Пройдя несколько кварталов, он остановился у советского посольства. Такая близость вселяла надежду. Посольство представляло собой большую серую виллу с колоннами у входа и причудливыми слуховыми окнами. Там стояли вооруженные часовые и высокая остроконечная железная ограда. Леону подумалось, что, наверное, когда он заходил внутрь, его снимала скрытая камера.
Чиновник просмотрел его документы. Было бы неплохо, сказал он, если бы Леон пришел с кубинской транзитной визой на руках.
Ладно. Он сфотографировался и вернулся в кубинское посольство. Женщина сказала, что сначала он должен получить советскую визу, а потом уже транзитную кубинскую.
Ладно. Он вернулся на виллу. Чиновник сказал, что советскую визу он получит не раньше чем через четыре месяца, если вообще получит. Леон ответил, что в Финляндии ему сделали визу за два дня. Чиновник ответил: «Но тут же Мехико». И Леон ожидал, что он добавит: «Колыбель махинаций».
Он поел суп, рис и мясо. Это стоило сорок два цента. Он переводил меню со словарем, заказывал блюдо, потом переводил дальше.
На следующий день он пришел в кубинское посольство и потребовал консула. Стоял там и кричал на него. Они громко и ожесточенно спорили. Он знает свои права. Он друг революции.
Затем отправился в советское посольство и попросил связаться с посольством в Вашингтоне. Там хранится подшивка писем. У него русская жена. Они поженились в тот день, когда Кастро наградили орденом Ленина.
Леону пришло в голову, что этот чиновник – из КГБ. Поэтому он упомянул Кириленко. Правильно ли он поступил? Во всяком случае, имя – уже какая-то связь. Еще Леону подумалось, что его фотографировали не только советские скрытые камеры, но и камеры ЦРУ, спрятанные в здании на той стороне улицы, или в припаркованной машине, или – что вполне вероятно – висящие на спутнике в небе.
Номер его комнаты – восемнадцать. Скоро октябрь, а он родился восемнадцатого. Дэвид Ферри родился восемнадцатого марта. Они как-то сидели и обсуждали это. Год рождения Ферри – 1918-й.
В воскресенье он сходил в кино днем, а потом еще раз вечером.
На следующий день появился в кубинском посольстве, позвонил в советское посольство, затем отправился туда.
Куба и Россия. С Россией еще не все потеряно. Он может туда и вернуться, если Марине дадут визу. Может просто съездить или остаться насовсем. Они снова будут жить семьей.
Леон спросил советского чиновника, пришел ли из Вашингтона ответ на телеграмму. Сказал, что в благодарность за оплату поездки в СССР предоставит информацию. Снова упомянул Кириленко.
Вечером ознакомился с номером «Эста Семана», который взял в холле. События и места на английском и испанском. Все напечатано дважды, и он постоянно переводил глаза с одного языка на другой.
На следующий день в обоих посольствах ему сообщили, что новостей нет. Он опять показал свои документы и почту. Документы придают материальность требованиям и желаниям. Человек с документами материален.
Но здесь просто бюрократическая ловушка на двух, трех языках, и ничто не помогает. Ему отказали, дело застопорили. Трудно поверить, что представители новой Кубы так с ним обошлись. Какое глубокое разочарование. Такое чувство, будто он живет в пустоте. Хочется ощутить структуру, в которую он включен, четкое определение, где его место. Но система проходит мимо него, мимо всего подряд, даже мимо революции. Он в этой системе – никто.
Третий или четвертый раз он обедал в ресторанчике рядом с отелем. Подумалось, что агентства в Штатах сейчас общаются между собой насчет этой прослушки и снимков скрыли камерой.
До сих пор он был единственным североамериканцем и в отеле, и в ресторане. Но вдруг осознал, что на него смотрят – человек за столиком у кухни, и Леон ясно видел, что это не мексиканец. Вроде бы он мельком заметил, как входил этот человек. Но смотреть в ту сторону не хотелось. Он чувствовал такое, чего лучше бы не знать. Из радио на полке доносилась музыка – может, и фанданго. Он передвинулся так, чтобы оказаться спиной к тому углу, где сидел человек. Потому что самое интересное в этом, самое странное, удивительное и необычное – Леон уверен, что это Ти-Джей Мэкки. Он осторожно пьет воду. По спине поднимается жар. С первого взгляда ясно, что этот человек не мексиканец, Широкоплечий, с короткой стрижкой. Леон вынул из кармана словарь, просто так, чтобы что-то сделать, пролистал его. Это был просто взгляд мельком, размытое пятно. Он медленно пил воду, почти для проформы, следя за собой, держался прямо и серьезно, как человек, знающий, что за ним наблюдают.
