Прозвучат декларации. Лучшая подруга Холли станет ее льстивым доверенным лицом. Если уж они друг с другом уживаются – Холли ради постоянства Шейлы, Шейла ради вольнолюбия Холли, – возможно, подпишут торговое соглашение.
Холли, как всегда, опаздывала. Шейла никогда не могла никуда опоздать по натуре. В унынии приходила в сплошное уныние. Хотела наказать Холли, но вспомнила, что ее не переделаешь.
Когда Холли наконец явилась, все мужчины в ресторане проводили ее плотоядными взглядами и ухмылками.
– Обязательно надо повсюду расхаживать в этих чулках? – сказала Шейла. – Ты не Марлен Дитрих.
– Может быть, и Марлен. Как Морис? Уже начал писать?
Шейла кивнула. К ним подошел официант. Они с Холли переглянулись, заметив, что молодой мужчина без кольца. Холли закинула ногу на ногу, потянулась вперед, как бы проверяя эффект, производимый чулками.
– Стыд и срам, – сказала Шейла.
– Хороший удар, партнерша. Кстати, вот о чем я хочу спросить. – Она накрыла руку Шейлы ладонью. – Пойдешь со мной на курсы фехтования? ИВКА организует. Я их выбрала исключительно из-за тебя – тебе должно понравиться.
– Ох, Холли, снова курсы?
– Именно то, чем я всегда мечтала заняться. Мужчины в белых костюмах и в масках… М-м-м… Когда ты была старой Шейлой – я имею в виду, молодой, – обязательно бы увлеклась. В последнее время ты стала – как бы лучше выразиться – незаинтересованной.
– Сегодня джаз слушала.
– Ну, видишь? Для вчерашней тебе одной беретки не хватает.
Шейла взглянула на свой живот:
– Не могу стать женщиной, которая прикидывается, будто ей двадцать, когда с тех пор прошло еще двадцать лет.
– А я тебе не позволю стать женщиной, которая прикидывается шестидесятилетней, когда до того еще двадцать лет.
Шейла испустила снежный вздох:
– Мое время почти уж протикало.
– Ты никогда не хотела детей. И слишком молода для климакса. У моей матери он начался в пятьдесят пять.
– А у меня в тридцать восемь. И мне уже почти сорок.
– Ну, я бы на твоем месте тоже детей не хотела, тебя уже есть один с таким мужем. Не волнуйся.
Если с тобой вдруг что-нибудь случится, я присмотрю, чтобы он регулярно принимал ванну. Стану его мачехой.
Шейла вспомнила о задуманной декларации.
– Портрет будет таким, каким я хочу его видеть, а вовсе не таким, как он думает.
– М-м-м, что это я слышу – заявление? Ну, у меня идея. Пойдем к вам и подсмотрим за ним. Поглядим, что выходит.
– Он терпеть не может, когда за ним подсматривают во время работы.
– Разве ты не знаешь, что они обожают маячащую угрозу? Господи, Шейла, ты в парнях сроду не разбиралась, начиная с самого первого. Как его там звали?
– Нат.
Первый парень, который вообще понравился Шейле. Они оба радостно плыли по биологическому Нилу, но ни разу не обменялись друг с другом ни словом. Оба робели; их сходство стало непреодолимым препятствием. Поглядывали друг на друга с разных концов светлых аудиторий, шли друг за другом по коридорам, предвкушая встречу в спортзале, где их сблизит мяч. Но на свету тайные воображаемые отношения таяли, как симпатические чернила.
– Комаришка Нат? – переспросила Холли, когда Шейла призналась в своем стыде и позоре.
– Его так уже не называют. Он прошлым летом на два дюйма вырос.
Холли кивнула на Тодда Хэмптона:
– Он тебе больше подходит. Неужели обязательно надо выбирать парней с проблемами?
– Ты сама с проблемами.
– А ты трусиха. Трусливые девушки попадают в беду.
– Смешно от тебя это слышать, Холли Гонайтли. У Ната никаких проблем нет, кроме застенчивости.
– Застенчивые трусливым не пара. Таков закон природы.
– В любом случае не имеет значения. Я ему не нравлюсь.
– Не нравишься? – рассмеялась Холли. – Да он в тебя по уши втюрился. Только делать ничего не хочет. Ты сама собираешься действовать?
Шейла пожала плечами.
– Ну, не знаю, – сказала Холли.
Шейла знала, что Холли не выдерживает настоящих сражений, особенно после развода ее родителей, поэтому они никогда долго не спорили. Шейла всегда «признавала» правоту Холли, даже если впоследствии не одну неделю не могла понять почему.
И теперь, после стольких лет, Шейле по-прежнему претила мысль, что в их взаимоотношениях она играет роль пуделя, тявкающего рядом с бульдогом Холли. Тем не менее обожала подругу, которая с течением времени не обуздывается, сколько бы ни разнуздывалась.
– Мы стали старше, – заметила Шейла.
