Стоит ему увидеть ее фигуру и волосы, как он захочет того же, что и все остальные. Поэтому она говорит, что высший смысл судьбы состоит в том, чтобы, продолжая переезжать с места на место, они однажды совершенно случайно встретились – там, где ни разу не были.
– Тогда, мы, наверное, даже не узнаем друг друга.
– Конечно, узнаем.
– С какой стати?
– Просто узнаем и все.
– Знаешь, почему мне нравится разговаривать с тобой, Спенсер?
– Потому, что ты млеешь от моего голоса.
– Потому, что мы можем не думать о сексе. Мы можем быть просто друзьями, настоящими друзьями, и ничто нам не мешает.
Иногда, хотя и не часто, между ними повисает молчание.
1/11/93 понедельник 11:48
«Давайте посчитаем» – еженедельный выпуск финансовых новостей. Расчеты по процентным ставкам для долгосрочных государственных ценных бумаг и облигаций, а также немецких бундес-акций существенно различаются. Доходность таких бумаг можно относительно точно посчитать, воспользовавшись согласованным финансовым прогнозом фондового рынка на период ожидаемой инфляции. Чтобы подсчитать реальную доходность долговременных облигаций, требуется быстродействие в миллионы команд в секунду. Для этого следует вычесть значение текущей инфляции из номинального дохода облигаций…
– Вы понимаете хоть что-нибудь?
– Ни слова.
Хейзл поднялась с дивана и выключила телевизор.
– Нужно посмотреть какое-нибудь хорошее кино, – предложил Уильям. – «Капитан торгового судна поклялся отомстить, когда его корабль был потоплен немецкой подводной лодкой в нейтральных водах».
– Простите?
– Ну что-то вроде этого.
Кроме телевизора, в комнате можно увидеть стул и односпальную кровать. На стене висит картина Роуландсона, на которую Хейзл обратила внимание еще раньше. Уильям зашторил окно – единственное напоминание об утреннем кошмаре Уильяма.
– Я надеялась, что мы сможем поговорить.
– О Джессике?
Услышав в очередной раз это имя, Хейзл закатила глаза: ну да, конечно, именно о Джессике она и собиралась поговорить. Особенно хотелось бы знать, какое отношение она имеет к Спенсеру. Если он влюблен в другую, то незачем себя обманывать и будет лучше, если она сразу уйдет. Уйти сейчас имеет смысл еще и потому, что скоро здесь будет Генри Мицуи, или Чокнутый Генри, как она называла его, когда еще он был ее учеником. Спасибо Спенсеру – предупредил.
Она подошла к окну, слегка раздвинула занавески и взглянула на дорогу.
– Ну что же вы, – сказал Уильям, – давайте уж, смелее.
Она помедлила, и Уильям сам подошел к окну и раздвинул занавески до конца. Мрачно посмотрел на серую лондонскую улицу.
– Я боялась, что вас опять хватит приступ страха, – сказала Хейзл.
– Тут же окно, а окно – это как экран телевизора.
– Расскажите мне, что вы видите.
– Несколько машин стоят у обочины. Еще несколько едут. Ходят люди. Магазины. «Распродажа роялей закончилась».
Хейзл перебила его, ей показалось – может, Уильям только что нашел прекрасный способ излечиться от своих страхов. Теперь ему нужно просто выйти на улицу и представить, что все вокруг – картинка на экране телевизора.
– Уже пробовал, – ответил Уильям.
– И?
– Видите – «Распродажа роялей закончилась». Оказалось, между жизнью и телевизором огромная разница.
Хейзл разглядела на улице свою машину, и ей очень захотелось домой, и еще переодеться во что-нибудь более удобное, домашнее. Может, это придаст ей уверенности в себе. Если Дамаск, о котором говорил Спенсер, действительно существует, это хороший знак.
– Помнишь, что ты говорила? – спросил Уильям, надеясь что она помнит. Хейзл не ответила, и Уильям высморкался и вытер нос платком. – О том, как я выходил на улицу, – продолжил Уильям, – о том, что это не такая уж и проблема.
– Да, говорила, ну и что?
– Ты это серьезно?
– Расскажите мне о Спенсере и Джессике.
– Я и тогда не мог, и сейчас не могу. Не знаю, что рассказывать.
– Какая она?
– Вы хотите знать правду?
– Да.
– Она почти идеал.
– Правда?
– Да.
– Ну, это многое объясняет, – сказала Хейзл, не вполне понимая, что именно это может объяснить.
– Он действует вам на нервы, да? – спросил Уильям.
Хейзл наблюдала за двумя подругами, болтающими у музыкального магазина.
– Я бы хотела, чтобы он был со мной полюбезнее.
– Он ничего не говорил вам о Джессике?
– Мне казалось, что если мы проживем этот день вместе, то у нас все получится.
– Я понимаю, – сказал Уильям, – похоже мы с вами выбрали один и тот же день.
