Но в момент, когда надо идти завтракать, с ней что-то происходит. Может, мать говорит что-то не то, что нужно… Ну что делать, если день все равно насмарку, чего стараться? Значит, говорила она себе, нужно начать завтра.
Но не надо судить так уж строго, она все-таки хорошая. В самом деле. Только не показывает этого. Трудно держать марку хорошей девочки. Пусть лучше все останется как есть. Иначе все захотят примазаться к славе. Карим чуть не задыхается при мысли об этом. Она никому не доверяет. Все друг другу врут. Нет, друзья у нее есть, и даже много, но она не уверена, что им можно доверять. Даже Лизе. Как же им доверять? Они все наизнанку вывернутся, лишь бы поговорить с парнем, который им нравится, и от нечего делать выдадут ему секрет своей лучшей подружки. Лиза рассказала Джейсону о том, что Алессандра каждый раз после еды закладывает пальцы в рот, чтобы ее вырвало. Алессандра об этом не знала. Каждый раз, когда она поворачивается к нему спиной, Джейсон сует себе пальцы в рот, и все хихикают, а Алессандра не понимает почему. Вчера она ушла вся в слезах. Карим хотела было рассказать, почему все смеются, но поняла, что тогда Алессандре будет еще больнее, чем от глупого хихиканья за спиной, и промолчала, только с грустью смотрела на нее и подумала, что завтра, завтра она непременно сделает что-нибудь, чтобы ей помочь.
Глава 3
На следующий день соседка Джасмин, Бетти Джонсон, с ужасом смотрела на подрагивающую стрелку напольных весов. Когда та замерла на отметке 182 фунта, Бетти помянула Господа и надула пухлые губки. Все. Никакого завтрака. Ланч тоже отменяется. На ужин – легкий диетический коктейль. На цыпочках она отправилась в спальню, неся вес своего слоновьего тела на крошечных, как мышиные лапки, ступнях. Еда неистощима на коварство. Есть – все равно что пробираться через минное поле. Жирный соус в мгновение ока уничтожает результат недельных голодовок. Она ведь обо всем этом читала. Надо быть к себе строже. Проявлять бдительность двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, да-да, триста шестьдесят пять дней в году. И даже больше.
Бетти за спиной у спящего мужа, занявшего большую часть их огромной кровати, пробралась к шкафу. Шкаф был битком набит одеждой всевозможных размеров – от двенадцатого (она купила это платье пять лет назад, 17 мая, в последний хороший день ее жизни) до восемнадцатого (лучшие дни уже кончились, а неважнецких становилось все больше). Она выбрала бархатный брючный костюм в сине-белую полоску. Вертикальные полоски стройнят, как уверяла ее продавщица, в полосатом костюме выглядишь на два размера меньше. Она встала перед зеркалом и выместила раздражение на непокорно торчащих обесцвеченных волосах. Сначала стянула их в пучок на затылке. Получилась толстая библиотекарша. Потом откинула прядь со лба на затылок. Получилась толстая стареющая школьница.
Решено, сегодня после шести даже крохотному кусочку пищи не пробраться к ней в рот. Только вода. Литры воды. Ну, разве что стакан сока. Бананово-мангового. М-м-м-м. В желудке призывно заурчало. А на завтрак грейпфрут. Не слишком ли в нем много калорий? Ох, боже мой, боже мой! Она вдруг вспомнила, что в холодильнике лежат пончики. Слезы навернулись ей на глаза. Пончики с джемом и творогом. Проявив секундную слабость, она купила вчера целую коробку пончиков, и теперь они, как бедные родственники, ожидали ее на кухне. Бетти втянула щеки. Один. Один пончик можно. Ладно. Она себя знала. Два. Бетти непроизвольно причмокнула, представив себе сладкий джем в массе жирного творога. Всего два. А после этого – ничего. Абсолютно ничего. Ни единого кусочка вплоть до самого ужина. А на ужин только коктейль для похудения. И больше ничего, умереть на месте.
Джасмин взглянула на часы, браслет которых серебряной пираньей вонзился ей в запястье. Опять опаздывает. Это один из ее недостатков. Она и жила, и готовила по одному принципу – не торопиться, все делать обстоятельно. А весь мир как будто с тормозов соскочил – бегут, несутся… Ага, но эти-то ее ждали. Она разглядела их сквозь витрину книжного магазина. Свою публику, целых пять человек. Результат невысокий, но другие писатели о таком только мечтают. Ее публика – люди верные, ищущие, преданные, умные, и, кроме того, они покупают ее книги. Ей нравилось представлять себя этаким Уильямом Стайроном среди остальных авторов поваренных книг. Ее адепты, сторонники идеи о хорошей, плотной пище, пошли бы на плаху во имя Джасмин. Вот они стоят. Толстые, крепкие. Сжимают в руках ее последнюю книгу – прямо истые коммунисты с красными томиками Мао. Их, конечно, меньше, чем коммунистов, зато чувство юмора у них лучше.
