И тут за спиной Манве раздался новый голос, мягкий и красивый:
- Позволь мне, о Великий!
Манве обернулся - и встретился взглядом с непроницаемо-темными
глазами Курумо, самого искусного ученика Ауле.
- Позволь мне, - склонившись перед Королем Мира вкрадчиво повторил
Майя. И Манве милостиво кивнул.
Он не ушел сразу, Манве, младший брат Мелькора. Он смотрел, как
приводится в исполнение его приговор. Он все еще надеялся услышать
униженные мольбы о пощаде. И - не услышал их.
Не услышал даже стона.
"Что мне бояться его? Он скован и беспомощен, он ничего не может
сделать. Я исполню приказ Короля Мира, и он увидит, что я равен Ауле, а
бесстрашием даже превосхожу его... У Манве долгая память; он не забудет
этого, и велика будет награда моя. А цена не велика. Да, верно, работа не
из приятных, но такова воля Короля Мира, и я исполню ее - я, Курумо,
сильнейший и величайший из Майяр! М королем Майяр стану я, как Манве -
Король Валар!
Но когда Курумо приблизился к Мелькору, примериваясь, как лучше
начать работу, ему показалось, что взгляд Проклятого пронзил его, как
клинок.
Глаза, обжигающие огнем и пронизывающие холодом.
Глаза, видящие незримое другим, проникающие в глубины сердца, в самые
сокровенные мысли.
Глаза, которым открыто прошлое и будущее.
Всевидящие глаза.
И, чтобы подавить ужас, охвативший его, Курумо заговорил - зло,
ненавистно, безудержно:
- Ну что же, Враг Мира? Страшно? Проси о пощаде, умоляй, ползай на
брюхе, как побитый пес - может, тебя еще и пощадят! Воистину, ты - раб
Валар! Как ошейник - не беспокоит? Скажи-ка, всевидящий, а такой конец
своего пути ты предвидел? Теперь-то уж ты заплатишь за все. Довольно мы
возились с тобой, слишком уж много ты видел - посмотрим, что сможешь ты
увидеть теперь! Что ж ты молчишь? Язык отнялся от страха? Зови своих
прислужников - а вдруг они спасут тебя? Или струсят, как твой раб Саурон?
Ведь он бежал, бросил тебя, и сейчас отсиживается где-нибудь, и смеется
над тобой, и нет ему до тебя дела! Ничего, и он тоже еще приползет к нам,
будет вымаливать прощение, ноги целовать - жаль, вот только ты этого не
увидишь! Ты же считаешь себя равным Единому - ну, так яви свое могущество,
освободись от цепей - и весь мир будет у твоих ног! Не можешь? Почему?
Молчишь? А-а, гордость не позволяет разговаривать с нами, ничтожными: ты
же как-никак Властелин Мира! Ведь ты так себя называл? Надеюсь, корона
пришлась в пору тебе? Ты доволен? Ну, отвечай! Молчишь? Ничего, ничего,
сейчас заговоришь - я заставлю тебя!
"Глаза... какая боль!.. Глаза мои... Я ничего не вижу... Я ослеп...
Неужели мало того, что они уже сделали со мной... Как... больно..."
Падение в стремительный затягивающий водоворот черной раскаленной
пустоты, жгучей пылающей боли...
Они мстили ему - мстили с беспощадной трусливой жестокостью -
беспомощному, полумертвому.
"Арда... Я никогда не смогу вернуться: вне жизни - вне смерти -
скованный - слепой... Слепой?! Вот она, кара... самая страшная: не видеть,
никогда не увидеть больше этот несчастный, жестокий, проклятый,
благословенный мир... какая боль... не видеть... не видеть... Нет!!"
И любовь к этому миру, бившаяся в истерзанном сердце Возлюбившего,
оказалась сильнее боли, сильнее слепоты. И он снова прозрел.
Курумо отскочил в сторону, лицо его передернулось: кровь Проклятого,
забрызгавшая бело-золотые одежды Майя, жгла его, как жидкое пламя, как
кислота. Он еще раз взглянул на проклятого, наклонившись к его лицу,
словно хотел полюбоваться своей работой - и отшатнулся, не в силах
подавить звериный ужас, не в силах сдержать безумный вопль.
Смотревшие на него пустые страшные кровавые глазницы были - зрячими.
...Его отпустили. Он поднялся сам: никто не помогал ему. Валар
отводили глаза. У Ауле дрожали руки.
Он покинул чертоги Кузнеца и пошел вперед. Он знал, куда идти, и
никто не смел подтолкнуть его - никто не смел коснуться его; он был словно
окружен огненной стеной боли. И тяжелая цепь на его стиснутых в муке руках
глухо мерно звякала в такт шагам.
Выдержать.
Он оступился, но выпрямился и снова пошел вперед.
Не упасть. Не пошатнуться. Выдержать. Не закричать.
Только... Нестерпимо болела голова, сдавленная шипастым беспощадным
раскаленным железом, и из-под венца медленно ползла кровь - неестественно
яркая на бледном лице.
Алмазная пыль забивалась под наручники, обращая ожоги на запястьях в
незаживающие язвы; и страшной издевкой казалась его королевская мантия,
усыпанная сверкающей алмазной крошкой - словно звездная ночь одевала плечи
его. Сияющая пыль была всюду, она налипла на пропитанное кровью одеянье на
груди, и он воистину казался Властелином Мира - в блистающих бриллиантами
черных одеждах, в тускло светящейся высокой короне; и ярче лучей Луны были
седые волосы его.
Стражи и палачи его казались сейчас почтительной свитой Повелителя,
покорно следующей за ним.
И шел он, гордо подняв голову.
Высокий железный ошейник острыми зубцами терзал кожу на шее и
подбородке; он не смог бы опустить голову: даже если бы захотел.
И шел он медленно, как и подобает Властелину.
Боль в разрубленной ноге не отпускала, он ступал словно по лезвиям
мечей, и рвущей болью отдавалось каждое движение, каждый шаг.
И склоняли Валар, и Майяр, и Эльфы головы перед ним.
Никто не смел взглянул в его лицо.
Изуродованный - был он прекраснее любого из них, израненный - сильнее
любого из них, скованный - величественнее любого из них.
Каждый вздох резал легкие: пыль, пыль, пыль...
Равнодушный, немеркнущий, вечный, ослепительный, мертвенный свет,
отвесно падавший вниз, отражавшийся в тысячах крошечных зеркал,
бессчетными иглами впивался в зрячие глазницы.
Выдержать.
Выдержать.
Выдержать.
Внезапно он услышал, как почти беззвучным шепотом кто-то окликнул
его:
- Мелькор...
Здесь он давно уже был для всех Морготом, Черным Врагом Мира. Никто в
Валиноре не называл его - истинным именем. Никто, кроме...
Мелькор замедлил шаг и обернулся на голос.
Властители Душ, Феантури. И рядом - сестра их, Ниенна. Она-то и
окликнула Мелькора. Почему-то хотелось ей взглянуть в глаза ему.
Она вскрикнула и подалась вперед:
- Брат мой...
Воспаленные раны выжженных глазниц в стылой крови.
Мелькор молча отвернулся.
Отворились Врата Ночи и Вечность дохнула в лицо. Оставался последний
шаг. Его никто не подталкивал - слишком близка была вечная Тьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42