И, наверно, поэтому мы не могли иметь детей. Очень тяжелый вид рака. Он длится невероятно долго, и все время нестерпимая боль… по крайней мере у моей жены было именно тан. Где-то в середине болезни она кричала и просила меня убить ее, а в конце – большую часть времени, когда она не спала, то просто выла. На Джоан всегда чертовски слабо действовали лекарства, и мы не могли найти ничего, что убило бы эту боль. Ничего. А что-нибудь слишком сильное могло без труда убить саму Джоан. Но я готов был дать и такое лекарство, и она с радостью приняла бы его, но никто, никто не соглашался его выписать. Тем не менее я искал средство повсюду, ездил даже в Мексику, пытаясь найти хоть что-нибудь. Все бесполезно. Я уже собирался отправиться в Голландию, когда Джоан в конце концов ушла из жизни. Мне говорили, что она находилась в коме, но это было не тан.
– Даже страшно вообразить такое, – проговорила я сквозь слезы.
– А знаете, что было самым невыносимым? Джоан умерла в полном одиночестве… Потому что я к тому времени испытывал такой страх и отвращение, что не смог даже ухаживать за женой. Я был там, вернее, мое тело было там, но мозг оказался где-то далеко-далеко, за миллионы миль, прячась в яме, в песке. А мне оставалось только орать: „Замолчи! Замолчи!" Мне был отвратителен ее вид и нескончаемые требования, требования, которые я не мог выполнить. Я ненавидел этот бесконечный вой и то, как она выглядела и как от нее пахло. И больше всего я ненавидел самого себя. Когда люди приходили, или звонили, или присылали письма, я хотел закричать им: „Заберите ваши цветы, вино и деликатесы и отдайте их тем, кто этого заслуживает. А я – не скорблю! Я даже радуюсь! Я такой же мертвый, как она, Джоан устыдила меня настолько, что мне стало противно жить".
Я протянула руку и положила на его большую, теплую ладонь, на которой чувствовались мозоли от клюшки для поло. Я сжала его руку, и через мгновение он ответил мне тем же.
– И вот с тех пор самое главное для меня – спокойная жизнь, стремление делать ее настолько обыденной, приятной, небогатой событиями и лишенной волнений, насколько это возможно. И поменьше привлекать к себе внимания. Я смертельно устал от чрезмерности. И больше не хочу никаких крайностей. Мне безразлично, будет ли мне скучно всю оставшуюся жизнь. Рак – это безобразие и позор. Энди, я исчерпал всю свою терпимость в последний год жизни Джоан. Такая форма существования не вызывает восхищения. Нет. Но я должен быть честным с вами. Сил у меня не осталось никаких. Поэтому я так хорошо понимаю, что вы должны чувствовать. И поэтому я решил никогда не давить на вас. Со мной вы в безопасности. Конечно, я бы хотел достать вам луну с неба, но по крайней мере могу предложить спокойствие. Не волнуйтесь. Позвольте мне быть вашим добрым приятелем, удобным старым ботинком, всегда находящимся поблизости, или оставаться другом до тех пор, пока вы того хотите. И мы посмотрим, нуда это нас заведет. Если что-то и ждет нас впереди, то это что-то будет на ваших условиях. Я никогда не напугаю вас и не причиню боли. И, если не смогу быть мягким, уйду.
– Не могу себе представить, какая вам польза от всего этого? – недоумевала я. – Что до меня, то ваше предложение прекрасно. Но вы – деловой, преуспевающий человек в расцвете сил. Вы можете достичь чего угодно. Любая женщина будет гордиться, если вы разделите ее судьбу. И, конечно, вы заслуживаете большего, чем я смогу дать вам. Не могу понять, почему вы вообще тратите на меня время.
Он засмеялся и растрепал мне волосы. Я ненавидела, когда это делал Крис. Такой жест как-то принижал меня и делал похожей на ребенка. Но в руке Картера было столько нежности и радостного освобождения! Его прикосновение освободило меня от ответственности и тяжелого чувства.
– Чтобы избавиться от более низменных порывов, существует поло, – усмехнулся он. – А почему я трачу на вас время? Потому что вы умная, милая и такая привлекательная, как бурундук, вы очень усердно пытаетесь самостоятельно справиться со своими делами и не скулите. А еще мне нравится, что вы не носите сапоги, галифе, жакет для верховой езды и шляпу а-ля Индиана Джонс. И вы не любите лошадей, и не можете стрелять из ружья, и у вас нет собаки, и вы не богаче, чем я. И потому что я…
– Довольно, – прервала я хвалебную речь, тоже смеясь. – Этого вполне достаточно. Картина ясна. Когда, как говорит Тиш, я ассимилируюсь в Пэмбертоне, вы и не взглянете на меня.
