.. ваш благ... господин капитан,— выпалил взводный и вытянулся перед капитаном. Безбородое лицо его было по уши в грязи, одежда тоже. Весь мокрый, заляпанный, этот тощий карлик похож на голодную крысу. По-крысиному настороженный и готовый к прыжку, он скалит мелкие острые зубы.— Заканчиваем, господин капитан. Вот-вот закончим.— Взводный обернулся к гвардейцам:— Пошевеливайтесь, чтоб вас... Эй, ты, русский, что ты все кобылу оглаживаешь, как влюбленный,— крикнул он Орлову и, отодвинув его плечом, ударил кулаком по глазам лошади, которую тот ласкал. — Гей! — крикнул Сиордиа бабьим пискливым голосом лошадям и четырем гвардейцам позади экипажа. Что-то хрустнуло в экипаже и звякнуло, но выбоина, в которой он застрял, осталась позади. Теперь коляска катилась по сравнительно ровной дороге. Взводный Татачиа, размахивая руками, бежал рядом с экипажем. — Вот вам, господа, дорога! Гладкая, как зеркало, дорога! Ездите себе сколько душе угодно, господа! — кричал Татачиа сидящим в экипаже и в эти минуты еще больше стал похож на крысу.
— Дорога!— презрительно усмехнулся Евгений Жваниа.— И это у вас называется дорогой! На плохую дорожку стали вы, Кириа.
Кириа вздохнул. Он выехал навстречу Евгению Жваниа, чтобы оказать ему уважение, а тот... При встрече Жваниа даже не ответил на приветствие Миха Кириа и за все время ни разу не поглядел на него.
Евгению Жваниа еще вчера доложили о стычке гвардейцев с крестьянами на заречном поле Чичуа и о пьяном дебоше, учиненном гвардейцами в школе.
— Подумать только, храм просвещения, нравственности и чистоты вы превратили в казарму, устроили там гнусную попойку,— не выдержал Жваниа, когда экипаж поравнялся со школой.
— Что мне было делать, господин Жваниа,— сказал Миха Кириа.— Гвардия пришла к нам с пушками, и, чтобы спасти деревню, мы встретили ее хлебом-солью.
— И эту позорную оргию вы называете хлебом-солью?!
— Я выставил обычное угощение.
Лошади несли экипаж по ухабистой грязной дороге во весь опор. По левую сторону экипажа ехал Глонти на своем скакуне, по правую бежал кривоногий карлик Татачиа Сиордиа. Его все время обдавало водой и грязью из-под колес экипажа, но взводный не обращал на это внимания.
— Гей! Дорога как зеркало! Ездите сколько вашей душе угодно! — выкрикивал взводный Татачиа Сиордиа.
Давно перевалило за полночь. Над деревней впервые за последнее время ясное звездное небо.
Деревня спала.
Тишину нарушало фырканье и позвякивание подков лошадей, привязанных к плетню. Дом и двор правления сельской общины охраняли гвардейцы. Лагерь со школьного двора Глонти благоразумно перевел сюда. Гвардейцы спят в своих палатках... Бодрствуют, как это и положено, только дневальный и часовые. Не спит и взводный Татачиа Сиордиа. Он неустанно снует по балкону вдоль освещенных окон общинной конторы.
Откуда-то с дороги доносится песня аробщика.
У ворот стоят в карауле Юрий Орлов и Закро Броладзе.
— Слышишь, аробщик будто плачет,— сказал Броладзе.
— Будто поет о печали народа,— сказал Орлов.
— Да, о печали, о печали народа. А мы защищаем вот этих,— сказал Броладзе и кивнул на окна конторы.
В кабинете председателя общины за длинным столом и на скамье вдоль стены сидели председатель уездной общины Иродион Чхетиа, начальник уездного военного ведомства Варлам Хурциа, Миха Кириа, Калистрат Кварцхава, Еквтиме Каличава и еще несколько разбуженных среди ночи и перепуганных этим членов правления общины. Тут же был и капитан Глонти. Все глядели на Евгения
Жваниа, а он стоял во главе стола и смотрев на собравщихся сверху — чуть сверху, и потому, что он стоял, а остальные сидели, и потому, что у него такой взгляд. У Жваниа чуть морщинистое, но чем-то привлекательное лицо, римский нос и светлые глаза. На первый взгляд это было лицо человека, чем-то взволнованного и настороженного, но, присмотревшись, можно было увидеть лицо обманувшегося в надеждах, разочарованного, свыкшегося с поражениями уже немолодого мужчины.
