сроки упустишь.
— Да вот после пятницы и начну,— ответил Хасан, попыхивая самокруткой.
В тот же вечер он поправил свой старый сабан... Хасан улегся на земле возле сторожки Кебиров, подставив лицо ласковым, еще не жгучим лучам утреннего солнца. Алие мешкать не будет. Уедет Мастан — она и придет. Пока же ему надо подумать и взвесить, что он скажет сейчас Алие. Нужно все ей объяснить. А то ведь что получается: подготовит целую речь, а увидит девушку — все слова из головы вон.
Только о земле, о погоде, о дождях Хасан мог толковать часами. Он считал, что других это волнует так же, как и его. А больше ни о чем говорить не умел.
Где-то недалеко послышался яростный собачий лай. Хасан вскочил. Хоронясь за деревом, глянул на дорогу. К сторожке шли деревенские мальчишки. Собака лаяла на них. Они отгоняли ее камнями.
— Отдохнем немножко! — донесся до Хасана тоненький голосок.— И опять пойдем.
— Теперь уж не к чему отдыхать,— отозвался гнусавый голос,— дальше легче идти — под гору.
Хасан затаил дыхание. Громко переговариваясь, дети прошли мимо и вскоре скрылись из глаз. Собака опять залаяла. Алие! Хасан бросился отгонять пса.
— Нагнал он на меня страху! — выдохнула девушка.
— Запомни: если собака лает, иди прямо на нее — никогда не тронет.
Она уже улыбалась.
— Отец только что уехал — поэтому я так поздно. Они укрылись в сторожке — хозяева ее никогда не
запирали. Хасан привалил к двери большой камень. Вспомнилось вдруг, как на этих виноградниках прятался Хусейн со своей девушкой. «Может, и нам с Алие убежать? Вот был бы переполох!»
Словно прочитав его мысли, Алие сказала:
— Отец следит за мной, каждый шаг стережет.
— Я же просил тебя: не говори ему.
— Теперь не буду. В тот раз он так рассвирепел, что даже побил меня,— добавила она задумчиво.
— Побил?
— Никогда я его таким не видела. После сам два дня лежал.
В груди Хасана шевельнулась жалость. Все-таки Мастан — отец ей...
— А теперь как?
— Лучше. Только со мной с тех пор не разговаривает.
— А мать что говорит?
— Мама у меня добрая. Только она в эти дела вмешиваться не решается. Она тоже любила одного, когда молодая была. Соседа своего. Ушел он на войну. Вернулся с одной ногой и без глаза, но она все равно от него отказываться не хотела. Дед насильно выдал ее за отца. Боится она за меня. «Как бы,— говорит,— не случилось то же, что с Халиме, дочерью Халила-аги».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Все его мысли по-прежнему были только об Алие. Но теперь он не тешил себя сладкими надеждами. Он скажет ей, чтобы она его забыла, что все их меч-
ты рухнули, что последняя спасительная веточка, за которую он держался, обломилась. Входя в деревню, он с задумчивым и сосредоточенным видом, опустив голову, шел домой и бросал на стол покупки и остатки денег.
Однажды он заглянул в кофейню. Давно он там не бывал. Обвел всех взглядом: «Здравствуйте!» — и направился к столу, где сидели Сердер Осман и Ташчи.
Лицо Сердера Османа расплылось в улыбке.
— О! Наш Хасан! Здравствуй, здравствуй! Добро пожаловать!
— Рад вас видеть.
Сердер Осман от радости не знал, что и сказать, словно Хасан воскрес из мертвых.
— Эй, неси чаю! — наконец крикнул он хозяину. Хасан закурил «зеленую лягушку». Сердер Осман колебался: рассказать Хасану про их проделки или нет? Он боялся расстроить друга: разговор-то пойдет о поле, о земле, а у того земли-то уже нет...
— Ну, как живешь?—осторожно начал он.—Давно не видались.
— Хорошо.
— Да, не видались давно. Все здесь о тебе спрашивают, а ты пропал совсем...
В разговор вступил Ташчи.
— Чем теперь занимаешься?
— Хожу в город работать. В хорошие дни по три— пять курушей зарабатываю. И за то спасибо аллаху!
— Упустил ты свое поле.
— Да что в том поле? — ответил Хасан с таким беспечным видом, словно в любой момент мог раздобыть десять полей.
— Да поможет тебе аллах!
В дверях показался Рыжий Осман. Увидев Хаса-на, он бросился к нему и сгреб в охапку.
— Вот так товарищ! Забыл своих друзей.
— Прости, не до того мне было.
Рыжий Осман с Сердером Османом переглянулись.
Хасан поднялся.
— Счастливо оставаться! — раскланялся Рыжий
Осман с Ташчи.
Тот понял намек — остался сидеть в кофейне. Вышли за деревню. На небе сияла круглая, как поднос, луна.
— Слыхал о стене? — начал Рыжий Осман.
— Без вас не обошлось, а?
— Конечно! — радостно засмеялся Сердер Осман.— Мы двое, Хаджи и Сулейман. Крепкая оказалась, мать ее!..
— Правильно сделали,— безучастно отозвался Хасан.
