— Лола,— крикнул Хайдук,— зайди-ка! — И когда она вошла, попросил: — Прочти им абзац о недоверии и бдительности.
Лола взглянула на листок бумаги, который держала в руке, и прочла:
— «Дорогие товарищи, недоверие отравляет атмосферу, бдительность очищает ее. Бдительный человек внимательно наблюдает, точно рассчитывает и думает, думает, думает, всегда задается вопросом о возможных последствиях того или иного шага, но всегда движется — иногда назад, иногда в сторону, но в целом — всегда вперед. Бдительность присуща храбрым. Недоверие— удел трусов. Недоверие стреляет по призракам, попусту растрачивая боеприпасы. А подобные действия строго наказуемы».
Лола положила листок перед Хайдуком для подписи и напомнила:
— Через десять минут начинается заседание по вопросам учета в сельском хозяйстве, а с крестьянами лучше быть точным.
* Ясно? (исп.)
— Знаю. Мы уже кончаем.— И когда секретарша ушла, он продолжал: — Не стану приписывать себе чужие заслуги. Этот текст — своего рода наследство. Он взят, во всяком случае смысл его, из приказа по внутренней службе нашей бригады. А указание о боеприпасах следовало тогда понимать буквально.
— По бригаде? Ты был в Испании?
— Был. Teniente* Хайдук— звучит, а? Тогда я по пятьдесят раз отжимался, честное слово.
— Здорово,— восхитился Трулезанд,— а ты не сделаешь у нас доклад? Мы бы это квази организовали.
Роберт изумленно посмотрел на Трулезанда, а Трулезанд, казалось, сам удивился своим словам, потом они дружно рассмеялись, и Трулезанд сказал:
— Извини, мы тут вспомнили кое-что.
— Claro,— ответил Хайдук,— но доклада я делать не буду. Рассказать — да, расскажу как-нибудь. А теперь идите. Слышите, как Лола по столу барабанит?
В приемной шестеро посетителей уже ждали, рассуждая о приросте поголовья свиней и крупного рогатого скота. В университетской столовой Трулезанд вспомнил об их рассуждениях.
— Мешай не мешай ложкой в супе, ни свинины, ни говядины не выловишь, булькает — и только. Потому, наверно, и называется бульон, да?
— Кто его знает. Да, собственно, что нам до того — ведь тут бульоном и не пахнет. Вон фрейлейн Шмёде идет, ты у нее <.проси. Она наверняка во французском сильна.
Медичка села рядом с Робертом, достала из портфеля клеенча-i ый пакет, вынула из него и положила рядом с тарелкой серебряную ложку, развернула салфетку.
— Приятного аппетита.
— Спасибо, и вам также,— ответил Роберт.— А салфетка помогает? С ней что, вкуснее?
— Ничего ты не понимаешь,— вмешался Трулезанд.— Салфетка на тот случай, если фрейлейн Шмёде прольет супчик: пятна — ужасная гадость.
Невозмутимо доедая суп, Хелла спросила:
— А как себя чувствует господин Рик?
— Кто? А, господин Рик... господин Рик чувствует себя превосходно. Правда, он еще ощущает слабость, но вот Трулезанд снесет ему этот комбикорм, и тогда его, пожалуй, в кровати не удержишь.
— А вы успеете после этого на занятия?
Лейтенант (исп.).
— Claro,— ответил Трулезанд.— Claro — по-испански значит «ясное дело», у нас есть знакомый, он знает испанский, был бойцом интербригады, если вы что-нибудь про нее слыхали.
— Да уж откуда мне! Но вот что касается супа для господина Рика, то, если хотите, я захвачу его с собой, мне все равно в ту сторону.
Трулезанд снял со спинки своего стула посудину Рика и высоко взмахнул ею над столом. Это был старый почерневший красноармейский котелок, весь во вмятинах, с толстой проволочной ручкой и слишком большой эмалированной крышкой.
— Внимательно взгляните прежде на этот сосуд. Еще не раздумали?
— Нет, не раздумала,— подсказал Роберт,— его можно накрыть салфеткой.
Хелла взяла котелок и, повернувшись к Роберту, сказала:
— Терпеть вас не могу.
— Это все женщины поначалу так.
— Талоны на обед у вас, господин Трулезанд?
— Claro. Но я сам схожу за супом. Только вот...
— Что только?
— Нам надо кое-что передать Рику. Квази, то бишь господин Рик, ждет от нас известий...
— А мне их можно доверить?
— Нет, но собственно говоря, да. Как ты считаешь, Роберт, можно их доверить? Я считаю, можно. Ведь речь идет о доверии. Дело вот в чем: пациент может быть спокоен, все bueno, то есть в порядке.
— И это все?
— Все. И еще привет от его amigos*.
— Хорошо.
Хелла Шмёде поднялась было, но Трулезанд попросил ее обождать, пока он принесет суп. Она сидела, глядя в одну точку, а Роберт, подперев ладонью щеку, нагнулся к ее уху и шепнул:
— Так вы меня совсем-совсем больше не любите? Она встала и пошла к раздаточному окошку.
— Да что ты к ней привязался? — спросил Трулезанд, вернувшись.— Она ведь не вредная. Раз уж согласилась с этой посудиной по городу шагать, значит, наверняка не вредная.
— Салфеточка,— ответил Роберт,— серебряная ложечка, а где же вазочка с водичкой для пальчиков? Да-да, у них это заведено, а когда окунают в нее ручки, кажется, сейчас на пианино играть
* Друзей (исп.).
начнут. Ингина мамаша тоже так делает. Трулезанд весело ухмыльнулся.
— Хочешь, я тебя сейчас научно разоблачу?
— Давай-давай.
— Я буду опираться на доклад, который назывался: «Человек и окружающие его условия». Ну, название-то ничего никому не говорит, но сам доклад был убедительный. Я уж не помню, как там все по порядку, но одно нам стало ясно: как бы человек ни поступал, он поступает так не с бухты-барахты. На все есть причина. А если кто ведет себя чудно, то и для этого есть научное объяснение. Если, к примеру, человек лупит своих младенцев, хоть они пикнуть не смеют, так это, может, оттого, что он жены боится. Может, она сильнее или по вечерам всегда усталая, ну и все такое... понял?
— Про доклад-то понял, но при чем тут фрейлейн Шмёде?
— А вот при том. Она и есть те младенцы, которых ты лупишь.
— Она — те младенцы, которых я... а кто же тогда... хм... Трулезанд быстро встал:
— Вон Вера и Роза, спрошу-ка я у них про биологию.— Он пересек зал и крикнул: — Эй, девочки!
Роберт угрюмо взглянул на чужого студента, тотчас севшего на освободившееся место, и стал задумчиво рассматривать свой ( уп. «И не поздоровается, зазнайка эдакий,— подумал Роберт.— (Серебряные ложки с собой таскать умеют, а здороваться не умеют. Нет, у него, оказывается, ложка оловянная, но здороваться и он не умеет. Даже дурацкий свой берет не снял, зазнайка несчастный, а-а наконец-то, самое время, у нас небось сеанс телепатии, а он не иначе ясновидец, только ясновидец может догадаться, что за столом береты снимают. Сегодня тут, кажется, одни ясновидцы собрались, и Трулезанд тоже из их братии. И какое ему дело, каких младенцев я луплю и почему, и что он ко мне привязался со своими психовыкрутасами и дурацкими полупереваренными докладами о человеке в определенных условиях, когда я дразню Шмёде ее серебряной ложкой? Может, он влюбился в нее, может, чувствует колики в животе, как взглянет на нее,— надо его предупредить, надо ему сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116