Военный суд уволил его из армии.
Эйприл взяла в руки другую вырезку, скрепленную с первой.
— Он был арестован и осужден. Приговор — четыре года тюрьмы. Тут пишут о нем разное, например, что он с честью окончил военную академию в Вест Пойнте и отличился на фронте во время мировой войны, что отец его был весьма уважаемым офицером и прочее.
— Четыре года? — удивилась Дина. — Но ведь они живут здесь почти три года.
— Подожди немного. — Эйприл быстро пробежала глазами третью и последнюю, очень короткую заметку. — Его выпустили под честное слово из тюрьмы.
— Так вот в чем дело! И тогда он сменил фамилию, и они поселились здесь. Впрочем, он выбрал себе красивую фамилию!
— Это, наверное, придумала она: миссис Карльтон Черингтон III! — продекламировала Эйприл. — И, видишь, не оставила своего мужа в несчастье. Интересно, что он сделал с деньгами?
— Наверно, давно истратил.
— На что? — полюбопытствовала Эйприл. — Прошу тебя, попробуй немного подумать, если это тебе по силам. Они поселились здесь сразу же по его освобождении и не могли за это время израсходовать такую сумму. Домик они сняли небольшой и скромный. На себя они тратят — готова спорить — меньше двух тысяч в год. Она вечно ходит в одних и тех же старых платьях. Уборщицы не нанимают даже раз в месяц. Единственное, что они себе позволили, это выращивание прекрасных роз.
— Может быть, у него были карточные долги?
— У него? — поразилась Эйприл. — У мистера Черингтона? То есть у полковника Чандлера? Разве так выглядел бы картежник?
— Да, конечно, — согласилась Дина. — Нет, не имею представления, на что он потратил столько денег. И знаешь, Эйприл, не могу поверить, чтобы такой красивый пожилой джентльмен…
— Да он вовсе не старый. Присмотрись к фото. Пять лет назад ему еще не было пятидесяти. — Эйприл прищурила глаза. — Есть лишь одно объяснение загадки: его шантажировала миссис Сэнфорд.
— Вполне логично, — одобрила Дина и, глядя на кучку разбросанных по одеялу бумаг, добавила — Беремся за работу, Эйприл… Мы не можем здесь сидеть до вечера.
Почти на всех записках, письмах и вырезках наверху стояла фамилия, выписанная мелким острым почерком светло-синими чернилами. Эйприл выбрала пачку бумажек, обозначенную фамилией Дегранж.
Небольшая эта коллекция, посвященная Пьеру Дегранжу, состояла из нескольких писем, подписанных именем Джо и начинающихся словами
"Дорогая Флора".
Письма были написаны на фирменной бумаге одного из нью-йоркских журналов. В них было множество малозначительных личных воспоминаний, например: "Я рад, что ты снова откликнулась…", "Ты помнишь тот великолепный коньяк у Равеля?", "Довольна ли ты своим замужеством?", "Ты не забыла тот прекрасный вечер в Кони Айленд?" И все же из писем легко было выбрать фразы, относящиеся к Пьеру Дегранжу, поскольку кто-то жирно подчеркнул их светло-синими чернилами.
"…Судя по описанию, таинственный художник, о котором ты вспоминаешь, мог быть Арманом фон Хёне, который пару лет назад нелегально проник в нашу страну и с тех пор безуспешно разыскивается полицией… Если это он, то ничего удивительного, что выдает себя за француза. Дело в том, что мать у него — француженка, и сам он воспитывался в Париже. Мы собрали много сведений о нем, относящихся к периоду до его исчезновения с нашего горизонта. Пожалуйста, напиши мне обо всем, что о нем узнаешь. Может быть, получится сенсационный репортаж для газеты…"
В другом письме: "…если этот Дегранж и есть Арман фон Хёне, то он скрывается не от ФБР, а от вражеских агентов, которые давно его ищут, получив задание убрать этого человека. Если это он, то у него были причины отпустить бороду".
В очередном письме: "…да, фон Хёне располагает достаточно большими деньгами. Известно, что, удирая из Европы, он вывез унаследованные от матери драгоценности…"
Потом снова: "…Нет, фотографией фон Хёне не располагаем, хотя его можно опознать по особой примете. На левом предплечье у него тянется шрам от локтя до запястья, след от дуэльного поединка. Если Дегранж окажется разыскиваемым фон Хёне, сразу же напиши мне об этом. Для газеты было бы большим успехом первой раскрыть эту загадку…"
И наконец: "…Жаль, что этот художник, как ты выяснила, не Арман фон Хёне! Я лишился сенсационного репортажа. Но если у него нет шрама на плече, то совершенно ясно, что подозрения были безосновательны".
Эйприл оторвалась от писем.
— Пьер Дегранж пытался попасть на виллу на следующий день после смерти Флоры Сэнфорд. Дина, видела ли ты его когда-нибудь с засученными рукавами?