– Во-первых, я буду всегда смотреть на вас, во-вторых, вы никогда не ассимилируетесь в Пэмбертоне. Во всяком случае, не до конца. И всегда будете самой собой, несмотря ни на что, Энди. Вот это и есть настоящая причина того, почему я трачу на вас время, как вы говорите. Я чувствую в вас что-то вроде… способности оправдывать взятые на себя обязательства. Для этого нужна очень большая сила. И здесь нельзя ошибиться, как нельзя ошибиться в том, что у нас под ногами земля. Я хочу быть рядом, когда вы пустите свою силу в ход. И мне бы очень хотелось думать, что я смогу оказаться именно тем человеком, по отношению к которому вы и возьмете обязательства. Ради этого стоило бы ждать.
Я была тронута этими речами, хотя и смеялась до последней минуты. И еще появилась тревога. Значит, Картер почувствовал темную силу, скрытую во мне, но истолковал ее значение совершенно неправильно.
– Действительно, во мне есть некая мощь, но я вовсе не уверена, что она касается обязательств, – проговорила я медленно. – Во мне существуют вещи, о которых вы не знаете. Это для вас может быть непонятно, Картер. Я не всегда такая, какой кажусь. Я не совсем такая хорошая или… простая, как вы считаете. Я не хочу вводить вас в заблуждение.
– Если вы имеете в виду вашу… замужнюю жизнь… Тиш рассказывала мне о ней, и то, что вы думаете об этом… – сказал Картер осторожно. – Как вы только можете думать, что случившееся – ваша вина? Наивная молодая девушка, еще даже не окончившая колледж, совершенно не знающая жизнь и даже свое собственное тело… и вдруг оскорбления, позже – избиения!.. Это его вина, Энди. Не ваша. Его и ничья больше. Его помешательство. Я даже не думаю об этом. Мне только хочется съездить в Атланту как-нибудь вечером и пристрелить сукина сына – вашего мужа. Я мог бы проделать вояж прямо на этой неделе и прибыл бы обратно точно к обеду.
На мгновение меня охватила вызывающая головокружение кровавая ненависть к Тиш и Картеру. Но затем я почувствовала восхитительную волну легкости и освобождения. Конечно, Тиш не должна была ему говорить о том, чем мы занимались с Крисом, и о моих тайных мыслях. Но она сделала это и сделала из-за любви ко мне. И теперь Картер все знал, но не придавал всему случившемуся особого значения и даже, казалось, ценил меня еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
– Даже страшно вообразить такое, – проговорила я сквозь слезы.
– А знаете, что было самым невыносимым? Джоан умерла в полном одиночестве… Потому что я к тому времени испытывал такой страх и отвращение, что не смог даже ухаживать за женой. Я был там, вернее, мое тело было там, но мозг оказался где-то далеко-далеко, за миллионы миль, прячась в яме, в песке. А мне оставалось только орать: „Замолчи! Замолчи!" Мне был отвратителен ее вид и нескончаемые требования, требования, которые я не мог выполнить. Я ненавидел этот бесконечный вой и то, как она выглядела и как от нее пахло. И больше всего я ненавидел самого себя. Когда люди приходили, или звонили, или присылали письма, я хотел закричать им: „Заберите ваши цветы, вино и деликатесы и отдайте их тем, кто этого заслуживает. А я – не скорблю! Я даже радуюсь! Я такой же мертвый, как она, Джоан устыдила меня настолько, что мне стало противно жить".
Я протянула руку и положила на его большую, теплую ладонь, на которой чувствовались мозоли от клюшки для поло. Я сжала его руку, и через мгновение он ответил мне тем же.
– И вот с тех пор самое главное для меня – спокойная жизнь, стремление делать ее настолько обыденной, приятной, небогатой событиями и лишенной волнений, насколько это возможно. И поменьше привлекать к себе внимания. Я смертельно устал от чрезмерности. И больше не хочу никаких крайностей. Мне безразлично, будет ли мне скучно всю оставшуюся жизнь. Рак – это безобразие и позор. Энди, я исчерпал всю свою терпимость в последний год жизни Джоан. Такая форма существования не вызывает восхищения. Нет. Но я должен быть честным с вами. Сил у меня не осталось никаких. Поэтому я так хорошо понимаю, что вы должны чувствовать. И поэтому я решил никогда не давить на вас. Со мной вы в безопасности. Конечно, я бы хотел достать вам луну с неба, но по крайней мере могу предложить спокойствие. Не волнуйтесь. Позвольте мне быть вашим добрым приятелем, удобным старым ботинком, всегда находящимся поблизости, или оставаться другом до тех пор, пока вы того хотите. И мы посмотрим, нуда это нас заведет. Если что-то и ждет нас впереди, то это что-то будет на ваших условиях. Я никогда не напугаю вас и не причиню боли. И, если не смогу быть мягким, уйду.