— А второй раз пошли — натерпелись страху.— Рыжий Осман толкнул Сердера Османа локтем.— У меня все поджилки тряслись.
— Боюсь, как бы Мастан до нас не добрался,— сказал Сердер Осман.
При упоминании о Мастане сердце Хасана болезненно сжалось.
— При мне о нем лучше не говори. Я его имени и слышать не могу.
— А кто может?
— Лучше скажи, как вы все это обделали.
— Собрались ночью. Огляделись — никого нет. И пошли махать кирками — аллах сил прибавил...— рассказывал Рыжий Осман. ,
— Ты видел бы Хаджи! — вставил Сердер Осман.— Мотор, а не человек.
— Эх, друг! — вздохнул Рыжий Осман.— Раз уже дело дошло до Мастановой стены, так я и больной пошел бы ее рушить.
— Любой пошел бы,— согласился Сердер Осман.— Хасан!..
— Что?
— Послушай-ка, что скажу. Толковали мы вчера вечером с Ибрамом-агой — знаешь, из семьи Хуршу-тов. Про тебя толковали.
— Что же?
— Он говорит: Салим в солдатах. Если, говорит, Хасан захочет — пусть идет ко мне в пайщики.
Хасан молчал.
— Ну, что скажешь?
— Я подумаю...
— Да я бы на твоем месте...— начал Рыжий Осман.
— Душа у тебя успокоится,— доказывал Сердер Осман.— Соглашайся, а?
— Надо подумать...
Хасану бы только радоваться, да, видно, не осталось для радости места в его душе. Странное оцепенение сковало его.
— И ты еще думаешь? Поле само идет к тебе в руки!
— Не знаю...
Как им объяснить, что с ним творится? Нет таких слов.Он молча побрел домой. Сердер Осман смотрел ему вслед, а руки между тем привычно свертывали самокрутку.
Хасан, наконец, повстречал Алие на дороге. Она сказала ему, что Мастан по пятницам ездит в касабу. Договорились: в ближайшую же пятницу они встретятся в сторожке Кебиров, на винограднике. Там надежнее, чем под деревом у источника.
К тому времени, рассудив трезво, Хасан решил взять поле Хуршутов. «Поле большое,— думал он.— Н им хватит, и мне».
Он пошел к Сердеру Осману.
— Скажи Ибраму-аге, что я беру поле.
— Вот молодец! — возликовал Сердер Осман.— И старик рад будет.— Он по привычке потянулся к кисету, верному другу и в радости и в горе. Одну цигарку свернул себе, другую—Хасану.— Пора пахать, а то все сроки упустишь.
— Да вот после пятницы и начну,— ответил Хасан, попыхивая самокруткой.
В тот же вечер он поправил свой старый сабан... Хасан улегся на земле возле сторожки Кебиров, подставив лицо ласковым, еще не жгучим лучам утреннего солнца. Алие мешкать не будет. Уедет Мастан — она и придет. Пока же ему надо подумать и взвесить, что он скажет сейчас Алие. Нужно все ей объяснить. А то ведь что получается: подготовит целую речь, а увидит девушку — все слова из головы вон.
Только о земле, о погоде, о дождях Хасан мог толковать часами. Он считал, что других это волнует так же, как и его. А больше ни о чем говорить не умел.
Где-то недалеко послышался яростный собачий лай. Хасан вскочил. Хоронясь за деревом, глянул на дорогу. К сторожке шли деревенские мальчишки. Собака лаяла на них. Они отгоняли ее камнями.
— Отдохнем немножко! — донесся до Хасана тоненький голосок.— И опять пойдем.
— Теперь уж не к чему отдыхать,— отозвался гнусавый голос,— дальше легче идти — под гору.
Хасан затаил дыхание. Громко переговариваясь, дети прошли мимо и вскоре скрылись из глаз. Собака опять залаяла. Алие! Хасан бросился отгонять пса.
— Нагнал он на меня страху! — выдохнула девушка.
— Запомни: если собака лает, иди прямо на нее — никогда не тронет.
Она уже улыбалась.
— Отец только что уехал — поэтому я так поздно. Они укрылись в сторожке — хозяева ее никогда не
запирали. Хасан привалил к двери большой камень. Вспомнилось вдруг, как на этих виноградниках прятался Хусейн со своей девушкой. «Может, и нам с Алие убежать? Вот был бы переполох!»
Словно прочитав его мысли, Алие сказала:
— Отец следит за мной, каждый шаг стережет.
— Я же просил тебя: не говори ему.
— Теперь не буду. В тот раз он так рассвирепел, что даже побил меня,— добавила она задумчиво.
— Побил?
— Никогда я его таким не видела. После сам два дня лежал.
В груди Хасана шевельнулась жалость. Все-таки Мастан — отец ей...
— А теперь как?
— Лучше. Только со мной с тех пор не разговаривает.
— А мать что говорит?
— Мама у меня добрая. Только она в эти дела вмешиваться не решается. Она тоже любила одного, когда молодая была. Соседа своего. Ушел он на войну. Вернулся с одной ногой и без глаза, но она все равно от него отказываться не хотела. Дед насильно выдал ее за отца. Боится она за меня. «Как бы,— говорит,— не случилось то же, что с Халиме, дочерью Халила-аги».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42