Позвольте мне позвать сюда моего сына Риптона. Мне кажется, что если вы соизволите проверить его, вы признаете, что правильный режим и чтение одних только книг по юриспруденции – ибо все прочие книги читать ему строго запрещено – сделали его как раз примером того, о чем вы только что говорили.
Мистер Томсон собирался уже позвонить слуге. Сэр Остин остановил его.
– Позвольте мне взглянуть на вашего сына в то время, когда он занимается, – попросил он.
Наш старый знакомый Риптон сидел в отдельной комнате вместе с облеченным доверием клерком, мистером Бизли, старейшим из клерков; старик этот сам успел превратиться в подобие документа, который уже подписали и запечатали и очень скоро пошлют; он требовал от своего ученика и коллеги только одного – гробового молчания, и каждый вечер, докладывая отцу об успехах сына, неизменно хвалил его за те дни, когда пресловутое правило строго соблюдалось, нимало не заботясь и даже не думая – ибо этому старому сухарю не пришло бы и в голову подумать, – какие чары погрузили подвижного юношу на целых шесть часов в гробовое молчание. Предполагалось, что Риптон штудирует Блэкстона. Фолиант этого классического комментатора юридических текстов лежал снаружи на парте, а под приподнятой ее крышкой нашла себе прибежище голова нашего прилежного студента, и тем самым юриспруденция была приведена в прямое соприкосновение с его черепною коробкой. Дверь в комнату открылась, но сидевший ничего не услышал; его окликнули – он продолжал оставаться недвижимым. Следуя особой методе в изучении Блэкстона, он, очевидно, был увлечен этим автором и читал его, как читают роман.
– Должно быть, сличает комментарий, – прошептал мистер Томсон, – вот это и значит по-настоящему изучать предмет.
Облеченный доверием клерк поднялся и подобострастно поклонился вошедшим.
– И это он каждый день так старателен, Бизли? – спросил мистер Томсон, явно гордясь своим сыном.
– Гм! – ответил старый стряпчий. – Он у меня так занимается каждый день, сэр. Большего я от этого скромного юноши требовать не могу.
Сэр Остин направился прямо к парте. Приближение его пробудило одно из пяти чувств Риптона, которое в свою очередь подало сигнал всем остальным. Крышка парты захлопнулась. Смятенность и неослабное рвение изобразились на его лице одновременно. Он соскочил со своего насеста, и вид у него был такой, будто он готовится защищать себя, а отнюдь не приветствовать высокого гостя; правой рукой он принялся шарить в жилетном кармане, ища ключ, левой же держался за табурет, с которого встал.
Сэр Остин положил два пальца юноше на плечо и, склонив голову немного на сторону, как он имел обыкновение делать, сказал:
– Я рад, что давний товарищ моего сына делает такие успехи. Сам-то я знаю, что значит изучать науки. Смотрите только, не переутомитесь! Послушайте! Пусть наше появление вас не смущает: оно отвлечет совсем ненадолго. К тому же, вам надо привыкать к посещениям вашего клиента.
В словах этих мистер Томсон усмотрел столько снисходительности и доброжелательности, что, видя, что Риптон все еще смущен, напуган и рассержен, счел нужным движением головы и бровей выразить сыну свое неодобрение и пожелал, чтобы тот сообщил баронету, какую именно часть книги Блэкстона он изучает в данное время.
Риптон немного подумал, а потом вдруг, запинаясь, выпалил: «Закон Грэвелкинда».
– Какой закон? – недоуменно спросил сэр Остин.
– Грэвелкинда, – прогромыхал еще раз Риптон.
Сэр Остин повернулся к мистеру Томсону, ожидая от него объяснения. Старый законник не знал, куда деться от стыда.
– Удивительно! – вскричал он. – Чтобы он так ошибся! Какой закон, сэр?
По суровому и тягостному выражению отцовского лица Риптон понял, что допустил ошибку, и поправился:
– Гэвелкинда, сэр.
– Наконец-то! – со вздохом облегчения сказал мистер Томсон. – Подумать только, Грэвелкинда! Грэвелкинда! Старинный Кентский закон… – он собирался пуститься в подробные разъяснения, но сэр Остин заверил его, что отлично знает этот нелепый закон, и добавил:
– Мне хотелось бы взглянуть на записи вашего сына или на его заметки касательно правомерности этого установления о праве на наследование, если только они у него есть.
– Ты что, делал записи или просматривал старые, когда мы вошли? – спросил мистер Томсон у начинающего адвоката. – Это очень полезное дело, и я всегда его одобряю. Так что же?
Риптон принялся сбивчиво объяснять, что боится, что ему нечего показать: у него нет таких записей, которые стоило бы показывать.
