Мимо время от времени проходил охранник, ни разу не обратив на них внимания.
– Уже поздно, – сказал Морис.
По щеке Холли скатилась слеза.
– Что с тобой?
– Не знаю. Наверно, жалею себя, какой бы ни была.
– Неужели пытаешься найти себя? Брось это дерьмо собачье.
– Превосходный совет, особенно из твоих уст. Тебе хочется вечно быть тем Морисом, который трепещет от девичьих поцелуев или вообще уклоняется от поцелуев?
Морис выбросил в окно окурок.
– Хотелось бы, чтоб я мог измениться. А я просто сижу у светофора, который меняется с красного на зеленый и желтый.
– Давай лучше я довезу тебя до твоей машины. Если кто-нибудь нас увидит…
Когда она его высадила, он на миг задержался.
– Мы иногда действительно ссоримся, но…
– Прибереги это для Шейлы.
Она уехала. Он сел в свою машину, но медлил включать зажигание. Пожалел себя, каким бы он ни был, и, если б увидел Мориса, стоящего на перекрестке, махнул бы приветственно, медленно проехал светофор, притормозил, подсадил. Они долго ехали бы, разобравшись во всем. А закончив поездку, один Морис попрощался бы.
Руки прострелила боль. Грудь сжалась. Тяжело дыша, он держался за руль. Где Иона, который сказал бы, что он не умирает? Морис в машине не тот Морис, который подумал бы ехать в больницу. Тот Морис по-прежнему стоит на перекрестке, гадая, не случился ли с другим Морисом сердечный приступ.
Боль утихла. Но Морис догадывался, что когда-нибудь в другой день она не отпустит. Придется снова влезать в больничное окно к поджидающей койке.
Когда он приехал домой, Шейла спала. Он спрятал кольцо в ящик с носками. Лег в постель, прижался к ней.
Она пошевелилась, но не проснулась.
– Вабба хамма-гава?
– Да, – сказал он.
– Яма хамма-гава.
– Знаю, – сказал Морис.
– Нет, не знаешь. – Она открыла глаза. – Что ты делаешь?
– Ничего. Просто лежу.
– М-м-м.
Глаза закрылись. На этот раз она не притворялась, будто бормочет во сне. Племя развесило паутину между двумя деревьями, и они не знают, как из нее выпутаться.
Морис подумывал, не разбудить ли ее, преподнеся подарок колонизатора. А потом понял, почему надо дождаться Дня независимости: ее колонизирует банановая республика.
Глава 11
На следующее утро позвонил Зак. Хотел встретиться с Морисом за ленчем.
– При одном условии, – сказал Морис. – Никаких баров. В данный момент у меня слишком слабая воля.
– Давай тогда в парке. Я и сам не могу за себя поручиться.
Они сошлись на скамейке, над которой через несколько дней вспыхнет фейерверк. У Зака лежала фляжка в кармане, Морис смотрел в другую сторону, пока мэр выпивал. Прошли те времена. Хотя бы это он должен сделать для Шейлы.
– Ну, – начал Зак, – интересно, знаешь ли ты, что я хочу сказать?
– Ни малейшего представления не имею.
– Я хочу сказать о твоем отце, о моем отце, об отцах города. Кругом отцы, отцы, не сумевшие наставить сыновей на правильный путь.
– К сожалению, тут я помочь не могу.
Под ногами у них летел мусор.
– Господи, я погубил этот город, – сказал Зак.
– Мерси вел жульническую игру. Любой мог бы бросить крапленую карту.
– Но я один из банкометов.
Морис начинал догадываться, что хочет сказать мэр.
Интересно, думала Шейла, как врачи осваивают наихудшую профессиональную обязанность? Практикуются перед зеркалом? Занимаются на актерских курсах? Или у них есть хладнокровные двойники, провожающие облученных в долину смерти?
Впрочем, она чувствовала в себе больше сил, чем ожидала. Может быть, дело еще обернется иначе. В любом случае в мире есть очищающие источники, не говоря о целителях, шаманах, специалистах по акупунктуре, прорицателях, гуру. Она переправится через широкую воду и получит награду, которую сулит «И цзин». Своевременно вызвала Шейлу Первую, имея теперь небольшую надежду нейтрализовать предполагаемую мудрость своих зрелых лет.
Вся эта мистика «нового века» – дерьмо собачье, дешевая болтовня. Если ты вообще можешь чему-то молиться, молись медицине. Только не надо обманываться по-ребячески. Для этого ты слишком стара.
– Сама катись в задницу, – сказала Шейла.
В годы любовных игр уяснила одно: никогда не гадай, как оценишь игру, лежа после нее в постели. Это своего рода грех перед временем. Надо сосредоточиться на текущем моменте, а потом осмысливать последствия. Иначе гарантирована неудача – попытаешься перескочить через пропасть, и проскочишь само событие.
Дверь открылась. Да, сейчас доктор ее осмотрит. Но какую из них он увидит?