— Судьба нашего отечества висит на волоске,— говорил Жваниа.— Большевистская Россия готовится напасть на Грузию.— Жваниа делал большие паузы, чтобы отдышаться и чтобы выиграть время для обдумывания последующей фразы. Делал он это с таким мастерством, что казалось, будто эти паузы вызваны какими-то очень глубокими переживаниями.— Главари этого дела, изменники нашего народа, продавшие свою родину Сталин, Орджоникидзе, Махарадзе, Орахелашвили, Цхакая и их приспешники, грузинские большевики, называют нас, истинных социал-демократов, лакеями империализма, предателями, тогда как они сами только презренные лакеи Ленина, сами продают родину и кому — варварской красной России! Они хотят «освободить» грузинского крестьянина, грузинского рабочего. Вы слышите, товарищи?! Это невиданный цинизм...
Песня аробщика слышалась все ближе и ближе.
— Нам говорят, что мы защищаем Грузию,— сказал Броладзе Юрию Орлову.— Нет, Юрий, судьба Грузии решена. А мы защищаем призрак, обманываем самих себя... Защитники Грузии, мы плетками и прикладами сгоняем ее народ с земли.
— Говорят, народ уже не верит своему правительству,— сказал Орлов.
— Сегодня в Грузии никто ни во что не верит. Правительство не верит народу и армии, а народ и армия — правительству. Мы живем как призраки, Юрий.
Оба умолкли, прислушиваясь к песне.
— И в России поют вот так же печально. Был у нас там сосед Андрей Степанович, запоет, бывало, так, поверишь, слез нельзя было сдержать.— Юрий помолчал немного и продолжал: — У моего отца тоже не было своей земли, Закро. Он ее у помещика арендовал. Да и какая это была
земля — тощая, неродящая. А помещику давай, ему дела нет, уродило или не уродило... Пухли мы от голода, не вынес отец этого, мне было десять лет, когда он решил искать счастья в чужих краях. Приехали мы всей семьей к вам в Грузию, поселились в Кахети, но и в Кахети земля помещичья. Хорошая, правда, земля, щедрая, но чужая... Эх, Закро, наша крестьянская доля везде одинакова.
Член учредительного собрания надел очки.
— От большевиков можно ждать чего угодно. Сейчас в мире немало таких, что боятся большевистской России. Но нас Россия не запугает. Слышите, товарищи?! Нет, не запугает! Мы решили объявить всеобщую мобилизацию. Как говорили наши предки, каждый, кто носит шапку, должен пойти в ополчение. Грузия — страна Вахтанга Горгасала, Давида Строителя, царицы Тамар, Георгия Блистательного, Цотне Дадиани, Ираклия Второго. Вспомните, как бывало в нашей истории,— на одного грузина, случалось, нападало сто врагов, и все же грузины побеждали. Победим и мы. Народ не меняется, его дух, его сила, его любовь к родине непреходящи. Слышите, товарищи?!
Евгения Жваниа слушали со вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Дорога!— презрительно усмехнулся Евгений Жваниа.— И это у вас называется дорогой! На плохую дорожку стали вы, Кириа.
Кириа вздохнул. Он выехал навстречу Евгению Жваниа, чтобы оказать ему уважение, а тот... При встрече Жваниа даже не ответил на приветствие Миха Кириа и за все время ни разу не поглядел на него.
Евгению Жваниа еще вчера доложили о стычке гвардейцев с крестьянами на заречном поле Чичуа и о пьяном дебоше, учиненном гвардейцами в школе.
— Подумать только, храм просвещения, нравственности и чистоты вы превратили в казарму, устроили там гнусную попойку,— не выдержал Жваниа, когда экипаж поравнялся со школой.
— Что мне было делать, господин Жваниа,— сказал Миха Кириа.— Гвардия пришла к нам с пушками, и, чтобы спасти деревню, мы встретили ее хлебом-солью.
— И эту позорную оргию вы называете хлебом-солью?!
— Я выставил обычное угощение.
Лошади несли экипаж по ухабистой грязной дороге во весь опор. По левую сторону экипажа ехал Глонти на своем скакуне, по правую бежал кривоногий карлик Татачиа Сиордиа. Его все время обдавало водой и грязью из-под колес экипажа, но взводный не обращал на это внимания.
— Гей! Дорога как зеркало! Ездите сколько вашей душе угодно! — выкрикивал взводный Татачиа Сиордиа.
Давно перевалило за полночь. Над деревней впервые за последнее время ясное звездное небо.
Деревня спала.