Переходя площадь, он услышал чей-то оклик: «Леон!» Но имя произнесли скорее на испанский манер, чем на английский, поэтому он решил, что обратились не к нему.
На следующий день в девять тридцать утра он сел в автобус на двенадцатое место, которое забронировал на имя Х.О.Ли. И лишь когда через семнадцать часов они подъехали к мосту между Мексикой и США, Леон осознал, что забыл посетить дом Троцкого, дом-крепость в Мехико, где Троцкий провел последние годы изгнания. От досады перехватило дыхание, он обмяк, но тут же взял себя в руки, сказав: «Ну и ладно».
Он вез два банана в бумажном пакете, и прежде чем автобус подъехал к таможне, вынул их и проглотил. Он думал, что фрукты запрещено везти через границу, а сейчас ему меньше всего нужна очередная перепалка с властями.
4 октября
Мэри Фрэнсис возила пылесос по гостиной. Она казалась себе оплывшей и какой-то гормональной. Нужно прилагать усилия, чтобы просто жить, переставлять тяжелые ноги. Пятница, уроки закончились, и она пылесосила вокруг Сюзанны, которая сидела на полу и смотрела мультфильмы про кроликов. Пропылесосила порожек между гостиной и столовой. Пропылесосила вокруг стола и под дубовым сервантом. Сегодня все тело как будто свинцовое, борешься за каждое движение.
Уин прошел мимо дверей с ножом в руке.
Она снова оттащила в гостиную пылесос, купленный пять лет назад «хувер» с корпусом в виде космического спутника. Забавно, она с пылесосом перед экраном, а Сюзанна даже не жалуется. Девочка будто смотрит сквозь нее. Слышит мультяшные голоса через вой «хувера».
После обеда Уин спустился в подвал, разобраться, что там шумит. Он видел со стороны, как идет по деревянной лестнице, слегка опустив голову и распрямив пальцы правой руки. Дома порождают шум, сказала Мэри Фрэнсис. Он ощутил запах скипидара и понял, почему человек может подсесть на скипидар, жить этим летучим, вязким, смолистым запахом. Мэри Фрэнсис говорит, что дома все время ворочаются и оседают.
Спасибо. Но за этим стоит что-то еще.
Он вернулся в гостиную и сел рядом с женой, послушать радио. Ей нравились проповедники «возрожденцев», эти люди обладают зловещим красноречием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Чиновник просмотрел его документы. Было бы неплохо, сказал он, если бы Леон пришел с кубинской транзитной визой на руках.
Ладно. Он сфотографировался и вернулся в кубинское посольство. Женщина сказала, что сначала он должен получить советскую визу, а потом уже транзитную кубинскую.
Ладно. Он вернулся на виллу. Чиновник сказал, что советскую визу он получит не раньше чем через четыре месяца, если вообще получит. Леон ответил, что в Финляндии ему сделали визу за два дня. Чиновник ответил: «Но тут же Мехико». И Леон ожидал, что он добавит: «Колыбель махинаций».
Он поел суп, рис и мясо. Это стоило сорок два цента. Он переводил меню со словарем, заказывал блюдо, потом переводил дальше.
На следующий день он пришел в кубинское посольство и потребовал консула. Стоял там и кричал на него. Они громко и ожесточенно спорили. Он знает свои права. Он друг революции.
Затем отправился в советское посольство и попросил связаться с посольством в Вашингтоне. Там хранится подшивка писем. У него русская жена. Они поженились в тот день, когда Кастро наградили орденом Ленина.
Леону пришло в голову, что этот чиновник – из КГБ. Поэтому он упомянул Кириленко. Правильно ли он поступил? Во всяком случае, имя – уже какая-то связь. Еще Леону подумалось, что его фотографировали не только советские скрытые камеры, но и камеры ЦРУ, спрятанные в здании на той стороне улицы, или в припаркованной машине, или – что вполне вероятно – висящие на спутнике в небе.
Номер его комнаты – восемнадцать. Скоро октябрь, а он родился восемнадцатого. Дэвид Ферри родился восемнадцатого марта. Они как-то сидели и обсуждали это. Год рождения Ферри – 1918-й.
В воскресенье он сходил в кино днем, а потом еще раз вечером.
На следующий день появился в кубинском посольстве, позвонил в советское посольство, затем отправился туда.
Куба и Россия. С Россией еще не все потеряно. Он может туда и вернуться, если Марине дадут визу. Может просто съездить или остаться насовсем. Они снова будут жить семьей.
