— Враги у нас здесь, внутри, люди! Сначала нужно с ними расправиться, а потом уже идти на войну.
— Какое страшное время наступило, люди: брат брату могилу роет,— качая седой головой, сказал пришедший из дальней горной деревушки крестьянин.
Солнце клонилось к закату. Народ перестал прибывать. Миха Кириа вышел на балкон и оглядел собравшихся на площади. «Маловато»,— подумал он, хотя заранее знал, что много народу на этот митинг не соберется. Да и пришедшие ему не понравились. Это были не те, кто пашет и сеет, таких сейчас в толпе раз-два и обчелся.
Кириа еще раз окинул глазом толпу. Маловато пришло. Он вспомнил, какие тут бывали митинги и какое море людское заливало тогда площадь. И какие были тогда веселые, праздничные лица у его земляков. Тогда многие еще верили правительству, его обещаниям.
А сейчас на хмурых лицах стоящих у балкона односельчан Кириа прочел разочарование, недоверие, недовольство. Он хорошо знал людей своей деревни, да и большинство пришедших из других деревень ему знакомы.
Кириа криво, с болью усмехнулся. Что ж, люди начинают понимать, что их обманули. А разве он сам не обманулся в надеждах? Разве он сам не разочаровался во всем?
Миха медленно повернулся к двери — не хотелось ему входить в свой кабинет, он бы с радостью спустился вниз, с радостью слился бы с толпой, затерялся бы в ней. «Но поздно,— сказал себе Кириа.— Опоздал ты, брат. По лености, по беспечности своей опоздал».
За столом в кабинете Кириа сидели Евгений Жваниа, Иродион Чхетиа, Варлам Хурциа, полковник Сардион Анджапариа, капитан Вахтанг Глонти, Аполлон Чичуа — один из владельцев заречной земли. Сейчас Аполлон Чичуа явился в деревню как уполномоченный правительства Грузии, чтобы оказать помощь Евгению Жваниа. Новехонький, элегантный костюм, тонкие лайковые перчатки и брезгливо-надменное выражение лица — таков был с виду этот уполномоченный демократического правительства.
Рядом с Евгением Жваниа, сложив руки на коленях, сидел учитель. Он заметно волновался, был бледен и неразговорчив.
На скамье вдоль стены сидели Калистрат Кварцхава, Еквтиме Каличава и другие члены правления сельской общины. Как только Миха Кириа отворил дверь, все, кроме учителя, вопросительно посмотрели на него.
— Пора начинать, господа! — сказал Кириа.— А то люди, пожалуй, разойдутся... Они уже долго ждут.
Член учредительного собрания, понял это как упрек и с неприязнью посмотрел на Миха Кириа, которого невзлюбил со дня первой встречи. Жваниа достал из кармана жилета золотые часы и пожал плечами. Он считал себя человеком аккуратным и точным, но предпочитал сам распоряжаться своим временем. И чтобы какой-то Кириа... Но сейчас не до личных обид и амбиций.
— Начнем, господа,— сказал Жваниа и первым вышел на балкон. За ним последовал уполномоченный правительства Аполлон Чичуа, потом представитель уездной общины Чхетиа, а затем уже по одному, по старшинству — все остальные. Последним вышел Миха Кириа. Ох, если можно было бы не входить.
Кое-кто на площади зааплодировал, правда, негромко и не спеша. Зато Джаба Кобахиа и его дружки захлопали оглушительно, подняв над головой — чтобы все видели — руки и бросая свирепые взгляды на тех, кто не аплодировал.
Евгению Жваниа сразу бросилось в глаза, что народу собралось немного. Плохо, конечно, но могло быть хуже, могли и эти не прийти.
Иродион Чхетиа тоже огорчился, увидев, как мало собралось людей. Но что делать? Ему поручено открыть митинг, и он его откроет. Чхетиа оперся обеими руками о перила балкона и только было раскрыл рот, чтобы начать речь, как увидел, что с главной улицы на площадь выезжает на рысях отряд гвардейцев во главе с офицерами Аршба и Гардабхадзе.
Лейтенант Аршба подал какую-то команду, и гвардейцы остановили коней.
Капитан Глонти усмехнулся и подмигнул председателю уездной общины, что могло означать только одно: «Вот теперь начинайте, я разрешаю!» Чхетиа всего передернуло: «Ну и наглец этот капитан!»
— Товарищи, господа, братья, от имени правления уездной общины объявляю митинг открытым. На нашу свободную страну напала красная Россия — напала орда. Наш свободный народ в дни роковых испытаний всегда был един. В едином строю боролись против поработителей и стар и млад, мужчины и женщины, старики и даже дети. В едином строю плечом к плечу боролись с врагами крестьянин и помещик, чиновник Р1 купец. И сейчас, в этот роковой час,— мы вместе. Вместе все наши партии: социал-демократы, социал-федералисты, национал-социалисты, народные демократы, эсеры...
