он задыхается и пытается унять бешено колотящееся сердце.
Все это было и раньше, поэтому Спенсер не стал паниковать. Расстегнул пару пуговиц на рубашке Уильяма. Подставил Уильяму плечо, заметив, как тот и вправду задыхается. Спенсер провел его мимо телефонного столика, через холл, в гостиную.
Спенсер не паниковал, он прекрасно справлялся с Уильямом в одиночку, ведь это уже случалось два или три раза, но Уильям легче не становился. Хейзл же была в нескольких комнатах от них, где только и делала, что читала старый, дурацкий детективный роман. Уильям – здоровенный, тяжелый мужик, и, честно говоря, ему совсем не становилось лучше. Спенсер протащил Уильяма еще немного, окликнул Хейзл, споткнулся и чуть не упал.
– Хейзл! – позвал он, хотя вполне мог справиться с Уильямом и его приступом страха самостоятельно. – Хейзл! – еще громче крикнул Спенсер, надеясь, что сейчас она все же явится. Не то чтобы ему была нужна помощь, нет, это сложно объяснить, но он просто хотел, чтобы она почувствовала себя полезной.
5
Двое из пяти подростков в Британии не видят ничего плохого в том, чтобы начинать половую жизнь в 15 лет.
Это в равной степени касается и юношей, и девушек.
«Таймс», 1/11/93
1/11/93 понедельник 10:24
Британия оказалась чудовищной, жуткой, страшной, пугающей и бурлящей страной. Она кипела событиями, и было совершенно невозможно угадать, что произойдет в следующий момент. Она была такой грязной и неорганизованной, – словом, совсем не той страной, которую он надеялся увидеть. Ядовитая смесь красных двухэтажных автобусов и замаскированных боевиков ИРА, кричащих магазинов и вампиров в клоунских одеждах. Он, наконец, увидел последний день Британии и первый день Европы, и они ему не понравились. И Уильям, лежа на диване в гостиной, завернувшись в плотное зеленое одеяло, продолжал притворяться.
– Какой сегодня день? – простонал он, и приоткрыл глаза, пытаясь как можно лучше разглядеть девушку, стоявшую рядом с диваном.
– Сегодня понедельник, – ответила та.
– А вы кто?
– Подруга Спенсера, меня зовут Хейзл.
– Где Спенсер?
– Заваривает чай.
Уильям откинул одеяло, поднял голову и собрался опустить ноги на пол.
Тут он притворился, будто у него опять начинается приступ, и снова улегся на диван.
– Простите, – сказал он. – Мне не всегда так плохо.
Это была бессовестная ложь. Здесь на диване, в тепле и покое гостиной, Уильям просто оставался самим собой. Ничего не изменилось, и этот день ничем не отличался от других, не подходящих для чудес дней. Он все еще был не в состоянии выйти на улицу, и ничто никогда не изменится к лучшему. Он бросил еще один хитрый взгляд на девушку. С тех пор, как он последний раз имел дело с женщиной, прошло достаточно времени, но Уильям признавал, что даже по телевизионным стандартам она оказалась очень привлекательной блондинкой с округлым личиком. На ней было шерстяное платье, но все это лишь на мгновение отвлекло Уильяма от мыслей о скорейшем способе избавления от нее.
– У вас был обычный приступ страха, – сказала она, – вспышка паники, за которой последовало нарушение сердечного ритма и возможная потеря сознания. Часто эти психические реакции сочетаются с чувством обреченности.
– Вы очень хорошо осведомлены, – сказал Уильям, имея в виду: «Да, вы очень умненькая молодая девушка».
– Моя сестра учится на врача, – скромно пояснила Хейзл. Такая откровенность со стороны незнакомой женщины показалась Уильяму забавной, однако он не мог пойти против природы и сложившихся за многие годы правил. Я старше вас раза в два, и у вас нет никакого права врываться сюда, в дом моего брата, и нарушать наши со Спенсером договоренности. Ну, сколько ей лет? Она ведь не старше Спенсера, и память у нее коротка, у него, впрочем, тоже, поэтому наверняка она не знает, как это – забывать. Может, до сих пор верит: чтобы понять себя, нужно просто приложить достаточно усилий и запомнить как можно больше? Подобные глупейшие идеи и овладевают умами молодежи, такой оптимистичной и такой глупой.
Вошел Спенсер с чашкой чая, украшенной надписью: «100 лет со дня основания Общества друзей королевы Виктории».
– Не говори этого, – произнес Уильям.
– Не говорить чего?
– Я тебе говорил.
– Тебе все еще кажется, что на тебя напали, – сказал Спенсер. – Прилетели инопланетяне, превратились в европейцев и первым делом, конечно же, все испортили – за одно мгновение.
