Нам придется каким-то образом его отключить. А замок с временным механизмом и должен открыться только через два часа. Хреновина! И наверное, он металлокерамический. Ребята, тащите сюда лазерный резак и прочее. Я свяжусь со службой охраны, узнаю код отключения сигмы.
Он принялся что-то втолковывать в крохотный микрофон коммуникатора, вделанного в его шлем, а мы с Марком уставились друг на друга в немом отчаянии. Палата полна дыма и огня, а жизнь Джека поддерживается сложнейшими хрупкими приборами! Конечно, он погиб, едва вспыхнуло пламя.
Брандмейстер теперь нажимал кнопки контрольной панели, следуя указаниям управления. Загорелся зеленый сигнал, и брандмейстер скомандовал:
— Поле отключено! Взламываем замок!
Пожарные в громоздких костюмах оттеснили нас с Марком, сестер и врача и направили на дверь желтый фотонный режущий луч. Тут я услышал, как больницу огласил запоздалый сигнал пожарной тревоги. Врач и сестра убежали, видимо, на свои посты, а вторая сестра увела охранника, который очнулся, но ничего не соображал.
— Пожарных вызвал ты? — спросил я Марка.
Он угрюмо кивнул.
— В трех кварталах отсюда мне наконец удалось просканировать палату Джека, и я увидел огонь. В машине, которую я угнал, был телефон. Я позвонил в пожарную службу.
Нам с Марком пришлось отойти подальше, так как пожарные приволокли еще аппарат, чтобы сладить с дверью. Служба охраны добросовестно превратила палату Джека в неприступную крепость. В этот момент включились брызговики в коридоре, и я краем глаза заметил, как организованно идет эвакуация больных. И вспомнил, что в коридоре их мало, поскольку это было отделение экспериментальных способов поддержания жизни. Кто-то потребовал, чтобы мы ушли, но Марк оглоушил его силой своего принуждения, и мы уныло стояли рядом, а на головы нам сыпались водяные капли, а из-под резака миниатюрными метеорами вылетали брызги расплавленного металла.
Видимо, работа продвигалась успешно. Лазериста сменил другой техник с чем-то вроде гигантского сверла в руках и принялся не за замок, а за дверной косяк рядом со мной. Пятеро пожарных у него за спиной держали наготове шланг и огнетушители с различными неядовитыми химикалиями. Под взвизги сверла в коридоре внезапно погас свет. Пожарные включили портативные прожектора. Шум вокруг нас стоял оглушительный. Я понятия не имел, что происходит за неприступной дверью. И не желал знать. Дальневидение мне отказало. По моему лицу вместе со струйками воды текли слезы, я невнятно всхлипывал. Марк рядом со мной молчал. Лицо у него было белее мела, вокруг глаз залегли темные крути. Он был в изношенной куртке и в сапогах на босу ногу. А под курткой на нем вроде был только халат.
Брандмейстер испустил торжествующий вопль, и человек со сверлом посторонился. Его начальник вложил что-то в отверстие в косяке, попятился и нажал кнопку коробочки, которую держал в руке. Глухо ухнуло, из отверстия поднялся небольшой клуб дыма. Брандмейстер ударил ногой в дверь, и она отворилась. Наружу вырвался язык пламени и повалил черный дым. Пожарные ринулись вперед, работая шлангами и огнетушителями. Раздались новые крики. Другие пожарные притащили дымоотсасыватель, сунули приемник внутрь палаты и включили его. Мы с Марком скорчились на полу под сомнительной защитой моей намокшей парки и отчаянно кашляли.
Вот, значит, как все это кончилось, думал я. Величайшее сознание в истории человечества, чья жизнь вопреки всякой вероятности поддерживалась с помощью новейшей технологии, бессмысленно погибло из-за пожара — одного из самых древних стихийных бедствий. Работа гнусной Гидры? Тогда и я так решил, хотя позднее, естественно, виновником была названа Фурия. Неведомая Фурия, настолько метазатуманившая свой облик, что видеокамеры не передали его в службу охраны, хотя по пленкам удалось установить, как начался пожар.
Фурия воспользовалась простейшим приспособлением: бутылкой с горючей жидкостью, снабженной фитилем. Трубка, подающая кислород, была вырвана из аппарата, бутылка с горящим фитилем разбита о пол, и поджигатель выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. А великолепный мозг в оболочке гниющей плоти продолжал спать, зная, что мощные психоэкраны надежно защищают его от метапокушений, а новейшие системы охраны столь же надежно предотвратят физические покушения.