Но молодая Шейла – Шейла Первая – уже клюнула на фехтовальную униформу. Лезвие холодит сквозь перчатку. Старая Шейла лгала, утверждая, будто не хочет убивать Мориса… по крайней мере, того, кем он стал.
– Я подумаю насчет курсов, – сказала она.
В красочных завитках и мазках, только начинавших намекать на лицо Шейлы, Морис увидел самую первую женщину, перекинувшую мостик в его воображение. Она ему внушала ощущение безопасности. Вскоре он занимался настоящим сексом с настоящей женщиной.
Так было не всегда. Когда-то давно он писал девушек, женщин, до которых не мог дотронуться. Все началось с намека Рокси, в которую он был влюблен в восьмом классе, что она хочет с ним «гулять». Поэтому он через приятеля передал ей записку и получил письменное согласие.
Любовь была близка.
На следующий день она столкнулась с ним в коридоре.
– Я хочу гулять не с тобой, а с Мисом – с Эриком Мисом, а не с Морисом.
Он написал два портрета Рокси, превратив первый в мишень для дротиков, а другой предназначив для жадного созерцания. Часами сидел над вторым. Спал вместе с ним. Он – она – словно шептал в ночи: «Я понимаю», – подкатывался поближе, посвящая в подростковые ритуалы. Именно тогда Морис понял, что обладает талантом не только к искусству, но и к самоудовлетворению. В последующие одинокие годы на первом месте стояла фантазия – до появления Шейлы.
– А потом что было? – спросил Иона.
– Женитьба.
– Страх.
– Что ты об этом знаешь?
– Я все знаю. Ты открываешь мне свои секреты, сам того не замечая.
– Зачем мне это надо?
– Затем, что ты зря тратишь жизнь.
Морис мыл кисти в раковине, краски текли в сливное отверстие.
– И она вот так утекает, – добавил Иона, – прямо у тебя сквозь пальцы.
Мысль о том, что руки его омывает красочная Шейла, показалась на удивление эротической.
Возможно, другой вид секса, на клеточном, подкожном уровне.
– Боже мой, – сказал Иона, – ты возбудился?
Дверь студии была приоткрыта ровно настолько, что Шейла и Холли видели Мориса с кухни. Шейла придержала Холли за локоть, но та вырвалась, ринулась в студию, обняла Мориса, который вскочил на ноги, будто вздернутый веревкой. Поспешно отмахнувшись от своих фантазий, он и от нее отмахнулся.
– Ох Боже, – сказала Холли.
– Нет, – сказал Морис.
– О да. Я всегда знала. Пухленький маленький извращенец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Холли, как всегда, опаздывала. Шейла никогда не могла никуда опоздать по натуре. В унынии приходила в сплошное уныние. Хотела наказать Холли, но вспомнила, что ее не переделаешь.
Когда Холли наконец явилась, все мужчины в ресторане проводили ее плотоядными взглядами и ухмылками.
– Обязательно надо повсюду расхаживать в этих чулках? – сказала Шейла. – Ты не Марлен Дитрих.
– Может быть, и Марлен. Как Морис? Уже начал писать?
Шейла кивнула. К ним подошел официант. Они с Холли переглянулись, заметив, что молодой мужчина без кольца. Холли закинула ногу на ногу, потянулась вперед, как бы проверяя эффект, производимый чулками.
– Стыд и срам, – сказала Шейла.
– Хороший удар, партнерша. Кстати, вот о чем я хочу спросить. – Она накрыла руку Шейлы ладонью. – Пойдешь со мной на курсы фехтования? ИВКА организует. Я их выбрала исключительно из-за тебя – тебе должно понравиться.
– Ох, Холли, снова курсы?
– Именно то, чем я всегда мечтала заняться. Мужчины в белых костюмах и в масках… М-м-м… Когда ты была старой Шейлой – я имею в виду, молодой, – обязательно бы увлеклась. В последнее время ты стала – как бы лучше выразиться – незаинтересованной.
– Сегодня джаз слушала.
– Ну, видишь? Для вчерашней тебе одной беретки не хватает.
Шейла взглянула на свой живот:
– Не могу стать женщиной, которая прикидывается, будто ей двадцать, когда с тех пор прошло еще двадцать лет.
– А я тебе не позволю стать женщиной, которая прикидывается шестидесятилетней, когда до того еще двадцать лет.
Шейла испустила снежный вздох:
– Мое время почти уж протикало.
– Ты никогда не хотела детей. И слишком молода для климакса. У моей матери он начался в пятьдесят пять.
– А у меня в тридцать восемь. И мне уже почти сорок.
– Ну, я бы на твоем месте тоже детей не хотела, тебя уже есть один с таким мужем. Не волнуйся.
Если с тобой вдруг что-нибудь случится, я присмотрю, чтобы он регулярно принимал ванну. Стану его мачехой.
Шейла вспомнила о задуманной декларации.