– Не могу себе представить, какая вам польза от всего этого? – недоумевала я. – Что до меня, то ваше предложение прекрасно. Но вы – деловой, преуспевающий человек в расцвете сил. Вы можете достичь чего угодно. Любая женщина будет гордиться, если вы разделите ее судьбу. И, конечно, вы заслуживаете большего, чем я смогу дать вам. Не могу понять, почему вы вообще тратите на меня время.
Он засмеялся и растрепал мне волосы. Я ненавидела, когда это делал Крис. Такой жест как-то принижал меня и делал похожей на ребенка. Но в руке Картера было столько нежности и радостного освобождения! Его прикосновение освободило меня от ответственности и тяжелого чувства.
– Чтобы избавиться от более низменных порывов, существует поло, – усмехнулся он. – А почему я трачу на вас время? Потому что вы умная, милая и такая привлекательная, как бурундук, вы очень усердно пытаетесь самостоятельно справиться со своими делами и не скулите. А еще мне нравится, что вы не носите сапоги, галифе, жакет для верховой езды и шляпу а-ля Индиана Джонс. И вы не любите лошадей, и не можете стрелять из ружья, и у вас нет собаки, и вы не богаче, чем я. И потому что я…
– Довольно, – прервала я хвалебную речь, тоже смеясь. – Этого вполне достаточно. Картина ясна. Когда, как говорит Тиш, я ассимилируюсь в Пэмбертоне, вы и не взглянете на меня.
– Во-первых, я буду всегда смотреть на вас, во-вторых, вы никогда не ассимилируетесь в Пэмбертоне. Во всяком случае, не до конца. И всегда будете самой собой, несмотря ни на что, Энди. Вот это и есть настоящая причина того, почему я трачу на вас время, как вы говорите. Я чувствую в вас что-то вроде… способности оправдывать взятые на себя обязательства. Для этого нужна очень большая сила. И здесь нельзя ошибиться, как нельзя ошибиться в том, что у нас под ногами земля. Я хочу быть рядом, когда вы пустите свою силу в ход. И мне бы очень хотелось думать, что я смогу оказаться именно тем человеком, по отношению к которому вы и возьмете обязательства. Ради этого стоило бы ждать.
Я была тронута этими речами, хотя и смеялась до последней минуты. И еще появилась тревога. Значит, Картер почувствовал темную силу, скрытую во мне, но истолковал ее значение совершенно неправильно.
– Действительно, во мне есть некая мощь, но я вовсе не уверена, что она касается обязательств, – проговорила я медленно. – Во мне существуют вещи, о которых вы не знаете. Это для вас может быть непонятно, Картер. Я не всегда такая, какой кажусь. Я не совсем такая хорошая или… простая, как вы считаете. Я не хочу вводить вас в заблуждение.
– Если вы имеете в виду вашу… замужнюю жизнь… Тиш рассказывала мне о ней, и то, что вы думаете об этом… – сказал Картер осторожно. – Как вы только можете думать, что случившееся – ваша вина? Наивная молодая девушка, еще даже не окончившая колледж, совершенно не знающая жизнь и даже свое собственное тело… и вдруг оскорбления, позже – избиения!.. Это его вина, Энди. Не ваша. Его и ничья больше. Его помешательство. Я даже не думаю об этом. Мне только хочется съездить в Атланту как-нибудь вечером и пристрелить сукина сына – вашего мужа. Я мог бы проделать вояж прямо на этой неделе и прибыл бы обратно точно к обеду.
На мгновение меня охватила вызывающая головокружение кровавая ненависть к Тиш и Картеру. Но затем я почувствовала восхитительную волну легкости и освобождения. Конечно, Тиш не должна была ему говорить о том, чем мы занимались с Крисом, и о моих тайных мыслях. Но она сделала это и сделала из-за любви ко мне. И теперь Картер все знал, но не придавал всему случившемуся особого значения и даже, казалось, ценил меня еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169