– Мне надоело быть мэром, – сказал Зак.
– Ну, так больше не переизбирайся.
– Это нехорошо. Я обязан перед твоим и своим отцом. Они сделали меня мэром, а я должен сделать так, чтоб они, даже мертвые, одобрили моего преемника.
– Не говори того, что собрался сказать.
– Слишком поздно, Морис. Я бумаги уже подписал. Знаешь, как последний осел, занимался всякими дерьмовыми делами, тогда как все это время мог взять себе заместителя, просто на случай, а подсказать никто даже не потрудился. Наверно, совет собирался назначить кого-нибудь из своих. Необходимости не возникало. До нынешнего момента. Поэтому ты становишься заместителем мэра и собственно мэром после моего ухода. Поздравляю.
Морис выхватил фляжку из кармана Зака.
– Видишь, что эта дрянь сотворила с твоими мозгами? Как я могу стать мэром, черт побери? А самое главное – зачем мне это нужно? Я отказываюсь.
Зак отобрал фляжку, надолго присосался.
– Если не согласишься, назначу кого-нибудь похуже. Сделаю мэром Холли, будь я проклят. Осчастливит избирателей.
– Холли вполне подходит. Будет расхаживать с тобой под ручку неделю-другую. Это гораздо больше того, чего ты можешь ждать от любой другой женщины.
– Это твое, – сказал Зак, вынув из кармана трубку и протянув Морису. – Кури. Через несколько дней станешь нашим Макартуром.
Морис повертел в руках трубку, желая, чтоб Мерси находился на Филиппинах или хоть в Миссури. С другой стороны, Шейле, возможно, было бы приятно иметь мужем мэра, старающегося воскресить город, обреченный с самого начала. Может быть, она снова бы называла его «великим человеком».
– Черт побери, Зак, зачем ты так со мной поступаешь?
– А кто еще есть? Ты даже в гольф не играешь. Если работа тебе не понравится, не ходи на перевыборы. Останешься единственным мэром, пока не проголосуют за мое возвращение. Конечно, если передумаешь, твоя кандидатура бесспорна.
– Половина города считает, что я должен заплатить за избавление Мерси от всех проблем.
– Эта половина не голосует. Другая, фактически, тоже. В последний раз я получил двести голосов против одного. Сам против себя голосовал.
Морис вспомнил отца на балконе, курившего трубку, глядя на Мерси, погибавший быстрей его собственного рассудка.
– Оставь себе, – сказал он, возвращая трубку Заку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Уже поздно, – сказал Морис.
По щеке Холли скатилась слеза.
– Что с тобой?
– Не знаю. Наверно, жалею себя, какой бы ни была.
– Неужели пытаешься найти себя? Брось это дерьмо собачье.
– Превосходный совет, особенно из твоих уст. Тебе хочется вечно быть тем Морисом, который трепещет от девичьих поцелуев или вообще уклоняется от поцелуев?
Морис выбросил в окно окурок.
– Хотелось бы, чтоб я мог измениться. А я просто сижу у светофора, который меняется с красного на зеленый и желтый.
– Давай лучше я довезу тебя до твоей машины. Если кто-нибудь нас увидит…
Когда она его высадила, он на миг задержался.
– Мы иногда действительно ссоримся, но…
– Прибереги это для Шейлы.
Она уехала. Он сел в свою машину, но медлил включать зажигание. Пожалел себя, каким бы он ни был, и, если б увидел Мориса, стоящего на перекрестке, махнул бы приветственно, медленно проехал светофор, притормозил, подсадил. Они долго ехали бы, разобравшись во всем. А закончив поездку, один Морис попрощался бы.
Руки прострелила боль. Грудь сжалась. Тяжело дыша, он держался за руль. Где Иона, который сказал бы, что он не умирает? Морис в машине не тот Морис, который подумал бы ехать в больницу. Тот Морис по-прежнему стоит на перекрестке, гадая, не случился ли с другим Морисом сердечный приступ.
Боль утихла. Но Морис догадывался, что когда-нибудь в другой день она не отпустит. Придется снова влезать в больничное окно к поджидающей койке.
Когда он приехал домой, Шейла спала. Он спрятал кольцо в ящик с носками. Лег в постель, прижался к ней.
Она пошевелилась, но не проснулась.
– Вабба хамма-гава?
– Да, – сказал он.
– Яма хамма-гава.
– Знаю, – сказал Морис.
– Нет, не знаешь. – Она открыла глаза. – Что ты делаешь?
– Ничего. Просто лежу.
– М-м-м.
Глаза закрылись. На этот раз она не притворялась, будто бормочет во сне. Племя развесило паутину между двумя деревьями, и они не знают, как из нее выпутаться.
Морис подумывал, не разбудить ли ее, преподнеся подарок колонизатора. А потом понял, почему надо дождаться Дня независимости: ее колонизирует банановая республика.