— Нет, не видела. Но ведь…
— Ясно, как день, — перебила Эйприл. — Пьер Дегранж — это Арман фон Хёне, скрывающийся от вражеских агентов, которым поручено его ликвидировать. Флора Сэнфорд открыла его тайну. Она узнала также, что у него много денег.
— А когда деньги иссякли, — докончила Дина, — она пригрозила, что выдаст его. Тогда он ее застрелил.
— Это ужасно, — вздохнула Эйприл. — Он, видимо, знал, что миссис Сэнфорд располагает какими-то уличающими его письменными свидетельствами. Иначе не пытался бы проникнуть на виллу после убийства. Если он убил ее, значит, был готов на все, чтобы найти и уничтожить эти бумаги. Наверно, не побоялся бы и поджечь дом. Убивать не имело смысла, если в результате убийства не удалось бы избавиться от грозящих разоблачением документов.
— Кажется, ты права, Эйприл. Но я не могу представить этого милого, доброго человека в роли убийцы.
— У него на предплечье шрам от поединка, — напомнила Эйприл.
— Ты так считаешь?
— Положись на меня. Уж я это проверю.
— Каким образом?
— Еще не знаю, но что-нибудь придумаю, — пообещала Эйприл.
Дина отложила в сторону стопку бумаг, касающихся Дегранжа.
— А ведь я была права, — подвела итог Дина. — Миссис Сэнфорд занималась шантажом.
— И ты дошла до этого своим умом! — подтвердила Эйприл. — Гениально! — Мгновение она колебалась, не сказать ли сестре о том, что она тоже угадала правильно и об истории Руперта ван Дэсена, но решила об этом умолчать.
— Это так странно, — удивлялась Дина. — Ведь она много лет жила рядом с нами…
— Каждый живет рядом с кем-нибудь, — возразила Эйприл. — Не стоит расстраиваться только потому, что она умерла. Не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не убили. Когда-то я искала для мамуси статистические данные во "Всемирном альманахе" и узнала, что в 1940 году от рук убийц погибло восемь тысяч двести человек только в Соединенных Штатах. А во всем мире?! Подумай, сколько же человек погибает каждый день?
— Могу подсчитать точно, если найдется карандаш и бумажка.
— Да не стоит, — быстро отказалась Эйприл. — Но перестань огорчаться из-за смерти миссис Сэнфорд. Ты же знаешь, какая она была злая. Помнишь, как она выпроводила нас, когда мы вежливо попросили у нее несколько нарциссов, чтобы украсить ими торт на мамусин день рождения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Эйприл взяла в руки другую вырезку, скрепленную с первой.
— Он был арестован и осужден. Приговор — четыре года тюрьмы. Тут пишут о нем разное, например, что он с честью окончил военную академию в Вест Пойнте и отличился на фронте во время мировой войны, что отец его был весьма уважаемым офицером и прочее.
— Четыре года? — удивилась Дина. — Но ведь они живут здесь почти три года.
— Подожди немного. — Эйприл быстро пробежала глазами третью и последнюю, очень короткую заметку. — Его выпустили под честное слово из тюрьмы.
— Так вот в чем дело! И тогда он сменил фамилию, и они поселились здесь. Впрочем, он выбрал себе красивую фамилию!
— Это, наверное, придумала она: миссис Карльтон Черингтон III! — продекламировала Эйприл. — И, видишь, не оставила своего мужа в несчастье. Интересно, что он сделал с деньгами?
— Наверно, давно истратил.
— На что? — полюбопытствовала Эйприл. — Прошу тебя, попробуй немного подумать, если это тебе по силам. Они поселились здесь сразу же по его освобождении и не могли за это время израсходовать такую сумму. Домик они сняли небольшой и скромный. На себя они тратят — готова спорить — меньше двух тысяч в год. Она вечно ходит в одних и тех же старых платьях. Уборщицы не нанимают даже раз в месяц. Единственное, что они себе позволили, это выращивание прекрасных роз.
— Может быть, у него были карточные долги?
— У него? — поразилась Эйприл. — У мистера Черингтона? То есть у полковника Чандлера? Разве так выглядел бы картежник?
— Да, конечно, — согласилась Дина. — Нет, не имею представления, на что он потратил столько денег. И знаешь, Эйприл, не могу поверить, чтобы такой красивый пожилой джентльмен…
— Да он вовсе не старый. Присмотрись к фото. Пять лет назад ему еще не было пятидесяти. — Эйприл прищурила глаза. — Есть лишь одно объяснение загадки: его шантажировала миссис Сэнфорд.
— Вполне логично, — одобрила Дина и, глядя на кучку разбросанных по одеялу бумаг, добавила — Беремся за работу, Эйприл… Мы не можем здесь сидеть до вечера.
Почти на всех записках, письмах и вырезках наверху стояла фамилия, выписанная мелким острым почерком светло-синими чернилами. Эйприл выбрала пачку бумажек, обозначенную фамилией Дегранж.