– Так что же вы в таком случае делали, сэр?
– Записи, – пробормотал Риптон, краснея и стараясь уклониться от прямого ответа.
– Подай их сюда!
Риптон взглянул на парту, а вслед за тем поочередно – на отца, на сэра Остина и на своего наставника. Он вытащил из кармана ключ. К замку ключ этот явно не подходил.
– Подай их сюда! – еще раз потребовал повелительный голос.
Продолжая свои достойные всяческой похвалы усилия вставить ключ в скважину, Риптон обнаружил, что парта уже отперта. Мистер Томсон устремился к ней и откинул крышку. Внутри оказалась раскрытая книга, которую Риптон тут же отодвинул в дальний угол, запихав ее в груду бумаг, но, как он ни спешил, сэр Остин успел разглядеть раскрашенный фронтиспис этой книги.
– Вы, оказывается, изучаете еще и геральдику, – заметил баронет, улыбнувшись. – Ну и как вам, нравится эта наука?
Риптон ответил, что она ему очень нравится, что он увлечен ею, а сам меж тем старался запихать злосчастную книгу все дальше в угол и набросить на нее побольше всяких бумаг.
Записи, очевидно, хранились в месте менее доступном, и поиски их были занятием невеселым, а, точнее, совершенно бесплодным. Обнаруженные бумаги не имели отношения ни к юриспруденции, ни к каким-либо наукам вообще и только позволили мистеру Томсону ближе ознакомиться с финансовыми Делами его сына; ничто в них даже отдаленно не напоминало заметки по поводу закона Гэвелкинда.
Мистер Томсон высказал предположение, что записи эти могут оказаться среди бумаг, в беспорядке засунутых в темный угол. Хотя Риптон и согласился пересмотреть их, он решительным образом заявил, что там их быть не может.
– А это что такое? – спросил его отец, схватив аккуратно сложенное письмо, адресованное издателю книги по юриспруденции, в то время как Риптон вытаскивал свои бумаги одну за другой. Вслед за тем мистер Томсон надел очки и прочел вслух:
«Издателю «Юриста».
Сэр… в ваших недавних замечаниях по поводу громкого дела о прест…»
Мистер Томсон хмыкнул и остановился, как человек, неожиданно натолкнувшийся на змею. У мистера Бизли подкосились ноги. Сэр Остин повел плечом.
– Верно, это на обороте, – пробормотал запыхавшийся от волнения Риптон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Мистер Томсон собирался уже позвонить слуге. Сэр Остин остановил его.
– Позвольте мне взглянуть на вашего сына в то время, когда он занимается, – попросил он.
Наш старый знакомый Риптон сидел в отдельной комнате вместе с облеченным доверием клерком, мистером Бизли, старейшим из клерков; старик этот сам успел превратиться в подобие документа, который уже подписали и запечатали и очень скоро пошлют; он требовал от своего ученика и коллеги только одного – гробового молчания, и каждый вечер, докладывая отцу об успехах сына, неизменно хвалил его за те дни, когда пресловутое правило строго соблюдалось, нимало не заботясь и даже не думая – ибо этому старому сухарю не пришло бы и в голову подумать, – какие чары погрузили подвижного юношу на целых шесть часов в гробовое молчание. Предполагалось, что Риптон штудирует Блэкстона. Фолиант этого классического комментатора юридических текстов лежал снаружи на парте, а под приподнятой ее крышкой нашла себе прибежище голова нашего прилежного студента, и тем самым юриспруденция была приведена в прямое соприкосновение с его черепною коробкой. Дверь в комнату открылась, но сидевший ничего не услышал; его окликнули – он продолжал оставаться недвижимым. Следуя особой методе в изучении Блэкстона, он, очевидно, был увлечен этим автором и читал его, как читают роман.
– Должно быть, сличает комментарий, – прошептал мистер Томсон, – вот это и значит по-настоящему изучать предмет.
Облеченный доверием клерк поднялся и подобострастно поклонился вошедшим.
– И это он каждый день так старателен, Бизли? – спросил мистер Томсон, явно гордясь своим сыном.
– Гм! – ответил старый стряпчий. – Он у меня так занимается каждый день, сэр. Большего я от этого скромного юноши требовать не могу.
Сэр Остин направился прямо к парте. Приближение его пробудило одно из пяти чувств Риптона, которое в свою очередь подало сигнал всем остальным. Крышка парты захлопнулась. Смятенность и неослабное рвение изобразились на его лице одновременно. Он соскочил со своего насеста, и вид у него был такой, будто он готовится защищать себя, а отнюдь не приветствовать высокого гостя; правой рукой он принялся шарить в жилетном кармане, ища ключ, левой же держался за табурет, с которого встал.