Нет, думал Уильям, все не то, совсем не то. Ему просто захотелось выйти на улицу, потому что он до сих пор втайне мечтает продать пермидор. Потому что уют и постоянство делают из людей мумий. И еще, по правде говоря, ему не хотелось пропустить последние деньки старой доброй Великобритании.
– Там очень беспокойно, – сказал Уильям.
– Тебе не нужно было так вникать во все, – ответил Спенсер. – Когда видишь незнакомых людей, с какой стати ты решаешь, что у них у всех есть имена?
– Но у них и вправду есть имена.
– Я знаю. Но не нужно самому давать им имена.
Спенсер и Хейзл сидели на соседних стульях, хоть и не совсем рядом. Уильям почувствовал, что второго такого случая разбить этот союз (в первое же утро после первой ночи) ему не представится. Спенсер твердил ему, чтобы он не волновался и что все хорошо, что хорошо кончается.
– Просто не стоит больше выходить на улицу.
Уильям и сам, наконец, в это поверил. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он решил бы, что этот человек сошел с ума, не может ладить с окружающим миром и все такое прочее. Но речь шла о нем самом, и объяснение не могло быть простым. С этого момента выходить на улицу не имеет смысла. Пора признать, что никакого внезапного и прекрасного события, которое бы перевернуло всю его жизнь, не произошло. Пермидор никогда не прославит его на все супермаркеты мира, чудеса – это для других. Поэтому он должен смириться с тем, что ему уготована жизнь в удалении от общества, где один день совершенно не отличим от другого. Что касается внешнего мира, то Уильям будет жить так, будто никакого мира снаружи не существует. Но последнее изобретение неосуществимо без помощи Спенсера. Поэтому девушка может быть свободна.
– Я не согласна, – сказала Хейзл. И тут она поделилась своим мнением, обоснованным не без участия сестры-медика: дескать, заболевание Уильяма достаточно легко поддается лечению. Непонятно, с какой стати он должен сидеть дома. Просто нужно лучше подготовиться к выходу в мир. Незнание порождает страх, вот и все.
– И как, по-твоему, он может к этому подготовиться? – спросил ее Спенсер.
– Мы ему расскажем, как там.
– Где?
– Снаружи.
– А как же наши проблемы?
– Какие проблемы?
– Ты знаешь, о чем я. Хорошо бы их решить, пока не приехала Грэйс.
– А, ты об этом, – сказала Хейзл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Все это было и раньше, поэтому Спенсер не стал паниковать. Расстегнул пару пуговиц на рубашке Уильяма. Подставил Уильяму плечо, заметив, как тот и вправду задыхается. Спенсер провел его мимо телефонного столика, через холл, в гостиную.
Спенсер не паниковал, он прекрасно справлялся с Уильямом в одиночку, ведь это уже случалось два или три раза, но Уильям легче не становился. Хейзл же была в нескольких комнатах от них, где только и делала, что читала старый, дурацкий детективный роман. Уильям – здоровенный, тяжелый мужик, и, честно говоря, ему совсем не становилось лучше. Спенсер протащил Уильяма еще немного, окликнул Хейзл, споткнулся и чуть не упал.
– Хейзл! – позвал он, хотя вполне мог справиться с Уильямом и его приступом страха самостоятельно. – Хейзл! – еще громче крикнул Спенсер, надеясь, что сейчас она все же явится. Не то чтобы ему была нужна помощь, нет, это сложно объяснить, но он просто хотел, чтобы она почувствовала себя полезной.
5
Двое из пяти подростков в Британии не видят ничего плохого в том, чтобы начинать половую жизнь в 15 лет.
Это в равной степени касается и юношей, и девушек.
«Таймс», 1/11/93
1/11/93 понедельник 10:24
Британия оказалась чудовищной, жуткой, страшной, пугающей и бурлящей страной. Она кипела событиями, и было совершенно невозможно угадать, что произойдет в следующий момент. Она была такой грязной и неорганизованной, – словом, совсем не той страной, которую он надеялся увидеть. Ядовитая смесь красных двухэтажных автобусов и замаскированных боевиков ИРА, кричащих магазинов и вампиров в клоунских одеждах. Он, наконец, увидел последний день Британии и первый день Европы, и они ему не понравились. И Уильям, лежа на диване в гостиной, завернувшись в плотное зеленое одеяло, продолжал притворяться.
– Какой сегодня день? – простонал он, и приоткрыл глаза, пытаясь как можно лучше разглядеть девушку, стоявшую рядом с диваном.
– Сегодня понедельник, – ответила та.
– А вы кто?
– Подруга Спенсера, меня зовут Хейзл.
– Где Спенсер?
– Заваривает чай.
Уильям откинул одеяло, поднял голову и собрался опустить ноги на пол.