Если бы не подача кислорода, огонь, вероятно, скоро погас бы сам собой. Но, питаемый кислородом, он быстро превратился в ревущее пекло, в котором сгорали и плавились хитроумные аппараты и приборы, поддерживавшие существование последних остатков живых тканей, заключавших сознание Джека.
Брандмейстер крикнул что-то.
Брызговики отключились — как и шланги в руках пожарных. Из выгоревшей палаты уже не шел дым. Брандмейстер посветил в темноту фонарем. Внезапно Марк очнулся от своей летаргии, вскочил на ноги, оттолкнул растерявшегося начальника и, спотыкаясь, вбежал в залитое водой, обуглившееся помещение.
А следом за ним и я.
В разбитое окно летел снег. С потолка стекала вода, разливаясь лужицами по полу, заваленному обломками. Свет фонаря у нас за спиной смутно освещал окутанные паром, искореженные, почерневшие остатки мебели, рухнувшие консоли, развалины жизнеподдерживающего аппарата, который занимал середину палаты. Запах паленого дерева мешался с вонью растопившегося пласса. На миг мне почудился в новом порыве ледяного ветра еще какой-то запах — неуместно сладковатый, будто «перно», лакрицы или аниса. Я плакал, как ребенок, и почти ничего не видел вокруг, но в памяти у меня всплыло место, где я уже однажды ощутил это благоухание, — туманное плато в центре тропического острова, и я на миг словно увидел, как Тереза, живая, сияющая счастьем, обнимает новорожденного сына в погребенной под снегом хижине… лежит в постели холодная, застывшая… улыбается мне среди гирлянд из папоротника и цветов.
Марк стоял у самой двери, загораживая палату от меня и пожарных. Теперь он схватил фонарь и скользнул лучом по большому помещению.
Мы увидели тонкие струйки пара среди снежных хлопьев, искореженные обломки сгоревшего оборудования, точно сожженные кости. И горстки бледного хрупкого пепла, на секунду напомнившие мне белые розочки, которые Джек создал в Сочельник с помощью своей метасозидательной способности…
Психосозидательность.
Он был так силен в ней.
Фонарный луч скользнул по полу в темный угол слева от двери. И Марк и я увидели его и вскрикнули.
Мужчина.
Скорчившийся почти в позе эмбриона: руки прикрывают голову, тело, совершенное, как у микеланджеловского Давида, совсем нагое и чистое… только ступни по щиколотки скрыты в грязной воде. Его руки сдвинулись. Он поднял голову и поглядел на нас с растерянным выражением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Он принялся что-то втолковывать в крохотный микрофон коммуникатора, вделанного в его шлем, а мы с Марком уставились друг на друга в немом отчаянии. Палата полна дыма и огня, а жизнь Джека поддерживается сложнейшими хрупкими приборами! Конечно, он погиб, едва вспыхнуло пламя.
Брандмейстер теперь нажимал кнопки контрольной панели, следуя указаниям управления. Загорелся зеленый сигнал, и брандмейстер скомандовал:
— Поле отключено! Взламываем замок!
Пожарные в громоздких костюмах оттеснили нас с Марком, сестер и врача и направили на дверь желтый фотонный режущий луч. Тут я услышал, как больницу огласил запоздалый сигнал пожарной тревоги. Врач и сестра убежали, видимо, на свои посты, а вторая сестра увела охранника, который очнулся, но ничего не соображал.
— Пожарных вызвал ты? — спросил я Марка.
Он угрюмо кивнул.
— В трех кварталах отсюда мне наконец удалось просканировать палату Джека, и я увидел огонь. В машине, которую я угнал, был телефон. Я позвонил в пожарную службу.
Нам с Марком пришлось отойти подальше, так как пожарные приволокли еще аппарат, чтобы сладить с дверью. Служба охраны добросовестно превратила палату Джека в неприступную крепость. В этот момент включились брызговики в коридоре, и я краем глаза заметил, как организованно идет эвакуация больных. И вспомнил, что в коридоре их мало, поскольку это было отделение экспериментальных способов поддержания жизни. Кто-то потребовал, чтобы мы ушли, но Марк оглоушил его силой своего принуждения, и мы уныло стояли рядом, а на головы нам сыпались водяные капли, а из-под резака миниатюрными метеорами вылетали брызги расплавленного металла.