Сэр Остин положил два пальца юноше на плечо и, склонив голову немного на сторону, как он имел обыкновение делать, сказал:
– Я рад, что давний товарищ моего сына делает такие успехи. Сам-то я знаю, что значит изучать науки. Смотрите только, не переутомитесь! Послушайте! Пусть наше появление вас не смущает: оно отвлечет совсем ненадолго. К тому же, вам надо привыкать к посещениям вашего клиента.
В словах этих мистер Томсон усмотрел столько снисходительности и доброжелательности, что, видя, что Риптон все еще смущен, напуган и рассержен, счел нужным движением головы и бровей выразить сыну свое неодобрение и пожелал, чтобы тот сообщил баронету, какую именно часть книги Блэкстона он изучает в данное время.
Риптон немного подумал, а потом вдруг, запинаясь, выпалил: «Закон Грэвелкинда».
– Какой закон? – недоуменно спросил сэр Остин.
– Грэвелкинда, – прогромыхал еще раз Риптон.
Сэр Остин повернулся к мистеру Томсону, ожидая от него объяснения. Старый законник не знал, куда деться от стыда.
– Удивительно! – вскричал он. – Чтобы он так ошибся! Какой закон, сэр?
По суровому и тягостному выражению отцовского лица Риптон понял, что допустил ошибку, и поправился:
– Гэвелкинда, сэр.
– Наконец-то! – со вздохом облегчения сказал мистер Томсон. – Подумать только, Грэвелкинда! Грэвелкинда! Старинный Кентский закон… – он собирался пуститься в подробные разъяснения, но сэр Остин заверил его, что отлично знает этот нелепый закон, и добавил:
– Мне хотелось бы взглянуть на записи вашего сына или на его заметки касательно правомерности этого установления о праве на наследование, если только они у него есть.
– Ты что, делал записи или просматривал старые, когда мы вошли? – спросил мистер Томсон у начинающего адвоката. – Это очень полезное дело, и я всегда его одобряю. Так что же?
Риптон принялся сбивчиво объяснять, что боится, что ему нечего показать: у него нет таких записей, которые стоило бы показывать.
– Так что же вы в таком случае делали, сэр?
– Записи, – пробормотал Риптон, краснея и стараясь уклониться от прямого ответа.
– Подай их сюда!
Риптон взглянул на парту, а вслед за тем поочередно – на отца, на сэра Остина и на своего наставника. Он вытащил из кармана ключ. К замку ключ этот явно не подходил.
– Подай их сюда! – еще раз потребовал повелительный голос.
Продолжая свои достойные всяческой похвалы усилия вставить ключ в скважину, Риптон обнаружил, что парта уже отперта. Мистер Томсон устремился к ней и откинул крышку. Внутри оказалась раскрытая книга, которую Риптон тут же отодвинул в дальний угол, запихав ее в груду бумаг, но, как он ни спешил, сэр Остин успел разглядеть раскрашенный фронтиспис этой книги.
– Вы, оказывается, изучаете еще и геральдику, – заметил баронет, улыбнувшись. – Ну и как вам, нравится эта наука?
Риптон ответил, что она ему очень нравится, что он увлечен ею, а сам меж тем старался запихать злосчастную книгу все дальше в угол и набросить на нее побольше всяких бумаг.
Записи, очевидно, хранились в месте менее доступном, и поиски их были занятием невеселым, а, точнее, совершенно бесплодным. Обнаруженные бумаги не имели отношения ни к юриспруденции, ни к каким-либо наукам вообще и только позволили мистеру Томсону ближе ознакомиться с финансовыми Делами его сына; ничто в них даже отдаленно не напоминало заметки по поводу закона Гэвелкинда.
Мистер Томсон высказал предположение, что записи эти могут оказаться среди бумаг, в беспорядке засунутых в темный угол. Хотя Риптон и согласился пересмотреть их, он решительным образом заявил, что там их быть не может.
– А это что такое? – спросил его отец, схватив аккуратно сложенное письмо, адресованное издателю книги по юриспруденции, в то время как Риптон вытаскивал свои бумаги одну за другой. Вслед за тем мистер Томсон надел очки и прочел вслух:
«Издателю «Юриста».
Сэр… в ваших недавних замечаниях по поводу громкого дела о прест…»
Мистер Томсон хмыкнул и остановился, как человек, неожиданно натолкнувшийся на змею. У мистера Бизли подкосились ноги. Сэр Остин повел плечом.
– Верно, это на обороте, – пробормотал запыхавшийся от волнения Риптон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171