Тут он притворился, будто у него опять начинается приступ, и снова улегся на диван.
– Простите, – сказал он. – Мне не всегда так плохо.
Это была бессовестная ложь. Здесь на диване, в тепле и покое гостиной, Уильям просто оставался самим собой. Ничего не изменилось, и этот день ничем не отличался от других, не подходящих для чудес дней. Он все еще был не в состоянии выйти на улицу, и ничто никогда не изменится к лучшему. Он бросил еще один хитрый взгляд на девушку. С тех пор, как он последний раз имел дело с женщиной, прошло достаточно времени, но Уильям признавал, что даже по телевизионным стандартам она оказалась очень привлекательной блондинкой с округлым личиком. На ней было шерстяное платье, но все это лишь на мгновение отвлекло Уильяма от мыслей о скорейшем способе избавления от нее.
– У вас был обычный приступ страха, – сказала она, – вспышка паники, за которой последовало нарушение сердечного ритма и возможная потеря сознания. Часто эти психические реакции сочетаются с чувством обреченности.
– Вы очень хорошо осведомлены, – сказал Уильям, имея в виду: «Да, вы очень умненькая молодая девушка».
– Моя сестра учится на врача, – скромно пояснила Хейзл. Такая откровенность со стороны незнакомой женщины показалась Уильяму забавной, однако он не мог пойти против природы и сложившихся за многие годы правил. Я старше вас раза в два, и у вас нет никакого права врываться сюда, в дом моего брата, и нарушать наши со Спенсером договоренности. Ну, сколько ей лет? Она ведь не старше Спенсера, и память у нее коротка, у него, впрочем, тоже, поэтому наверняка она не знает, как это – забывать. Может, до сих пор верит: чтобы понять себя, нужно просто приложить достаточно усилий и запомнить как можно больше? Подобные глупейшие идеи и овладевают умами молодежи, такой оптимистичной и такой глупой.
Вошел Спенсер с чашкой чая, украшенной надписью: «100 лет со дня основания Общества друзей королевы Виктории».
– Не говори этого, – произнес Уильям.
– Не говорить чего?
– Я тебе говорил.
– Тебе все еще кажется, что на тебя напали, – сказал Спенсер. – Прилетели инопланетяне, превратились в европейцев и первым делом, конечно же, все испортили – за одно мгновение.
Нет, думал Уильям, все не то, совсем не то. Ему просто захотелось выйти на улицу, потому что он до сих пор втайне мечтает продать пермидор. Потому что уют и постоянство делают из людей мумий. И еще, по правде говоря, ему не хотелось пропустить последние деньки старой доброй Великобритании.
– Там очень беспокойно, – сказал Уильям.
– Тебе не нужно было так вникать во все, – ответил Спенсер. – Когда видишь незнакомых людей, с какой стати ты решаешь, что у них у всех есть имена?
– Но у них и вправду есть имена.
– Я знаю. Но не нужно самому давать им имена.
Спенсер и Хейзл сидели на соседних стульях, хоть и не совсем рядом. Уильям почувствовал, что второго такого случая разбить этот союз (в первое же утро после первой ночи) ему не представится. Спенсер твердил ему, чтобы он не волновался и что все хорошо, что хорошо кончается.
– Просто не стоит больше выходить на улицу.
Уильям и сам, наконец, в это поверил. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он решил бы, что этот человек сошел с ума, не может ладить с окружающим миром и все такое прочее. Но речь шла о нем самом, и объяснение не могло быть простым. С этого момента выходить на улицу не имеет смысла. Пора признать, что никакого внезапного и прекрасного события, которое бы перевернуло всю его жизнь, не произошло. Пермидор никогда не прославит его на все супермаркеты мира, чудеса – это для других. Поэтому он должен смириться с тем, что ему уготована жизнь в удалении от общества, где один день совершенно не отличим от другого. Что касается внешнего мира, то Уильям будет жить так, будто никакого мира снаружи не существует. Но последнее изобретение неосуществимо без помощи Спенсера. Поэтому девушка может быть свободна.
– Я не согласна, – сказала Хейзл. И тут она поделилась своим мнением, обоснованным не без участия сестры-медика: дескать, заболевание Уильяма достаточно легко поддается лечению. Непонятно, с какой стати он должен сидеть дома. Просто нужно лучше подготовиться к выходу в мир. Незнание порождает страх, вот и все.
– И как, по-твоему, он может к этому подготовиться? – спросил ее Спенсер.
– Мы ему расскажем, как там.
– Где?
– Снаружи.
– А как же наши проблемы?
– Какие проблемы?
– Ты знаешь, о чем я. Хорошо бы их решить, пока не приехала Грэйс.
– А, ты об этом, – сказала Хейзл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65