Он не спеша сворачивает на бульвар Банд, останавливается и, облокотившись о парапет набережной, смотрит на темные воды неторопливой Хуанпу. Ким смотрит, но глаза его ничего не видят, да он и не стремится что-либо разглядеть в этой кромешной тьме. Он не замечает, как прямо перед ним в грязной уснувшей воде разверзается омут – зоркий бессонный глаз, маленький водоворот, порожденный глубинным речным течением, который мгновенно поглощает все, что оказывается рядом с ним на поверхности. Ким смутно ощущает, что у него нет времени почти ни на что – только добраться домой… Домой? А где его дом? С причала доносится усталый плеск воды и сладковатый запах машинного масла и гниющих цветов, уснувшие отзвуки минувшего дня. Волнистые змейки света поблескивают на поверхности реки, отражаясь в испачканных маслом бортах кораблей, а вниз по течению один за другим проплывают его друзья, умершие или пропавшие без вести в кровавой пучине минувшего десятилетия – в окопах, тюрьмах, в партизанской войне или газовых камерах Маутхаузена и Бухенвальда; он читает имена на замшелой могильной плите воспоминаний, и кровь его вновь будоражат обещания, которые когда-то, во времена не столь отдаленные, каждому из них шепнула жизнь, так ничего и не исполнив. Тягостное молчание утопленников поднимается над рекой, и он вновь пристально вглядывается в грязную маслянистую воду, будто желая с ней слиться, утонуть и исчезнуть, но сердце его остается глухо. В горькие годы эмиграции он то и дело пристально всматривался в зеркало прошлого, но в один прекрасный день решил разбить его и отныне смотреть только в грядущее, где были лишь он, да ты, да сеньора Анита, да несколько старых песен, которые он никогда не забывал, – видишь, какой легкой внезапно стала его ноша; но сейчас, стоя у реки, он чувствует, что уже слишком поздно…
Почему не сумел он предвидеть и предотвратить новое поражение? Он заглядывает в реку времени, спрашивая себя: где мы ошиблись? Где сбились с пути? Как могла наша вера и сила духа разбиться о лицемерие и мелочный эгоизм?
В этот миг ливень хлынул на пристань и пышную зелень Банда, и насыщенный аромат мокрой листвы смешался со зловонием Хуанпу. Прежде чем продолжить свой путь, Ким подносит руку к сердцу, затем касается висящего под мышкой браунинга, словно хочет швырнуть то и другое в темную речную воду, но я-то уверен, что он хотел избавиться только от пистолета, так что успокойся, детка, история на этом не кончается, – с улыбкой сказал Форкат, подмигнув своим косым глазом Сусане и нежно беря ее за руку…
Глава девятая
1
Не знаю, откуда он донесся, этот запах, – с улицы или из сада, а быть может, из далекой еще весны, о которой грезила Сусана, или же его принес с собой ураган приключений, по-прежнему бушевавший в таинственном городе на другом конце света; так или иначе, терпкий запах сырой земли внезапно проник на террасу, и Форкат умолк Это было в среду вечером, в последний день августа; запах нас удивил, потому что дождя не было, а сад еще не поливали. Сеньора Анита хлопотала на кухне, как вдруг раздался звонок в дверь.
Мы не видели, кто вошел в сад, потому что жалюзи были опущены. Послышался мужской голос – кто-то разговаривал внизу с сеньорой Анитой, и, услышав его, Форкат побледнел, выпустил руку Сусаны и, пересев к столу, принялся внимательно изучать мой почти уже завершенный рисунок Я сидел на противоположном конце кровати и тоже вскочил, сам не зная почему.
– К нам гость. Похоже, твой знакомый! – крикнула сеньора Анита из гостиной. Форкат не поднимал глаз от рисунка. Он по-прежнему сидел неподвижно, погрузившись в себя, и сеньора Анита осторожно добавила: – Говорит, что его зовут Луис Денисо и что он приехал из Франции.