— Ух ты, сколько их, сукиных детей! — шепнул Закро Броладзе Бестаеву.— Как это одна большевистская партия справится со столькими партиями?
— Справится. Джамбулат знает — справится,— сказал Бестаев, расплываясь в улыбке.
— Господа, товарищи, я предоставляю слово члену учредительного собрания. Прошу вас, господин Жваниа,— сказал Чхетиа и отступил назад.
Евгений Жваниа подошел к перилам. Послышались хлопки. И опять редкие. Свирепые взгляды Джабы Кобахиа и его дружков никого не испугали.
Член учредительного собрания снял шапку:
— Господа! Война не объявлена, но она уже началась! Вы знаете, что мы, социал-демократы, поборники мира. Мы всегда стремились к миру, но непримиримый враг трудящегося народа, большевистская Россия, коварно напал на нас. Мы защищаем свое отечество. Сейчас мы все — каждый из нас в отдельности и все вместе — должны отказаться от личных и партийных интересов и все, все отдать фронту. Защита родины, несомненно, потребует от нас больших жертв. И каждый из нас не задумываясь должен принести свою жертву на алтарь отечества: кто имуществом, кто трудом, кто кровью. И победа будет за нами. Я хочу вас заверить, друзья, мы ни разу не забывали, что наша партия — социалистическая партия, что ее цель — осуществление социализма, установление социалистического строя.
Джаба Кобахиа и Антимоз Дгебиа переглянулись.
— Ты гляди, какая у них цель,— сказал Джаба.
— Гляжу,— хохотнул Антимоз.
— Вместе с тем наша партия не забывает, что она демократическая партия, что социализма мы достигнем лишь путем демократии, волей большинства народа. Для утверждения власти пролетарского труда мы уже заложили фундамент. Наш народ сейчас на небывалом подъеме — радуется деревня, радуется город, и в это время...
— Радуется! Как бы не так! — пробормотал крестьянин в башлыке.
— Заткнись, паршивец! — прошептал Джаба и схватился за револьвер. — Еще одно слово, и я вышибу из тебя мерзкий ДУХ.
— Таких паршивцев здесь много, Джаба,— сказал купец Антимоз Дгебиа,— из всех дух не вышибешь.
— Да, расплодилось, развелось их, проклятых, тьма-тьмущая...
— Этот в башлыке — Парна Кварацхелиа из Кахети,— прошептал на ухо Джабе полевой сторож Павле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Какое страшное время наступило, люди: брат брату могилу роет,— качая седой головой, сказал пришедший из дальней горной деревушки крестьянин.
Солнце клонилось к закату. Народ перестал прибывать. Миха Кириа вышел на балкон и оглядел собравшихся на площади. «Маловато»,— подумал он, хотя заранее знал, что много народу на этот митинг не соберется. Да и пришедшие ему не понравились. Это были не те, кто пашет и сеет, таких сейчас в толпе раз-два и обчелся.
Кириа еще раз окинул глазом толпу. Маловато пришло. Он вспомнил, какие тут бывали митинги и какое море людское заливало тогда площадь. И какие были тогда веселые, праздничные лица у его земляков. Тогда многие еще верили правительству, его обещаниям.
А сейчас на хмурых лицах стоящих у балкона односельчан Кириа прочел разочарование, недоверие, недовольство. Он хорошо знал людей своей деревни, да и большинство пришедших из других деревень ему знакомы.
Кириа криво, с болью усмехнулся. Что ж, люди начинают понимать, что их обманули. А разве он сам не обманулся в надеждах? Разве он сам не разочаровался во всем?
Миха медленно повернулся к двери — не хотелось ему входить в свой кабинет, он бы с радостью спустился вниз, с радостью слился бы с толпой, затерялся бы в ней. «Но поздно,— сказал себе Кириа.— Опоздал ты, брат. По лености, по беспечности своей опоздал».
За столом в кабинете Кириа сидели Евгений Жваниа, Иродион Чхетиа, Варлам Хурциа, полковник Сардион Анджапариа, капитан Вахтанг Глонти, Аполлон Чичуа — один из владельцев заречной земли. Сейчас Аполлон Чичуа явился в деревню как уполномоченный правительства Грузии, чтобы оказать помощь Евгению Жваниа. Новехонький, элегантный костюм, тонкие лайковые перчатки и брезгливо-надменное выражение лица — таков был с виду этот уполномоченный демократического правительства.
Рядом с Евгением Жваниа, сложив руки на коленях, сидел учитель. Он заметно волновался, был бледен и неразговорчив.
На скамье вдоль стены сидели Калистрат Кварцхава, Еквтиме Каличава и другие члены правления сельской общины. Как только Миха Кириа отворил дверь, все, кроме учителя, вопросительно посмотрели на него.