Сияя своей знаменитой карминной улыбкой, Джасмин вплыла в магазин. Поклонники заспешили к ней. Первой подошла ее рекламная агентша в коротком черном платье, открывавшем взору кривоватые ножки-палочки. Господи, подумала Джасмин, если бы ты получше ела да щеки отрастила, толку от твоей рекламы в журналах и на телевидении было бы больше. А так только и остаются эти жалкие сборища, о которых никто знать не знает.
– В очередь построились. Ждут со вчерашнего дня, – шепнула склонная к преувеличениям рекламная агентша Сузи.
Столик в углу магазина был завален поваренными книгами Джасмин. На глаза ей попался стул – скучный офисный вариант без намека на удобство. Сузи унеслась вместе со стулом и появилась вновь, катя перед собой вращающееся кресло, чем явно расстроила офис-менеджера. «Кофе, молока побольше и сахар», – промурлыкала Джасмин и уселась на стул. Наступал самый приятный момент в работе – общение с читателями. Один из них уже рвался поговорить.
– Мистер Дюпри, рада вас видеть.
– Миссис Марч. – Господин Дюпри излучал наивысшее удовольствие. Свое тяжелое тело он нес прямо и уверенно. Жир опоясывал его шею широким валиком. Пухлой рукой он протянул Джасмин книгу в вишневой обложке. Джасмин открыла ее, пролистала до титульной страницы и быстро нацарапала свой традиционный девиз: «Пировать на славу – лучшая месть».
– Как поживает миссис Дюпри? – спросила она.
– Умерла.
– Мои соболезнования.
– О, она умерла счастливой. Все повторяла один из ваших рецептов.
– Рада слышать.
– Жду не дождусь вашей следующей книги.
– Работаю, господин Дюпри. Стараюсь как могу.
В том же духе встреча с читателями продолжалась полчаса. Обменялись репликами и пожеланиями удачи, выведали пару кулинарных секретов. За все это время ручка ее писала непрерывно, брызгая красными чернилами, как куриной кровью.
За мостом Ки Бридж в Арлингтоне, штат Вирджиния, будильник огласил звоном одну из квартир многоэтажного дома, населенного молодыми и жаждущими славы людьми. Из-под мятых простыней недокормленным осьминогом высунулась рука и, нащупав источник звука, заглушила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Но не надо судить так уж строго, она все-таки хорошая. В самом деле. Только не показывает этого. Трудно держать марку хорошей девочки. Пусть лучше все останется как есть. Иначе все захотят примазаться к славе. Карим чуть не задыхается при мысли об этом. Она никому не доверяет. Все друг другу врут. Нет, друзья у нее есть, и даже много, но она не уверена, что им можно доверять. Даже Лизе. Как же им доверять? Они все наизнанку вывернутся, лишь бы поговорить с парнем, который им нравится, и от нечего делать выдадут ему секрет своей лучшей подружки. Лиза рассказала Джейсону о том, что Алессандра каждый раз после еды закладывает пальцы в рот, чтобы ее вырвало. Алессандра об этом не знала. Каждый раз, когда она поворачивается к нему спиной, Джейсон сует себе пальцы в рот, и все хихикают, а Алессандра не понимает почему. Вчера она ушла вся в слезах. Карим хотела было рассказать, почему все смеются, но поняла, что тогда Алессандре будет еще больнее, чем от глупого хихиканья за спиной, и промолчала, только с грустью смотрела на нее и подумала, что завтра, завтра она непременно сделает что-нибудь, чтобы ей помочь.
Глава 3
На следующий день соседка Джасмин, Бетти Джонсон, с ужасом смотрела на подрагивающую стрелку напольных весов. Когда та замерла на отметке 182 фунта, Бетти помянула Господа и надула пухлые губки. Все. Никакого завтрака. Ланч тоже отменяется. На ужин – легкий диетический коктейль. На цыпочках она отправилась в спальню, неся вес своего слоновьего тела на крошечных, как мышиные лапки, ступнях. Еда неистощима на коварство. Есть – все равно что пробираться через минное поле. Жирный соус в мгновение ока уничтожает результат недельных голодовок. Она ведь обо всем этом читала. Надо быть к себе строже. Проявлять бдительность двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, да-да, триста шестьдесят пять дней в году. И даже больше.
