ибо только на этой основе мы становимся годными для временного и способными созерцать вечное». Назидательные, но верные слова. Впрочем, мысль эту дал ему я! Берегите ваши желудки, мальчики! И если вам когда-нибудь доведется прослышать о том, что люди собираются поставить памятник ученому повару или доктору-гастроному, примите участие в сборе денег. Или же скажите такому, пока он жив: «Продолжай свое дело, и ты этим приобретешь почет и уважение»! Ха-ха! Здесь, в гостинице, хороший повар. Он мне подходит больше, чем тот, в Рейнеме. Я уже начинаю жалеть, что не захватил с собою в город мою рукопись, настолько я здесь чувствую себя лучше. Вот ведь какое дело! Я-то был уверен, что желудок мой вообще не будет варить без побудительных средств. А теперь я скорее всего и вовсе перестану их принимать. А что, если нам поехать сегодня вечером в театр, мальчики? Как вы думаете?
– Браво, дядя! – вскричал Ричард.
– Дайте сначала мастеру Томсону довести до конца свой рассказ, – заметил Алджернон. – Я хочу знать, чем все кончилось. У старухи есть парик и есть дочь. Бьюсь об заклад, что кто-нибудь сбежал либо с первым, либо со второй! Налейте себе еще вина, мастер Томсон, и продолжайте!
– Да, кое-кто так и делает, – подхватил его мысль Риптон. – А потом их видят в городе вместе, – нашелся он. – Она… она… я хочу сказать, старуха… застает их вдвоем.
– Она застает его в обществе парика! – воскликнул Алджернон. – Вот это здорово! Тут есть чем заняться судейским.
– И ты еще советуешь ей не возбуждать дела при таких отягчающих обстоятельствах? – заметил Гиппиас; чрево его было умиротворено, в глазах вдруг вспыхнул озорной огонек.
– Речь идет о дочери, – со вздохом произнес Риптон и, поддаваясь их настояниям, заторопился очертя голову: – Ее увозят, она красавица… а он – единственный сын баронета… и для того, чтобы они могли пожениться, требуется особое разрешение. А все дело в том, – тут лицо его просветлело и он заговорил более уверенно, – все дело в том, что свадьбу эту могут признать незаконной, потому что невеста католичка, а он – протестант, и ни тот, ни другая не достигли еще возраста, когда позволено вступать в брак. В этом вся загвоздка.
Стоило ему это сказать, как словно какая-то тяжесть свалилась с его плеч, и он с облегчением вздохнул: все вдруг прояснилось, и изменившееся лицо его вожака, на котором был испуг, немало его удивило.
Старшие продолжали задавать ему всякого рода нелепые вопросы, как вдруг Ричард, опрокинув кресло, вскричал:
– Что за чепуху ты городишь, Рип? Ты все на свете перепутал. Это же совершенно разные истории. Старуха, о которой я тебе говорил, – это тетушка Бейквел, а тяжба завязалась из-за соседа, который отхватил у нее кусок сада, и я сказал, что готов оплатить все расходы, только бы ей землю вернули!
– Понимаю, – покорно согласился Риптон. – А я-то ведь думал совсем о другом. Сад, огород! Ну, какое мне дело до ее капусты!
– Иди-ка сюда, мы с тобой поговорим! – взъярился Ричард. – Минут через пять я вернусь, дядя, – успел он крикнуть, кивнув на ходу обоим.
Риптон последовал за ним. В коридоре они столкнулись с Берри, спешившим вернуться в Рейнем. Ричард сунул ему в руку монету и предупредил, чтобы он не болтал лишнего о том, что видел в Лондоне. Берри почтительно поклонился, и это означало, что он соблюдает должную сдержанность.
– Какого черта тебе понадобилось заводить разговор о браке католиков и протестантов, Рип? – спросил Ричард, как только они вышли на улицу.
– Знаешь, – ответил Риптон, – ко мне так приставали, что, честное слово, я не знал, что им сказать. Ты же знаешь, что не я сочинил всю эту историю, сам я ничего не способен сочинить. Пытался я, правда, что-то придумать, только другого мне ничего не пришло в голову, вот я и решил, что этот мой казус оживит разговор. А обеды в этих роскошных гостиницах что надо! С какой стати ты все это навалил на меня? Не я же ведь затеял весь этот разговор о старухе.
Герой задумался:
– Странное дело! Ты же ниоткуда не мог этого знать! Я скажу тебе, почему, Рип! Я просто решил тебя испытать. Размах-то во вранье у тебя большой, но в ближнем бою и один на один ты совершенно теряешься. Ты силен до тех пор, покуда вокруг стены, а на открытом месте ты ничего не стоишь. Я теперь в этом убеждаюсь. Ты человек преданный – что верно, то верно. Ты и всегда был таким. Проводи меня до парков, ну знаешь куда! До того дома, где она сейчас.
Риптон повел его. Вкусный обед взбодрил сего юного англичанина, и он готов был вызвать на бой всю тяжелую артиллерию вековых устоев. И вот, на зеленом склоне под глухое грохотанье лондонских улиц, опираясь на плечо своего оруженосца, герой наш вполголоса, но решительно и резко, все ему разъяснил. Не приходится сомневаться, что подлинные приметы и повадки героя все равно проявят себя, даже если он предстанет в обличье рядового:
– Целый год они строили против меня свои козни, Рип! Как только ты ее увидишь, ты поймешь, что это значит, когда у тебя отнимают такую девушку. Еще бы немного, и это бы стоило мне жизни. Неважно, кто она такая. Это самое совершенное и самое благородное творение, какие только создавал господь! Дело не только в ее красоте – для меня это не самое важное, хотя стоит раз ее увидеть, как каждая частица твоего существа начинает звучать. Это сущий ангел. Я обожаю ее. И душа у нее такая же прелестная, как личико. Это неразменное золото. Ну, словом, сегодня ты ее увидишь.
– Так вот, – продолжал он, в то время как Риптон предвкушал уже обещанную встречу, – они увезли ее, а я нашел. Все это – дело рук мистера Адриена. Что может иметь против нее мой отец? Что она не из благородной семьи? Но она хорошо воспитана, у нее прекрасные манеры – в них есть и утонченность, и живость; она обходительна! Может ли хоть одна из их дам сравниться с ней? Она дочь морского офицера! То, что она католичка? А какое отношение религия ее имеет к… любви! – Это последнее слово он произнес несколько сдержанно; в голосе его появилась какая-то застенчивость.
– Послушай, когда я поправился, мне показалось, что мне нет до нее никакого дела. Это лишнее свидетельство того, как плохо мы все себя знаем! Мне ведь и вообще-то ни до чего не было дела. У меня было такое чувство, как будто кровь во мне оледенела. Я пытался подражать моему дорогому Остину. Как бы мне хотелось, чтобы он был сейчас здесь. Я люблю Остина. Он бы ее понял. В этом году он должен вернуться, и тогда… только тогда будет уже поздно. Ну так вот, отец мой все время хочет, чтобы я стал образцом совершенства… он ни разу не обмолвился при мне ни словом о ней, но все равно я вижу ее в каждом его взгляде; он, видите ли, решил, что мне надо переменить обстановку; он уговорил меня поехать в город вместе с дядей Гиппи, и, как видишь, я согласился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171