Когда незнакомец показался в дверях террасы, Форкат опустил голову и медленно положил руки на мой рисунок, словно желая уберечь его от порыва ветра, укрыть от дождя или взгляда незваного гостя, спасти от ненависти и отчаяния, которые привели незнакомца в наш дом: Форкат ощутил это, едва заслышав его голос.
– Здорово, дружище.
Заместитель Кима в Тулузе похлопал Форката по плечу. Левую руку он держал в кармане пиджака, в движениях чувствовалась нарочитая развязность. Он поздоровался с Сусаной, вежливо поинтересовался ее здоровьем, ущипнул за подбородок и сказал, что она очень хорошенькая, – впрочем, он знал об этом и раньше от ее отца. Сусана обмахивалась шелковым веером, глядя на гостя с интересом и без тени смущения. На меня Денис даже не взглянул.
– Это друг моей дочери, – сказала сеньора Анита и принялась торопливо поднимать жалюзи, заметно нервничая. Последние лучи августовского солнца мягко освещали сад.
Я сразу обратил внимание, что хотя Денис не улыбался, глаза его смеялись; в то же время они блестели каким-то тревожным, болезненным блеском, странным образом сочетаясь с большим, четко очерченным печальным ртом, отчего лицо его становилось пугающе притягательным. Возможно, эти наиболее характерные особенности его несколько надменного и холодного облика, которые отметила также и Сусана, я осознал не в тот день, а чуть позже, когда личная драма, которая привела его в этот дом, стала известна всем. То была внешность человека, одержимого страстями, сжигаемого беспощадным огнем. Когда Форкат рассказывал о нем нам с Сусаной, мы так явственно видели, как он элегантно прихрамывает во время ходьбы, как тепло прощается с Кимом в Тулузе, отдавая ему смазанный пистолет и желая удачи, что этот занятный персонаж и его необычное прозвище нас очаровали и крепко засели в памяти.
На незнакомце был изумрудного цвета костюм и темно-зеленый галстук из искусственной змеиной кожи; он казался моложе, чем я себе его представлял, или, быть может, просто молодо выглядел. Красивый, статный, с немного запавшими глазами; во всем его облике чувствовалось юношеское желание нравиться.
Форкат по-прежнему сидел молча, и Денис удивленно разглядывал его разрисованное красными цветами китайское кимоно с широкими рукавами.
– Ишь как вырядился наш художник из Барселонеты, – сказал он наконец. – А ты, я смотрю, неплохо устроился. Мне говорили, что ты живешь в этом доме, как всегда, на чужой счет, но я и представить себе не мог, как ловко ты все это обстряпал.
– Ну а как ты? – перебил его Форкат, не поднимая глаз. Голос у него слегка охрип, он кашлянул, немного помолчал и, словно желая перевести разговор на другую тему, спросил: – Когда приехал?
– Пару недель назад. – Не вынимая рук из карманов, Денис прислонился к подоконнику и поймал взгляд сеньоры Аниты, которая присела на край кровати, однако произнесенные им слова предназначались скорее Форкату: – Тебя это удивляет? – Он подождал несколько секунд и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Почему не сумел он предвидеть и предотвратить новое поражение? Он заглядывает в реку времени, спрашивая себя: где мы ошиблись? Где сбились с пути? Как могла наша вера и сила духа разбиться о лицемерие и мелочный эгоизм?
В этот миг ливень хлынул на пристань и пышную зелень Банда, и насыщенный аромат мокрой листвы смешался со зловонием Хуанпу. Прежде чем продолжить свой путь, Ким подносит руку к сердцу, затем касается висящего под мышкой браунинга, словно хочет швырнуть то и другое в темную речную воду, но я-то уверен, что он хотел избавиться только от пистолета, так что успокойся, детка, история на этом не кончается, – с улыбкой сказал Форкат, подмигнув своим косым глазом Сусане и нежно беря ее за руку…
Глава девятая
1
Не знаю, откуда он донесся, этот запах, – с улицы или из сада, а быть может, из далекой еще весны, о которой грезила Сусана, или же его принес с собой ураган приключений, по-прежнему бушевавший в таинственном городе на другом конце света; так или иначе, терпкий запах сырой земли внезапно проник на террасу, и Форкат умолк Это было в среду вечером, в последний день августа; запах нас удивил, потому что дождя не было, а сад еще не поливали. Сеньора Анита хлопотала на кухне, как вдруг раздался звонок в дверь.