Бетти за спиной у спящего мужа, занявшего большую часть их огромной кровати, пробралась к шкафу. Шкаф был битком набит одеждой всевозможных размеров – от двенадцатого (она купила это платье пять лет назад, 17 мая, в последний хороший день ее жизни) до восемнадцатого (лучшие дни уже кончились, а неважнецких становилось все больше). Она выбрала бархатный брючный костюм в сине-белую полоску. Вертикальные полоски стройнят, как уверяла ее продавщица, в полосатом костюме выглядишь на два размера меньше. Она встала перед зеркалом и выместила раздражение на непокорно торчащих обесцвеченных волосах. Сначала стянула их в пучок на затылке. Получилась толстая библиотекарша. Потом откинула прядь со лба на затылок. Получилась толстая стареющая школьница.
Решено, сегодня после шести даже крохотному кусочку пищи не пробраться к ней в рот. Только вода. Литры воды. Ну, разве что стакан сока. Бананово-мангового. М-м-м-м. В желудке призывно заурчало. А на завтрак грейпфрут. Не слишком ли в нем много калорий? Ох, боже мой, боже мой! Она вдруг вспомнила, что в холодильнике лежат пончики. Слезы навернулись ей на глаза. Пончики с джемом и творогом. Проявив секундную слабость, она купила вчера целую коробку пончиков, и теперь они, как бедные родственники, ожидали ее на кухне. Бетти втянула щеки. Один. Один пончик можно. Ладно. Она себя знала. Два. Бетти непроизвольно причмокнула, представив себе сладкий джем в массе жирного творога. Всего два. А после этого – ничего. Абсолютно ничего. Ни единого кусочка вплоть до самого ужина. А на ужин только коктейль для похудения. И больше ничего, умереть на месте.
Джасмин взглянула на часы, браслет которых серебряной пираньей вонзился ей в запястье. Опять опаздывает. Это один из ее недостатков. Она и жила, и готовила по одному принципу – не торопиться, все делать обстоятельно. А весь мир как будто с тормозов соскочил – бегут, несутся… Ага, но эти-то ее ждали. Она разглядела их сквозь витрину книжного магазина. Свою публику, целых пять человек. Результат невысокий, но другие писатели о таком только мечтают. Ее публика – люди верные, ищущие, преданные, умные, и, кроме того, они покупают ее книги. Ей нравилось представлять себя этаким Уильямом Стайроном среди остальных авторов поваренных книг. Ее адепты, сторонники идеи о хорошей, плотной пище, пошли бы на плаху во имя Джасмин. Вот они стоят. Толстые, крепкие. Сжимают в руках ее последнюю книгу – прямо истые коммунисты с красными томиками Мао. Их, конечно, меньше, чем коммунистов, зато чувство юмора у них лучше.
Сияя своей знаменитой карминной улыбкой, Джасмин вплыла в магазин. Поклонники заспешили к ней. Первой подошла ее рекламная агентша в коротком черном платье, открывавшем взору кривоватые ножки-палочки. Господи, подумала Джасмин, если бы ты получше ела да щеки отрастила, толку от твоей рекламы в журналах и на телевидении было бы больше. А так только и остаются эти жалкие сборища, о которых никто знать не знает.
– В очередь построились. Ждут со вчерашнего дня, – шепнула склонная к преувеличениям рекламная агентша Сузи.
Столик в углу магазина был завален поваренными книгами Джасмин. На глаза ей попался стул – скучный офисный вариант без намека на удобство. Сузи унеслась вместе со стулом и появилась вновь, катя перед собой вращающееся кресло, чем явно расстроила офис-менеджера. «Кофе, молока побольше и сахар», – промурлыкала Джасмин и уселась на стул. Наступал самый приятный момент в работе – общение с читателями. Один из них уже рвался поговорить.
– Мистер Дюпри, рада вас видеть.
– Миссис Марч. – Господин Дюпри излучал наивысшее удовольствие. Свое тяжелое тело он нес прямо и уверенно. Жир опоясывал его шею широким валиком. Пухлой рукой он протянул Джасмин книгу в вишневой обложке. Джасмин открыла ее, пролистала до титульной страницы и быстро нацарапала свой традиционный девиз: «Пировать на славу – лучшая месть».
– Как поживает миссис Дюпри? – спросила она.
– Умерла.
– Мои соболезнования.
– О, она умерла счастливой. Все повторяла один из ваших рецептов.
– Рада слышать.
– Жду не дождусь вашей следующей книги.
– Работаю, господин Дюпри. Стараюсь как могу.
В том же духе встреча с читателями продолжалась полчаса. Обменялись репликами и пожеланиями удачи, выведали пару кулинарных секретов. За все это время ручка ее писала непрерывно, брызгая красными чернилами, как куриной кровью.
За мостом Ки Бридж в Арлингтоне, штат Вирджиния, будильник огласил звоном одну из квартир многоэтажного дома, населенного молодыми и жаждущими славы людьми. Из-под мятых простыней недокормленным осьминогом высунулась рука и, нащупав источник звука, заглушила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61