— Пора начинать, господа! — сказал Кириа.— А то люди, пожалуй, разойдутся... Они уже долго ждут.
Член учредительного собрания, понял это как упрек и с неприязнью посмотрел на Миха Кириа, которого невзлюбил со дня первой встречи. Жваниа достал из кармана жилета золотые часы и пожал плечами. Он считал себя человеком аккуратным и точным, но предпочитал сам распоряжаться своим временем. И чтобы какой-то Кириа... Но сейчас не до личных обид и амбиций.
— Начнем, господа,— сказал Жваниа и первым вышел на балкон. За ним последовал уполномоченный правительства Аполлон Чичуа, потом представитель уездной общины Чхетиа, а затем уже по одному, по старшинству — все остальные. Последним вышел Миха Кириа. Ох, если можно было бы не входить.
Кое-кто на площади зааплодировал, правда, негромко и не спеша. Зато Джаба Кобахиа и его дружки захлопали оглушительно, подняв над головой — чтобы все видели — руки и бросая свирепые взгляды на тех, кто не аплодировал.
Евгению Жваниа сразу бросилось в глаза, что народу собралось немного. Плохо, конечно, но могло быть хуже, могли и эти не прийти.
Иродион Чхетиа тоже огорчился, увидев, как мало собралось людей. Но что делать? Ему поручено открыть митинг, и он его откроет. Чхетиа оперся обеими руками о перила балкона и только было раскрыл рот, чтобы начать речь, как увидел, что с главной улицы на площадь выезжает на рысях отряд гвардейцев во главе с офицерами Аршба и Гардабхадзе.
Лейтенант Аршба подал какую-то команду, и гвардейцы остановили коней.
Капитан Глонти усмехнулся и подмигнул председателю уездной общины, что могло означать только одно: «Вот теперь начинайте, я разрешаю!» Чхетиа всего передернуло: «Ну и наглец этот капитан!»
— Товарищи, господа, братья, от имени правления уездной общины объявляю митинг открытым. На нашу свободную страну напала красная Россия — напала орда. Наш свободный народ в дни роковых испытаний всегда был един. В едином строю боролись против поработителей и стар и млад, мужчины и женщины, старики и даже дети. В едином строю плечом к плечу боролись с врагами крестьянин и помещик, чиновник Р1 купец. И сейчас, в этот роковой час,— мы вместе. Вместе все наши партии: социал-демократы, социал-федералисты, национал-социалисты, народные демократы, эсеры...
— Ух ты, сколько их, сукиных детей! — шепнул Закро Броладзе Бестаеву.— Как это одна большевистская партия справится со столькими партиями?
— Справится. Джамбулат знает — справится,— сказал Бестаев, расплываясь в улыбке.
— Господа, товарищи, я предоставляю слово члену учредительного собрания. Прошу вас, господин Жваниа,— сказал Чхетиа и отступил назад.
Евгений Жваниа подошел к перилам. Послышались хлопки. И опять редкие. Свирепые взгляды Джабы Кобахиа и его дружков никого не испугали.
Член учредительного собрания снял шапку:
— Господа! Война не объявлена, но она уже началась! Вы знаете, что мы, социал-демократы, поборники мира. Мы всегда стремились к миру, но непримиримый враг трудящегося народа, большевистская Россия, коварно напал на нас. Мы защищаем свое отечество. Сейчас мы все — каждый из нас в отдельности и все вместе — должны отказаться от личных и партийных интересов и все, все отдать фронту. Защита родины, несомненно, потребует от нас больших жертв. И каждый из нас не задумываясь должен принести свою жертву на алтарь отечества: кто имуществом, кто трудом, кто кровью. И победа будет за нами. Я хочу вас заверить, друзья, мы ни разу не забывали, что наша партия — социалистическая партия, что ее цель — осуществление социализма, установление социалистического строя.
Джаба Кобахиа и Антимоз Дгебиа переглянулись.
— Ты гляди, какая у них цель,— сказал Джаба.
— Гляжу,— хохотнул Антимоз.
— Вместе с тем наша партия не забывает, что она демократическая партия, что социализма мы достигнем лишь путем демократии, волей большинства народа. Для утверждения власти пролетарского труда мы уже заложили фундамент. Наш народ сейчас на небывалом подъеме — радуется деревня, радуется город, и в это время...
— Радуется! Как бы не так! — пробормотал крестьянин в башлыке.
— Заткнись, паршивец! — прошептал Джаба и схватился за револьвер. — Еще одно слово, и я вышибу из тебя мерзкий ДУХ.
— Таких паршивцев здесь много, Джаба,— сказал купец Антимоз Дгебиа,— из всех дух не вышибешь.
— Да, расплодилось, развелось их, проклятых, тьма-тьмущая...
— Этот в башлыке — Парна Кварацхелиа из Кахети,— прошептал на ухо Джабе полевой сторож Павле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44