Видимо, работа продвигалась успешно. Лазериста сменил другой техник с чем-то вроде гигантского сверла в руках и принялся не за замок, а за дверной косяк рядом со мной. Пятеро пожарных у него за спиной держали наготове шланг и огнетушители с различными неядовитыми химикалиями. Под взвизги сверла в коридоре внезапно погас свет. Пожарные включили портативные прожектора. Шум вокруг нас стоял оглушительный. Я понятия не имел, что происходит за неприступной дверью. И не желал знать. Дальневидение мне отказало. По моему лицу вместе со струйками воды текли слезы, я невнятно всхлипывал. Марк рядом со мной молчал. Лицо у него было белее мела, вокруг глаз залегли темные крути. Он был в изношенной куртке и в сапогах на босу ногу. А под курткой на нем вроде был только халат.
Брандмейстер испустил торжествующий вопль, и человек со сверлом посторонился. Его начальник вложил что-то в отверстие в косяке, попятился и нажал кнопку коробочки, которую держал в руке. Глухо ухнуло, из отверстия поднялся небольшой клуб дыма. Брандмейстер ударил ногой в дверь, и она отворилась. Наружу вырвался язык пламени и повалил черный дым. Пожарные ринулись вперед, работая шлангами и огнетушителями. Раздались новые крики. Другие пожарные притащили дымоотсасыватель, сунули приемник внутрь палаты и включили его. Мы с Марком скорчились на полу под сомнительной защитой моей намокшей парки и отчаянно кашляли.
Вот, значит, как все это кончилось, думал я. Величайшее сознание в истории человечества, чья жизнь вопреки всякой вероятности поддерживалась с помощью новейшей технологии, бессмысленно погибло из-за пожара — одного из самых древних стихийных бедствий. Работа гнусной Гидры? Тогда и я так решил, хотя позднее, естественно, виновником была названа Фурия. Неведомая Фурия, настолько метазатуманившая свой облик, что видеокамеры не передали его в службу охраны, хотя по пленкам удалось установить, как начался пожар.
Фурия воспользовалась простейшим приспособлением: бутылкой с горючей жидкостью, снабженной фитилем. Трубка, подающая кислород, была вырвана из аппарата, бутылка с горящим фитилем разбита о пол, и поджигатель выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. А великолепный мозг в оболочке гниющей плоти продолжал спать, зная, что мощные психоэкраны надежно защищают его от метапокушений, а новейшие системы охраны столь же надежно предотвратят физические покушения.
Если бы не подача кислорода, огонь, вероятно, скоро погас бы сам собой. Но, питаемый кислородом, он быстро превратился в ревущее пекло, в котором сгорали и плавились хитроумные аппараты и приборы, поддерживавшие существование последних остатков живых тканей, заключавших сознание Джека.
Брандмейстер крикнул что-то.
Брызговики отключились — как и шланги в руках пожарных. Из выгоревшей палаты уже не шел дым. Брандмейстер посветил в темноту фонарем. Внезапно Марк очнулся от своей летаргии, вскочил на ноги, оттолкнул растерявшегося начальника и, спотыкаясь, вбежал в залитое водой, обуглившееся помещение.
А следом за ним и я.
В разбитое окно летел снег. С потолка стекала вода, разливаясь лужицами по полу, заваленному обломками. Свет фонаря у нас за спиной смутно освещал окутанные паром, искореженные, почерневшие остатки мебели, рухнувшие консоли, развалины жизнеподдерживающего аппарата, который занимал середину палаты. Запах паленого дерева мешался с вонью растопившегося пласса. На миг мне почудился в новом порыве ледяного ветра еще какой-то запах — неуместно сладковатый, будто «перно», лакрицы или аниса. Я плакал, как ребенок, и почти ничего не видел вокруг, но в памяти у меня всплыло место, где я уже однажды ощутил это благоухание, — туманное плато в центре тропического острова, и я на миг словно увидел, как Тереза, живая, сияющая счастьем, обнимает новорожденного сына в погребенной под снегом хижине… лежит в постели холодная, застывшая… улыбается мне среди гирлянд из папоротника и цветов.
Марк стоял у самой двери, загораживая палату от меня и пожарных. Теперь он схватил фонарь и скользнул лучом по большому помещению.
Мы увидели тонкие струйки пара среди снежных хлопьев, искореженные обломки сгоревшего оборудования, точно сожженные кости. И горстки бледного хрупкого пепла, на секунду напомнившие мне белые розочки, которые Джек создал в Сочельник с помощью своей метасозидательной способности…
Психосозидательность.
Он был так силен в ней.
Фонарный луч скользнул по полу в темный угол слева от двери. И Марк и я увидели его и вскрикнули.
Мужчина.
Скорчившийся почти в позе эмбриона: руки прикрывают голову, тело, совершенное, как у микеланджеловского Давида, совсем нагое и чистое… только ступни по щиколотки скрыты в грязной воде. Его руки сдвинулись. Он поднял голову и поглядел на нас с растерянным выражением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139