– Я не сомневалась, что мы должны хотя бы попробовать.
– Трудно сказать. А вдруг не повезет?
– Может, мне лучше поехать домой? – сказала Хейзл и добавила: – Почему он все время такой испуганный?
К концу этого века все почему-то превращались в ее маму, и это выводило Хейзл из себя. Если бы только Спенсер так не дрожал и не был бы таким жалким и слабым, как человек, который не хочет переходить улицу только потому, что его может сбить машиной. Вот трус.
– Кстати, о Джессике, – начала Хейзл, но на этот раз Уильям не дал ей закончить:
– Вы правда думаете, что я могу выйти на улицу? Кажется, уже никто в это не верит.
– Кто это – «никто»?
– Мой брат, Спенсер. Все говорят, что я не в ладах со временем. Они говорят, что все очень сильно изменилось.
– Далеко не все.
– Но сейчас жизнь стала сложнее, – сказал Уильям. – Опаснее и непредсказуемее.
– В кино – может быть.
– Нет, и в реальной жизни тоже.
– То есть, в газетах.
– Нет, в реальной жизни.
Хейзл не сомневалась в том, что именно имеет в виду Уильям, но соглашаться с ним не собиралась. Конечно, в мире полно гадостей. О них пишут каждый день в газетах, и с этим ничего не поделаешь. Но знать о том, что все это происходит, – намного важнее самих событий. По крайней мере, так думала Хейзл. Иначе как бы жили люди?
– Ты правда можешь помочь мне выйти на улицу? – спросил Уильям. – Ты правда веришь, что у меня получится?
– Я не знаю, – ответила Хейзл. – Боюсь, у меня не так уж много времени. Думаю, мне лучше уйти.
– Не уходи, а?
– Но мне нет смысла оставаться.
– Я хотел рассказать тебе о Джессике, – сказал Уильям, – это важно. Когда я сказал, что она идеал, я, наверное, имел в виду другое. – Он замолчал и наморщил лоб, будто слова, которые он произнес, опять не смогли передать его мысли. – Не то чтобы она не идеал, конечно, но…
Положив обе ладони на голову, он зашагал из одного угла комнаты в другой.
– Вам нехорошо, Уильям?
– Но видишь ли, дело в том, что ее не существует.
– Простите?
– Мы ее придумали. Она лишь частица нашего воображения. Поэтому она – идеал. У нее волосы любого цвета, глаза – тоже. Она высокая, и не очень, умная и тупая как пробка. А поскольку она всегда такая, какой мы хотим ее видеть, она идеальна. Понимаете?
– То есть никакой Джессики не существует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Тогда, мы, наверное, даже не узнаем друг друга.
– Конечно, узнаем.
– С какой стати?
– Просто узнаем и все.
– Знаешь, почему мне нравится разговаривать с тобой, Спенсер?
– Потому, что ты млеешь от моего голоса.
– Потому, что мы можем не думать о сексе. Мы можем быть просто друзьями, настоящими друзьями, и ничто нам не мешает.
Иногда, хотя и не часто, между ними повисает молчание.
1/11/93 понедельник 11:48
«Давайте посчитаем» – еженедельный выпуск финансовых новостей. Расчеты по процентным ставкам для долгосрочных государственных ценных бумаг и облигаций, а также немецких бундес-акций существенно различаются. Доходность таких бумаг можно относительно точно посчитать, воспользовавшись согласованным финансовым прогнозом фондового рынка на период ожидаемой инфляции. Чтобы подсчитать реальную доходность долговременных облигаций, требуется быстродействие в миллионы команд в секунду. Для этого следует вычесть значение текущей инфляции из номинального дохода облигаций…
– Вы понимаете хоть что-нибудь?
– Ни слова.
Хейзл поднялась с дивана и выключила телевизор.
– Нужно посмотреть какое-нибудь хорошее кино, – предложил Уильям. – «Капитан торгового судна поклялся отомстить, когда его корабль был потоплен немецкой подводной лодкой в нейтральных водах».
– Простите?
– Ну что-то вроде этого.
Кроме телевизора, в комнате можно увидеть стул и односпальную кровать. На стене висит картина Роуландсона, на которую Хейзл обратила внимание еще раньше. Уильям зашторил окно – единственное напоминание об утреннем кошмаре Уильяма.
– Я надеялась, что мы сможем поговорить.
– О Джессике?
Услышав в очередной раз это имя, Хейзл закатила глаза: ну да, конечно, именно о Джессике она и собиралась поговорить. Особенно хотелось бы знать, какое отношение она имеет к Спенсеру. Если он влюблен в другую, то незачем себя обманывать и будет лучше, если она сразу уйдет. Уйти сейчас имеет смысл еще и потому, что скоро здесь будет Генри Мицуи, или Чокнутый Генри, как она называла его, когда еще он был ее учеником. Спасибо Спенсеру – предупредил.