Глава 11
На следующее утро позвонил Зак. Хотел встретиться с Морисом за ленчем.
– При одном условии, – сказал Морис. – Никаких баров. В данный момент у меня слишком слабая воля.
– Давай тогда в парке. Я и сам не могу за себя поручиться.
Они сошлись на скамейке, над которой через несколько дней вспыхнет фейерверк. У Зака лежала фляжка в кармане, Морис смотрел в другую сторону, пока мэр выпивал. Прошли те времена. Хотя бы это он должен сделать для Шейлы.
– Ну, – начал Зак, – интересно, знаешь ли ты, что я хочу сказать?
– Ни малейшего представления не имею.
– Я хочу сказать о твоем отце, о моем отце, об отцах города. Кругом отцы, отцы, не сумевшие наставить сыновей на правильный путь.
– К сожалению, тут я помочь не могу.
Под ногами у них летел мусор.
– Господи, я погубил этот город, – сказал Зак.
– Мерси вел жульническую игру. Любой мог бы бросить крапленую карту.
– Но я один из банкометов.
Морис начинал догадываться, что хочет сказать мэр.
Интересно, думала Шейла, как врачи осваивают наихудшую профессиональную обязанность? Практикуются перед зеркалом? Занимаются на актерских курсах? Или у них есть хладнокровные двойники, провожающие облученных в долину смерти?
Впрочем, она чувствовала в себе больше сил, чем ожидала. Может быть, дело еще обернется иначе. В любом случае в мире есть очищающие источники, не говоря о целителях, шаманах, специалистах по акупунктуре, прорицателях, гуру. Она переправится через широкую воду и получит награду, которую сулит «И цзин». Своевременно вызвала Шейлу Первую, имея теперь небольшую надежду нейтрализовать предполагаемую мудрость своих зрелых лет.
Вся эта мистика «нового века» – дерьмо собачье, дешевая болтовня. Если ты вообще можешь чему-то молиться, молись медицине. Только не надо обманываться по-ребячески. Для этого ты слишком стара.
– Сама катись в задницу, – сказала Шейла.
В годы любовных игр уяснила одно: никогда не гадай, как оценишь игру, лежа после нее в постели. Это своего рода грех перед временем. Надо сосредоточиться на текущем моменте, а потом осмысливать последствия. Иначе гарантирована неудача – попытаешься перескочить через пропасть, и проскочишь само событие.
Дверь открылась. Да, сейчас доктор ее осмотрит. Но какую из них он увидит?
– Мне надоело быть мэром, – сказал Зак.
– Ну, так больше не переизбирайся.
– Это нехорошо. Я обязан перед твоим и своим отцом. Они сделали меня мэром, а я должен сделать так, чтоб они, даже мертвые, одобрили моего преемника.
– Не говори того, что собрался сказать.
– Слишком поздно, Морис. Я бумаги уже подписал. Знаешь, как последний осел, занимался всякими дерьмовыми делами, тогда как все это время мог взять себе заместителя, просто на случай, а подсказать никто даже не потрудился. Наверно, совет собирался назначить кого-нибудь из своих. Необходимости не возникало. До нынешнего момента. Поэтому ты становишься заместителем мэра и собственно мэром после моего ухода. Поздравляю.
Морис выхватил фляжку из кармана Зака.
– Видишь, что эта дрянь сотворила с твоими мозгами? Как я могу стать мэром, черт побери? А самое главное – зачем мне это нужно? Я отказываюсь.
Зак отобрал фляжку, надолго присосался.
– Если не согласишься, назначу кого-нибудь похуже. Сделаю мэром Холли, будь я проклят. Осчастливит избирателей.
– Холли вполне подходит. Будет расхаживать с тобой под ручку неделю-другую. Это гораздо больше того, чего ты можешь ждать от любой другой женщины.
– Это твое, – сказал Зак, вынув из кармана трубку и протянув Морису. – Кури. Через несколько дней станешь нашим Макартуром.
Морис повертел в руках трубку, желая, чтоб Мерси находился на Филиппинах или хоть в Миссури. С другой стороны, Шейле, возможно, было бы приятно иметь мужем мэра, старающегося воскресить город, обреченный с самого начала. Может быть, она снова бы называла его «великим человеком».
– Черт побери, Зак, зачем ты так со мной поступаешь?
– А кто еще есть? Ты даже в гольф не играешь. Если работа тебе не понравится, не ходи на перевыборы. Останешься единственным мэром, пока не проголосуют за мое возвращение. Конечно, если передумаешь, твоя кандидатура бесспорна.
– Половина города считает, что я должен заплатить за избавление Мерси от всех проблем.
– Эта половина не голосует. Другая, фактически, тоже. В последний раз я получил двести голосов против одного. Сам против себя голосовал.
Морис вспомнил отца на балконе, курившего трубку, глядя на Мерси, погибавший быстрей его собственного рассудка.
– Оставь себе, – сказал он, возвращая трубку Заку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34