– Портрет будет таким, каким я хочу его видеть, а вовсе не таким, как он думает.
– М-м-м, что это я слышу – заявление? Ну, у меня идея. Пойдем к вам и подсмотрим за ним. Поглядим, что выходит.
– Он терпеть не может, когда за ним подсматривают во время работы.
– Разве ты не знаешь, что они обожают маячащую угрозу? Господи, Шейла, ты в парнях сроду не разбиралась, начиная с самого первого. Как его там звали?
– Нат.
Первый парень, который вообще понравился Шейле. Они оба радостно плыли по биологическому Нилу, но ни разу не обменялись друг с другом ни словом. Оба робели; их сходство стало непреодолимым препятствием. Поглядывали друг на друга с разных концов светлых аудиторий, шли друг за другом по коридорам, предвкушая встречу в спортзале, где их сблизит мяч. Но на свету тайные воображаемые отношения таяли, как симпатические чернила.
– Комаришка Нат? – переспросила Холли, когда Шейла призналась в своем стыде и позоре.
– Его так уже не называют. Он прошлым летом на два дюйма вырос.
Холли кивнула на Тодда Хэмптона:
– Он тебе больше подходит. Неужели обязательно надо выбирать парней с проблемами?
– Ты сама с проблемами.
– А ты трусиха. Трусливые девушки попадают в беду.
– Смешно от тебя это слышать, Холли Гонайтли. У Ната никаких проблем нет, кроме застенчивости.
– Застенчивые трусливым не пара. Таков закон природы.
– В любом случае не имеет значения. Я ему не нравлюсь.
– Не нравишься? – рассмеялась Холли. – Да он в тебя по уши втюрился. Только делать ничего не хочет. Ты сама собираешься действовать?
Шейла пожала плечами.
– Ну, не знаю, – сказала Холли.
Шейла знала, что Холли не выдерживает настоящих сражений, особенно после развода ее родителей, поэтому они никогда долго не спорили. Шейла всегда «признавала» правоту Холли, даже если впоследствии не одну неделю не могла понять почему.
И теперь, после стольких лет, Шейле по-прежнему претила мысль, что в их взаимоотношениях она играет роль пуделя, тявкающего рядом с бульдогом Холли. Тем не менее обожала подругу, которая с течением времени не обуздывается, сколько бы ни разнуздывалась.
– Мы стали старше, – заметила Шейла.
Но молодая Шейла – Шейла Первая – уже клюнула на фехтовальную униформу. Лезвие холодит сквозь перчатку. Старая Шейла лгала, утверждая, будто не хочет убивать Мориса… по крайней мере, того, кем он стал.
– Я подумаю насчет курсов, – сказала она.
В красочных завитках и мазках, только начинавших намекать на лицо Шейлы, Морис увидел самую первую женщину, перекинувшую мостик в его воображение. Она ему внушала ощущение безопасности. Вскоре он занимался настоящим сексом с настоящей женщиной.
Так было не всегда. Когда-то давно он писал девушек, женщин, до которых не мог дотронуться. Все началось с намека Рокси, в которую он был влюблен в восьмом классе, что она хочет с ним «гулять». Поэтому он через приятеля передал ей записку и получил письменное согласие.
Любовь была близка.
На следующий день она столкнулась с ним в коридоре.
– Я хочу гулять не с тобой, а с Мисом – с Эриком Мисом, а не с Морисом.
Он написал два портрета Рокси, превратив первый в мишень для дротиков, а другой предназначив для жадного созерцания. Часами сидел над вторым. Спал вместе с ним. Он – она – словно шептал в ночи: «Я понимаю», – подкатывался поближе, посвящая в подростковые ритуалы. Именно тогда Морис понял, что обладает талантом не только к искусству, но и к самоудовлетворению. В последующие одинокие годы на первом месте стояла фантазия – до появления Шейлы.
– А потом что было? – спросил Иона.
– Женитьба.
– Страх.
– Что ты об этом знаешь?
– Я все знаю. Ты открываешь мне свои секреты, сам того не замечая.
– Зачем мне это надо?
– Затем, что ты зря тратишь жизнь.
Морис мыл кисти в раковине, краски текли в сливное отверстие.
– И она вот так утекает, – добавил Иона, – прямо у тебя сквозь пальцы.
Мысль о том, что руки его омывает красочная Шейла, показалась на удивление эротической.
Возможно, другой вид секса, на клеточном, подкожном уровне.
– Боже мой, – сказал Иона, – ты возбудился?
Дверь студии была приоткрыта ровно настолько, что Шейла и Холли видели Мориса с кухни. Шейла придержала Холли за локоть, но та вырвалась, ринулась в студию, обняла Мориса, который вскочил на ноги, будто вздернутый веревкой. Поспешно отмахнувшись от своих фантазий, он и от нее отмахнулся.
– Ох Боже, – сказала Холли.
– Нет, – сказал Морис.
– О да. Я всегда знала. Пухленький маленький извращенец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34