Леон спросил советского чиновника, пришел ли из Вашингтона ответ на телеграмму. Сказал, что в благодарность за оплату поездки в СССР предоставит информацию. Снова упомянул Кириленко.
Вечером ознакомился с номером «Эста Семана», который взял в холле. События и места на английском и испанском. Все напечатано дважды, и он постоянно переводил глаза с одного языка на другой.
На следующий день в обоих посольствах ему сообщили, что новостей нет. Он опять показал свои документы и почту. Документы придают материальность требованиям и желаниям. Человек с документами материален.
Но здесь просто бюрократическая ловушка на двух, трех языках, и ничто не помогает. Ему отказали, дело застопорили. Трудно поверить, что представители новой Кубы так с ним обошлись. Какое глубокое разочарование. Такое чувство, будто он живет в пустоте. Хочется ощутить структуру, в которую он включен, четкое определение, где его место. Но система проходит мимо него, мимо всего подряд, даже мимо революции. Он в этой системе – никто.
Третий или четвертый раз он обедал в ресторанчике рядом с отелем. Подумалось, что агентства в Штатах сейчас общаются между собой насчет этой прослушки и снимков скрыли камерой.
До сих пор он был единственным североамериканцем и в отеле, и в ресторане. Но вдруг осознал, что на него смотрят – человек за столиком у кухни, и Леон ясно видел, что это не мексиканец. Вроде бы он мельком заметил, как входил этот человек. Но смотреть в ту сторону не хотелось. Он чувствовал такое, чего лучше бы не знать. Из радио на полке доносилась музыка – может, и фанданго. Он передвинулся так, чтобы оказаться спиной к тому углу, где сидел человек. Потому что самое интересное в этом, самое странное, удивительное и необычное – Леон уверен, что это Ти-Джей Мэкки. Он осторожно пьет воду. По спине поднимается жар. С первого взгляда ясно, что этот человек не мексиканец, Широкоплечий, с короткой стрижкой. Леон вынул из кармана словарь, просто так, чтобы что-то сделать, пролистал его. Это был просто взгляд мельком, размытое пятно. Он медленно пил воду, почти для проформы, следя за собой, держался прямо и серьезно, как человек, знающий, что за ним наблюдают.
Переходя площадь, он услышал чей-то оклик: «Леон!» Но имя произнесли скорее на испанский манер, чем на английский, поэтому он решил, что обратились не к нему.
На следующий день в девять тридцать утра он сел в автобус на двенадцатое место, которое забронировал на имя Х.О.Ли. И лишь когда через семнадцать часов они подъехали к мосту между Мексикой и США, Леон осознал, что забыл посетить дом Троцкого, дом-крепость в Мехико, где Троцкий провел последние годы изгнания. От досады перехватило дыхание, он обмяк, но тут же взял себя в руки, сказав: «Ну и ладно».
Он вез два банана в бумажном пакете, и прежде чем автобус подъехал к таможне, вынул их и проглотил. Он думал, что фрукты запрещено везти через границу, а сейчас ему меньше всего нужна очередная перепалка с властями.
4 октября
Мэри Фрэнсис возила пылесос по гостиной. Она казалась себе оплывшей и какой-то гормональной. Нужно прилагать усилия, чтобы просто жить, переставлять тяжелые ноги. Пятница, уроки закончились, и она пылесосила вокруг Сюзанны, которая сидела на полу и смотрела мультфильмы про кроликов. Пропылесосила порожек между гостиной и столовой. Пропылесосила вокруг стола и под дубовым сервантом. Сегодня все тело как будто свинцовое, борешься за каждое движение.
Уин прошел мимо дверей с ножом в руке.
Она снова оттащила в гостиную пылесос, купленный пять лет назад «хувер» с корпусом в виде космического спутника. Забавно, она с пылесосом перед экраном, а Сюзанна даже не жалуется. Девочка будто смотрит сквозь нее. Слышит мультяшные голоса через вой «хувера».
После обеда Уин спустился в подвал, разобраться, что там шумит. Он видел со стороны, как идет по деревянной лестнице, слегка опустив голову и распрямив пальцы правой руки. Дома порождают шум, сказала Мэри Фрэнсис. Он ощутил запах скипидара и понял, почему человек может подсесть на скипидар, жить этим летучим, вязким, смолистым запахом. Мэри Фрэнсис говорит, что дома все время ворочаются и оседают.
Спасибо. Но за этим стоит что-то еще.
Он вернулся в гостиную и сел рядом с женой, послушать радио. Ей нравились проповедники «возрожденцев», эти люди обладают зловещим красноречием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122