Небольшая эта коллекция, посвященная Пьеру Дегранжу, состояла из нескольких писем, подписанных именем Джо и начинающихся словами
"Дорогая Флора".
Письма были написаны на фирменной бумаге одного из нью-йоркских журналов. В них было множество малозначительных личных воспоминаний, например: "Я рад, что ты снова откликнулась…", "Ты помнишь тот великолепный коньяк у Равеля?", "Довольна ли ты своим замужеством?", "Ты не забыла тот прекрасный вечер в Кони Айленд?" И все же из писем легко было выбрать фразы, относящиеся к Пьеру Дегранжу, поскольку кто-то жирно подчеркнул их светло-синими чернилами.
"…Судя по описанию, таинственный художник, о котором ты вспоминаешь, мог быть Арманом фон Хёне, который пару лет назад нелегально проник в нашу страну и с тех пор безуспешно разыскивается полицией… Если это он, то ничего удивительного, что выдает себя за француза. Дело в том, что мать у него — француженка, и сам он воспитывался в Париже. Мы собрали много сведений о нем, относящихся к периоду до его исчезновения с нашего горизонта. Пожалуйста, напиши мне обо всем, что о нем узнаешь. Может быть, получится сенсационный репортаж для газеты…"
В другом письме: "…если этот Дегранж и есть Арман фон Хёне, то он скрывается не от ФБР, а от вражеских агентов, которые давно его ищут, получив задание убрать этого человека. Если это он, то у него были причины отпустить бороду".
В очередном письме: "…да, фон Хёне располагает достаточно большими деньгами. Известно, что, удирая из Европы, он вывез унаследованные от матери драгоценности…"
Потом снова: "…Нет, фотографией фон Хёне не располагаем, хотя его можно опознать по особой примете. На левом предплечье у него тянется шрам от локтя до запястья, след от дуэльного поединка. Если Дегранж окажется разыскиваемым фон Хёне, сразу же напиши мне об этом. Для газеты было бы большим успехом первой раскрыть эту загадку…"
И наконец: "…Жаль, что этот художник, как ты выяснила, не Арман фон Хёне! Я лишился сенсационного репортажа. Но если у него нет шрама на плече, то совершенно ясно, что подозрения были безосновательны".
Эйприл оторвалась от писем.
— Пьер Дегранж пытался попасть на виллу на следующий день после смерти Флоры Сэнфорд. Дина, видела ли ты его когда-нибудь с засученными рукавами?
— Нет, не видела. Но ведь…
— Ясно, как день, — перебила Эйприл. — Пьер Дегранж — это Арман фон Хёне, скрывающийся от вражеских агентов, которым поручено его ликвидировать. Флора Сэнфорд открыла его тайну. Она узнала также, что у него много денег.
— А когда деньги иссякли, — докончила Дина, — она пригрозила, что выдаст его. Тогда он ее застрелил.
— Это ужасно, — вздохнула Эйприл. — Он, видимо, знал, что миссис Сэнфорд располагает какими-то уличающими его письменными свидетельствами. Иначе не пытался бы проникнуть на виллу после убийства. Если он убил ее, значит, был готов на все, чтобы найти и уничтожить эти бумаги. Наверно, не побоялся бы и поджечь дом. Убивать не имело смысла, если в результате убийства не удалось бы избавиться от грозящих разоблачением документов.
— Кажется, ты права, Эйприл. Но я не могу представить этого милого, доброго человека в роли убийцы.
— У него на предплечье шрам от поединка, — напомнила Эйприл.
— Ты так считаешь?
— Положись на меня. Уж я это проверю.
— Каким образом?
— Еще не знаю, но что-нибудь придумаю, — пообещала Эйприл.
Дина отложила в сторону стопку бумаг, касающихся Дегранжа.
— А ведь я была права, — подвела итог Дина. — Миссис Сэнфорд занималась шантажом.
— И ты дошла до этого своим умом! — подтвердила Эйприл. — Гениально! — Мгновение она колебалась, не сказать ли сестре о том, что она тоже угадала правильно и об истории Руперта ван Дэсена, но решила об этом умолчать.
— Это так странно, — удивлялась Дина. — Ведь она много лет жила рядом с нами…
— Каждый живет рядом с кем-нибудь, — возразила Эйприл. — Не стоит расстраиваться только потому, что она умерла. Не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не убили. Когда-то я искала для мамуси статистические данные во "Всемирном альманахе" и узнала, что в 1940 году от рук убийц погибло восемь тысяч двести человек только в Соединенных Штатах. А во всем мире?! Подумай, сколько же человек погибает каждый день?
— Могу подсчитать точно, если найдется карандаш и бумажка.
— Да не стоит, — быстро отказалась Эйприл. — Но перестань огорчаться из-за смерти миссис Сэнфорд. Ты же знаешь, какая она была злая. Помнишь, как она выпроводила нас, когда мы вежливо попросили у нее несколько нарциссов, чтобы украсить ими торт на мамусин день рождения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75