Она подошла к окну, слегка раздвинула занавески и взглянула на дорогу.
– Ну что же вы, – сказал Уильям, – давайте уж, смелее.
Она помедлила, и Уильям сам подошел к окну и раздвинул занавески до конца. Мрачно посмотрел на серую лондонскую улицу.
– Я боялась, что вас опять хватит приступ страха, – сказала Хейзл.
– Тут же окно, а окно – это как экран телевизора.
– Расскажите мне, что вы видите.
– Несколько машин стоят у обочины. Еще несколько едут. Ходят люди. Магазины. «Распродажа роялей закончилась».
Хейзл перебила его, ей показалось – может, Уильям только что нашел прекрасный способ излечиться от своих страхов. Теперь ему нужно просто выйти на улицу и представить, что все вокруг – картинка на экране телевизора.
– Уже пробовал, – ответил Уильям.
– И?
– Видите – «Распродажа роялей закончилась». Оказалось, между жизнью и телевизором огромная разница.
Хейзл разглядела на улице свою машину, и ей очень захотелось домой, и еще переодеться во что-нибудь более удобное, домашнее. Может, это придаст ей уверенности в себе. Если Дамаск, о котором говорил Спенсер, действительно существует, это хороший знак.
– Помнишь, что ты говорила? – спросил Уильям, надеясь что она помнит. Хейзл не ответила, и Уильям высморкался и вытер нос платком. – О том, как я выходил на улицу, – продолжил Уильям, – о том, что это не такая уж и проблема.
– Да, говорила, ну и что?
– Ты это серьезно?
– Расскажите мне о Спенсере и Джессике.
– Я и тогда не мог, и сейчас не могу. Не знаю, что рассказывать.
– Какая она?
– Вы хотите знать правду?
– Да.
– Она почти идеал.
– Правда?
– Да.
– Ну, это многое объясняет, – сказала Хейзл, не вполне понимая, что именно это может объяснить.
– Он действует вам на нервы, да? – спросил Уильям.
Хейзл наблюдала за двумя подругами, болтающими у музыкального магазина.
– Я бы хотела, чтобы он был со мной полюбезнее.
– Он ничего не говорил вам о Джессике?
– Мне казалось, что если мы проживем этот день вместе, то у нас все получится.
– Я понимаю, – сказал Уильям, – похоже мы с вами выбрали один и тот же день.
– Я не сомневалась, что мы должны хотя бы попробовать.
– Трудно сказать. А вдруг не повезет?
– Может, мне лучше поехать домой? – сказала Хейзл и добавила: – Почему он все время такой испуганный?
К концу этого века все почему-то превращались в ее маму, и это выводило Хейзл из себя. Если бы только Спенсер так не дрожал и не был бы таким жалким и слабым, как человек, который не хочет переходить улицу только потому, что его может сбить машиной. Вот трус.
– Кстати, о Джессике, – начала Хейзл, но на этот раз Уильям не дал ей закончить:
– Вы правда думаете, что я могу выйти на улицу? Кажется, уже никто в это не верит.
– Кто это – «никто»?
– Мой брат, Спенсер. Все говорят, что я не в ладах со временем. Они говорят, что все очень сильно изменилось.
– Далеко не все.
– Но сейчас жизнь стала сложнее, – сказал Уильям. – Опаснее и непредсказуемее.
– В кино – может быть.
– Нет, и в реальной жизни тоже.
– То есть, в газетах.
– Нет, в реальной жизни.
Хейзл не сомневалась в том, что именно имеет в виду Уильям, но соглашаться с ним не собиралась. Конечно, в мире полно гадостей. О них пишут каждый день в газетах, и с этим ничего не поделаешь. Но знать о том, что все это происходит, – намного важнее самих событий. По крайней мере, так думала Хейзл. Иначе как бы жили люди?
– Ты правда можешь помочь мне выйти на улицу? – спросил Уильям. – Ты правда веришь, что у меня получится?
– Я не знаю, – ответила Хейзл. – Боюсь, у меня не так уж много времени. Думаю, мне лучше уйти.
– Не уходи, а?
– Но мне нет смысла оставаться.
– Я хотел рассказать тебе о Джессике, – сказал Уильям, – это важно. Когда я сказал, что она идеал, я, наверное, имел в виду другое. – Он замолчал и наморщил лоб, будто слова, которые он произнес, опять не смогли передать его мысли. – Не то чтобы она не идеал, конечно, но…
Положив обе ладони на голову, он зашагал из одного угла комнаты в другой.
– Вам нехорошо, Уильям?
– Но видишь ли, дело в том, что ее не существует.
– Простите?
– Мы ее придумали. Она лишь частица нашего воображения. Поэтому она – идеал. У нее волосы любого цвета, глаза – тоже. Она высокая, и не очень, умная и тупая как пробка. А поскольку она всегда такая, какой мы хотим ее видеть, она идеальна. Понимаете?
– То есть никакой Джессики не существует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65