Тишину нарушало фырканье и позвякивание подков лошадей, привязанных к плетню. Дом и двор правления сельской общины охраняли гвардейцы. Лагерь со школьного двора Глонти благоразумно перевел сюда. Гвардейцы спят в своих палатках... Бодрствуют, как это и положено, только дневальный и часовые. Не спит и взводный Татачиа Сиордиа. Он неустанно снует по балкону вдоль освещенных окон общинной конторы.
Откуда-то с дороги доносится песня аробщика.
У ворот стоят в карауле Юрий Орлов и Закро Броладзе.
— Слышишь, аробщик будто плачет,— сказал Броладзе.
— Будто поет о печали народа,— сказал Орлов.
— Да, о печали, о печали народа. А мы защищаем вот этих,— сказал Броладзе и кивнул на окна конторы.
В кабинете председателя общины за длинным столом и на скамье вдоль стены сидели председатель уездной общины Иродион Чхетиа, начальник уездного военного ведомства Варлам Хурциа, Миха Кириа, Калистрат Кварцхава, Еквтиме Каличава и еще несколько разбуженных среди ночи и перепуганных этим членов правления общины. Тут же был и капитан Глонти. Все глядели на Евгения
Жваниа, а он стоял во главе стола и смотрев на собравщихся сверху — чуть сверху, и потому, что он стоял, а остальные сидели, и потому, что у него такой взгляд. У Жваниа чуть морщинистое, но чем-то привлекательное лицо, римский нос и светлые глаза. На первый взгляд это было лицо человека, чем-то взволнованного и настороженного, но, присмотревшись, можно было увидеть лицо обманувшегося в надеждах, разочарованного, свыкшегося с поражениями уже немолодого мужчины.
— Судьба нашего отечества висит на волоске,— говорил Жваниа.— Большевистская Россия готовится напасть на Грузию.— Жваниа делал большие паузы, чтобы отдышаться и чтобы выиграть время для обдумывания последующей фразы. Делал он это с таким мастерством, что казалось, будто эти паузы вызваны какими-то очень глубокими переживаниями.— Главари этого дела, изменники нашего народа, продавшие свою родину Сталин, Орджоникидзе, Махарадзе, Орахелашвили, Цхакая и их приспешники, грузинские большевики, называют нас, истинных социал-демократов, лакеями империализма, предателями, тогда как они сами только презренные лакеи Ленина, сами продают родину и кому — варварской красной России! Они хотят «освободить» грузинского крестьянина, грузинского рабочего. Вы слышите, товарищи?! Это невиданный цинизм...
Песня аробщика слышалась все ближе и ближе.
— Нам говорят, что мы защищаем Грузию,— сказал Броладзе Юрию Орлову.— Нет, Юрий, судьба Грузии решена. А мы защищаем призрак, обманываем самих себя... Защитники Грузии, мы плетками и прикладами сгоняем ее народ с земли.
— Говорят, народ уже не верит своему правительству,— сказал Орлов.
— Сегодня в Грузии никто ни во что не верит. Правительство не верит народу и армии, а народ и армия — правительству. Мы живем как призраки, Юрий.
Оба умолкли, прислушиваясь к песне.
— И в России поют вот так же печально. Был у нас там сосед Андрей Степанович, запоет, бывало, так, поверишь, слез нельзя было сдержать.— Юрий помолчал немного и продолжал: — У моего отца тоже не было своей земли, Закро. Он ее у помещика арендовал. Да и какая это была
земля — тощая, неродящая. А помещику давай, ему дела нет, уродило или не уродило... Пухли мы от голода, не вынес отец этого, мне было десять лет, когда он решил искать счастья в чужих краях. Приехали мы всей семьей к вам в Грузию, поселились в Кахети, но и в Кахети земля помещичья. Хорошая, правда, земля, щедрая, но чужая... Эх, Закро, наша крестьянская доля везде одинакова.
Член учредительного собрания надел очки.
— От большевиков можно ждать чего угодно. Сейчас в мире немало таких, что боятся большевистской России. Но нас Россия не запугает. Слышите, товарищи?! Нет, не запугает! Мы решили объявить всеобщую мобилизацию. Как говорили наши предки, каждый, кто носит шапку, должен пойти в ополчение. Грузия — страна Вахтанга Горгасала, Давида Строителя, царицы Тамар, Георгия Блистательного, Цотне Дадиани, Ираклия Второго. Вспомните, как бывало в нашей истории,— на одного грузина, случалось, нападало сто врагов, и все же грузины побеждали. Победим и мы. Народ не меняется, его дух, его сила, его любовь к родине непреходящи. Слышите, товарищи?!
Евгения Жваниа слушали со вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44