Мы не видели, кто вошел в сад, потому что жалюзи были опущены. Послышался мужской голос – кто-то разговаривал внизу с сеньорой Анитой, и, услышав его, Форкат побледнел, выпустил руку Сусаны и, пересев к столу, принялся внимательно изучать мой почти уже завершенный рисунок Я сидел на противоположном конце кровати и тоже вскочил, сам не зная почему.
– К нам гость. Похоже, твой знакомый! – крикнула сеньора Анита из гостиной. Форкат не поднимал глаз от рисунка. Он по-прежнему сидел неподвижно, погрузившись в себя, и сеньора Анита осторожно добавила: – Говорит, что его зовут Луис Денисо и что он приехал из Франции.
Когда незнакомец показался в дверях террасы, Форкат опустил голову и медленно положил руки на мой рисунок, словно желая уберечь его от порыва ветра, укрыть от дождя или взгляда незваного гостя, спасти от ненависти и отчаяния, которые привели незнакомца в наш дом: Форкат ощутил это, едва заслышав его голос.
– Здорово, дружище.
Заместитель Кима в Тулузе похлопал Форката по плечу. Левую руку он держал в кармане пиджака, в движениях чувствовалась нарочитая развязность. Он поздоровался с Сусаной, вежливо поинтересовался ее здоровьем, ущипнул за подбородок и сказал, что она очень хорошенькая, – впрочем, он знал об этом и раньше от ее отца. Сусана обмахивалась шелковым веером, глядя на гостя с интересом и без тени смущения. На меня Денис даже не взглянул.
– Это друг моей дочери, – сказала сеньора Анита и принялась торопливо поднимать жалюзи, заметно нервничая. Последние лучи августовского солнца мягко освещали сад.
Я сразу обратил внимание, что хотя Денис не улыбался, глаза его смеялись; в то же время они блестели каким-то тревожным, болезненным блеском, странным образом сочетаясь с большим, четко очерченным печальным ртом, отчего лицо его становилось пугающе притягательным. Возможно, эти наиболее характерные особенности его несколько надменного и холодного облика, которые отметила также и Сусана, я осознал не в тот день, а чуть позже, когда личная драма, которая привела его в этот дом, стала известна всем. То была внешность человека, одержимого страстями, сжигаемого беспощадным огнем. Когда Форкат рассказывал о нем нам с Сусаной, мы так явственно видели, как он элегантно прихрамывает во время ходьбы, как тепло прощается с Кимом в Тулузе, отдавая ему смазанный пистолет и желая удачи, что этот занятный персонаж и его необычное прозвище нас очаровали и крепко засели в памяти.
На незнакомце был изумрудного цвета костюм и темно-зеленый галстук из искусственной змеиной кожи; он казался моложе, чем я себе его представлял, или, быть может, просто молодо выглядел. Красивый, статный, с немного запавшими глазами; во всем его облике чувствовалось юношеское желание нравиться.
Форкат по-прежнему сидел молча, и Денис удивленно разглядывал его разрисованное красными цветами китайское кимоно с широкими рукавами.
– Ишь как вырядился наш художник из Барселонеты, – сказал он наконец. – А ты, я смотрю, неплохо устроился. Мне говорили, что ты живешь в этом доме, как всегда, на чужой счет, но я и представить себе не мог, как ловко ты все это обстряпал.
– Ну а как ты? – перебил его Форкат, не поднимая глаз. Голос у него слегка охрип, он кашлянул, немного помолчал и, словно желая перевести разговор на другую тему, спросил: – Когда приехал?
– Пару недель назад. – Не вынимая рук из карманов, Денис прислонился к подоконнику и поймал взгляд сеньоры Аниты, которая присела на край кровати, однако произнесенные им слова предназначались скорее Форкату: – Тебя это удивляет? – Он подождал несколько секунд и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57