Через несколько дней Батлер приступил к дальнейшему осуществлению своих замыслов. Он заговорили с Филиппом о его положении.
– Спасибо, мистер, – сказал грустно Филипп, выслушав до конца Чарльза. – Вы хотите мне помочь, но вы бы мне помогли, если бы раньше дали возможность встретиться с Эллин.
А сегодня я все понял: я должен быть честен перед вами и хочу сказать, что совершенно отчетливо представляю свои возможности и боюсь: я никогда, вы слышите, никогда не смогу вам вернуть долг, ибо на мне общество поставило крест. После того, что было у меня с Роз Бибисер, меня никто не простит! И даже Эллин! Потому я заявляю вам – я ухожу из этого мира. О нет, не пугайтесь. Я ухожу… в монастырь!
Ибо только Бог знает, что я безгрешен. Перед всеми я – падший человек!
Батлер бросил бороздить комнату и посмотрел на Филиппа. Довольно недоуменно.
– В монастырь? Ты же не верующий.
– Стану им!
– Стане-ешь? – протянул Батлер.
– Да, – продолжал Филипп твердо. – Я слишком мешаю всем в этой жизни. Мне все помогают, но я-то знаю, что никогда не смогу отплатить тем, кто меня любит – тем же. Поэтому я уйду от людей и стану разговаривать с Богом!
– Красиво, – восхищенно протянул Чарльз. – Ты это сейчас придумал или в книжке какой вычитал?
– Я не спектакль перед вами разыгрываю, а говорю то, что знаю.
– «То, что знаешь». Свинья ты этакий, – передразнил Батлер. – Ты говоришь такие позорные вещи, что мне слушать просто невозможно. Жаль, до ножа далеко тянуться, а не то я бы у тебя перед глазами вскрыл бы свои вены и написал кровью, что ты – «дурак». Ну скажи, скажи – и Чарльз забегал вокруг стола, – зачем тебе думать, будто ты не сможешь мне заплатить? Ты даже не представляешь своих возможностей!
– Если хочешь знать – Батлер в нервном возбуждении грыз кончик полотняной салфетки, которую вертел в руках. – У меня есть один план, как поставить тебя на ноги. Простенький такой планчик, но вполне реальный! О чем ты задумался?
– Я? – Филипп словно вернулся издалека, – вспомнил «видения», что были у меня в поезде. Вы ведь не представляете себе, мистер Чарльз, какие сны я видел в поезде.
– Сны, какие сны? – механически спросил Батлер.
– Вы хорошо относились к моей матери, я вам скажу. Я видел сон, как явь. Это самое замечательное, что в нем было.
– «Сон как явь», – эхом отозвался Батлер. – Сдается мне, я уже слыхал эту строчку. Кажется, это Эмили Дикинсон.
Филипп вздохнул.
– Не знаю, мистер Чарльз. Во сне мой дядя целовал мою мать.
– Да, оживленно спросил Батлер. Твой дядя ее целовал?
– Он ее целовал так, будто хотел показать это всем.
– Хм, – Батлер ничего не понял.
– Извините, что отвлек вас, – пробасил Филипп. – Что у вас за предложение? Поделитесь со мной. Мне интересно узнать, сможете ли вы пробудить у меня интерес к жизни?
Батлер подошел к стенному шкафчику и достал бутылку виски.
– Мой дорогой Филипп, виски делает жизнь более насыщенной и полноценной. Выслушай меня внимательно, и со значением тайным отнесись к словам явным.
– Ну, мистер Чарльз, – не отвечая на его шутки говорил Филипп – не понимаю я ваших алхимических присказок.
– Не понимаешь, потому что университетов не кончал, – шутливо оборвал Батлер. – Слушай же, отрок. Я знаю, как спасти твою судьбу. Знаешь ли ты всех, кто был влюблен в твою мать?
– Кроме вас не знаю никого, – рассмеялся Филипп.
– Вот это твоя ошибка, юноша! – процедил Батлер укоризненно. – Потому, что это залог успеха. Я – был влюблен в твою мать, я – собираюсь тебе помочь. Кто еще был влюблен в твою мать? – он может тебе помочь. В твою мать был влюблен Джек Харвей. Банкир, президент банка «Харвей метрополитен».
Филипп открыл рот. Он не знал этого. Батлер продолжал:
– Не люди, – живые деньги. На такой чертовски тонкой струне, как любовь к женщине, из мужчин можно вить веревки.
Филипп удивленно хмыкнул. Ничего хорошего в этой черте он не видел.
– А потому, секрет прост. Ты придешь к банкиру и условно говоря спросишь его: не узнаете ли вы меня?
Филипп расхохотался.
– Мистер Чарльз, вы говорите это так, будто я – его тайный сын, который придет и обрадует папочку своим рождением. «Посмотрите, мой милый папа, как я выгляжу». И папа откроет рот и распахнет объятия. Вы надеетесь, что он узнает в моих чертах – свои?
– Может быть, – устало проговорил Батлер и сел на стул. – В твоих чертах он должен узнать черты Кэролайн и в душе его проснется ураган, который сметет все преграды, воздвигаемые разумом. Ты понимаешь меня, мой мальчик? Ты должен возродить в сердце старого человека любовь к давно ушедшей женщине.
И тогда, желая видеть ее возле себя даже в таком отвратительном облике как твой, он сделает все возможное, чтобы это было так, и предложит тебе работу. Точнее, ты должен намекнуть ему сам про то, что удержит тебя возле него. Действуй.
Филипп поперхнулся виски. Напиток оказался крепким.
Батлер принял это на счет своей идеи. Он еще упорнее принялся убеждать юношу, и хотя оптимизма насчет его плана Филипп не испытывал, он, в конце концов, согласился.
Молодой человек очень быстро пьянел, и границы реального размывались в его сознании. Он качался на стуле, и неожиданно упал на пол.
Батлер неодобрительно поглядел на Филиппа.
– Тебе говоришь дельные вещи, а ты их не слушаешь.
Батлер понял, что больше ничего сказать не сможет, перебросил Филиппа как мешок с песком на кровать, и ушел спать.
А Филипп провалялся до утра следующего дня, пока его не разбудил Батлер и не велел одеваться, чтобы идти на встречу с банкиром.
В уверенности Батлера Филипп чувствовал силу жизни.
Окончательно в себя он пришел только на улице, по пути в банк. Мистер Батлер вез его на карете.
Рассказ Филиппа
… Улица была какая-то пыльная.
– А когда шел дождь, мистер Чарльз? – похмельным голосом спросил я самозванного защитника.
– Заткнитесь, мистер! От вас несет, как от стухшей бочки со спиртом, если такое вообще бывает.
У банкира вы должны только хлопать левым глазом, а правый не открывать вовсе: он у вас косой, когда вы с похмелья. Если вы не будете это делать, ранее влюбленный в покойницу Кэролайн Харвей никогда не узнает в вашем похабном лице черты своей возлюбленной. Все зависит от вас.
Я пропустил скабрезности Батлера мимо ушей.
«Старый черт. Думает, что он один знает все про человеческую душу. Я в своем юном возрасте тоже кое в чем разбираюсь».
Я скрестил ноги. А потом руки. И сплюнул в окно. Показал язык встречной девушке и ущипнул себя за попу, чтобы больше так не делать. Мной владела ярость. Я вышел из под контроля пай-мальчика и мстил ему.
Дом банкира был претенциозен. Колониальная белая громада в три этажа и с каменными львами по бокам парадного крыльца.
– Ведите себя поприличнее, мистер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105