«Уж не... уж не хочешь ли ты сказать,— думал он,— что в ней что-то есть, в этой задавале, стриженной под мальчишку, в этом скороспелом математическом даровании, в этой худенькой, как подросток, насмешнице, уж не... Тебе еще надо разобраться с той, большеглазой... Тебе надо уплатить по счету самому себе...»
Но было уже поздно... и все это тоже должно бы войти в сцену демонстрации на ПомерАплац в ветреный мартовский день. И так как вы, киношники, неспособны уместить на ваших кинолентах все эти разнообразные слова, а тем более чувства, мысли, запахи, я еще раз решительно вам советую: бросьте-ка лучше эту затею!
— Наконец-то,— сказал Роберт Рибенламу, который осторожно сел на стул, стоящий против Роберта,— только зря ты крадешься на цыпочках, я не сплю, это у меня просто вид такой.
— Здорово, Роберт,— сказал Рибенлам.— Что привело тебя в наш городок?
— Чистая сентиментальность.
Они пожали друг другу руки, и Роберт рассказал ему о предстоящей речи и задуманной серии статей.
— У тебя не сохранилось никакой связи с факультетом? — спросил он.
— Из студентов я никого теперь не знаю. Последний мой выпуск был в прошлом году, а из товарищей по работе остался один Мейбаум. Но с ним мы никогда не были близки.
— А теперь ты заведующий районным отделом народного образования? — улыбнулся Роберт.— Нравится тебе это дело?
— Нравилось, но я уже целый год как на другой работе. Встань навытяжку: перед тобой заведующий областным отделом школ. Я приехал сюда по делу.
— Черт возьми,— сказал Роберт,— широко шагаешь. Может быть, ты еще и штудиенрат?
— Бери выше. Оберштудиенрат,— ответил Рибенлам.— Я педагогическое светило. Ты что же, не знал этого? /
— Да уж откуда мне? А может, я у тебя когда-то учился? Рибенлам усмехнулся:
— Верно. Я об этом иногда вспоминаю, читая твои статьи. Тогда я вздыхаю и задаю себе вопрос: «И где только была его голова в те времена?»
— Итак, ты теперь заведующий областным отделом и оберштудиенрат,— констатировал Роберт.— Да здравствует умелое распределение кадров! А у нас ведь немало вышло деятелей. Передовик Бланк — какая-то крупная шишка в совете народного хозяйства. Ирмхен Штраух — тоже какой-то деятель от педагогики. Якоб Фильтер — главный лесничий или что-то в этом роде. Уж не особый ли это немецкий путь развития—«республика деятелей»?
— Все шуточки,— сказал Рибенлам,— а ты не отделался от своих дурных привычек. Да, можешь пополнить свой перечень: Хелла Шмёде — деятель медицины, недавно заменила доктора Гропюна в тубдиспансере, он что-то немного расклеился. Она, правда, не с нашего факультета, но, помнится, тогда вы с ней водили компанию.
— Да, особенно Квази. Рибенлам поглядел на часы:
— Немного времени у меня еще есть, а потом, придется пойти на заседание. Обмен опытом, тут ведь только и делают, что экспериментируют. Как думаешь, запах водки выдохнется?
— Может, у них есть зубровка, она пахнет, как вальдмейстерский лимонад. Так, значит, тут много экспериментируют? И всерьез?
Рибенлам заказал зубровку и спросил:
— Что значит «всерьез»? Ты, наверно, уже забыл, что самый смелый педагогический эксперимент всех времен произошел именно здесь? Эксперимент под названием «Воспитание Роберта Исваля»?
— Нет, не забыл,— сказал Роберт.— Только мне не совсем ясны его результаты.
— Не всегда все удается,— сказал Рибенлам.— Но школы в нашем районе самые лучшие. Выпьем за них! И вообще за этот городок.
— Почему бы не выпить? Выпьем.
— Исваль, ты задавала.
— Это твое личное мнение или цитата?
— И то и другое. Что уж к тебе прилипло, то твое. Кто же это приклеил тебе такое милое словечко?
— Сначала Вера, потом Хайду к, а потом и все подхватили. Я и сам не знаю почему.
— Так и не знаешь?
— Так и не знаю. Налить еще «лимонаду»?
— Да нет, лучше не надо. Теперь я выпью крепкого кофе. Серьезно, у нас есть все основания обвести золотой рамочкой название этого города. Почему? Да потому, что все мы здесь многому научились. А это самое лучшее, что вообще можно сказать о каком-либо городе.
— Ты энтузиаст.
— Да, энтузиаст. Ну и что же? Без этого в моей профессии не обойтись. Я всегда подсмеивался над Вельшовом и над его пунктиком насчет неучей — да будет ему земля пухом,— но что касается вашего уровня, то вы сюда и впрямь поступили темными, неучеными, и разве не здорово мы вас тут обработали? Теперь вы всевозможные деятели во всех отраслях знаний и сами делаете историю.
— Ну уж историю!..
— А что же еще? Кто построил семивратные Фивы? Забыл, что ли?
— Нет, насчет этого ты нас здорово вышколил, потому-то ты теперь и заведуешь областным отделом школ. Но вот с тех пор, как я получил телеграмму Мейбаума, у меня не выходит из головы эта речь. Я знаю, от меня ждут чего-то эпического, а мне приходит в голову одно только смешное.
— Что ж тут удивительного, у вас есть все основания смеяться.
— Ты имеешь в виду эдакий белозубый хвастливый смех победителей: «Ага, уж теперь-то мы деятели!»
— Вот именно. А что тебя тут задевает? Если ты не хочешь держать речь, откажись от поручения. Тогда ты будешь сидеть в актовом зале, скрестив на груди руки, и слушать кого-нибудь другого. Да еще твердить про себя, что ты сказал бы гораздо лучше.
— Давай-давай! Скажи мне еще «интеллигент».
— Нет уж, поостерегусь. Это, пожалуй, недостаточно оригинально. Теперь так говорит всякий, кто хочет помоднее выругаться. Может, пойдешь со мной на конференцию учителей? По крайней мере увидишь, что у других есть свои заботы. В педагогике сейчас происходит не меньше потрясений, чем в Африке. Вдруг тебя это увлечет, и ты станешь учителем.— Рибенлам снова взглянул на часы и заметил: — Ну, мне пора. Я живу тут у нашего Фукса. Будет время — заходи вечером, не то я как-нибудь загляну к тебе в Берлине. А пиво у тебя есть в погребах?
— Нет, но зато магазин в двух шагах. Слушай, я был бы очень рад, и Вера тоже.
— А, Вера Бильферт, швея! Передай ей привет. Мне всегда хотелось ее разок поцеловать, но ваша проклятая мораль... Вы так строго следили, ты и Герд Трулезанд.
— Да, он тоже. Ну, если б я знал, что и ты на нее заглядываешься...
— Тогда ты предложил бы послать меня учиться во Вьетнам и женить на Ирмхен Штраух, а? Э, нет, брат, это бы не прошло. Я уже выучился, и потом, посмотри на мою лысину. Ну ладно, Роберт, будь здоров. Передавай привет Вере, я зайду как-нибудь, если угостишь пивом.
— Будь здоров,— сказал Роберт,— пропесочь там как следует своих педагогов.
Рибенлам пошел за пальто, и, когда он, уже направляясь к выходу, проходил мимо столика Роберта, тот спросил:
— А ты правда не знаешь, что случилось с Квази?
— А ты меня разве об этом спрашивал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116