Клэй поднял свою крупную руку цвета грецкого ореха.
– Пожалуйста, только выслушайте меня. После этого, если вы хотите вышвырнуть нас отсюда пинками, я уйду со спокойной совестью. Но, пожалуйста, выслушайте.
Я посмотрела на Кэролайн. Она сидела, устремив взгляд прямо перед собой, и улыбалась, будто ожидала, что ее сфотографируют для паспорта. Я вновь повернулась к Клэю:
– Простите, пожалуйста. Продолжайте. Безмолвно, через годы и мили, я обратилась к Сэлли Колхаун: „Ты дала мне хорошие уроки".
– Том в тяжелом положении, – горько проговорил Клэй. – Не знаю, сможет ли он выбраться. Не знаю, сможет ли кто-нибудь помочь ему. Но если кто-то сможет, то только вы. У Гарольда Тербиди есть постановление суда заставить Тома пройти психиатрическое обследование, и начальник полиции говорит, что у него не будет затруднений найти такого психиатра, который присягнет, что Том представляет опасность для себя и окружающих. А это будет означать, что Тома упрячут на долгое, долгое время.
– Но он не представляет опасности… – начала я.
– В наших краях психиатры зарабатывают не слишком много, – мрачно ответил Клэй. – Нетрудно будет разыскать такого, который поймет точку зрения Гарольда.
– Но кто решится на такой ужасный поступок? – возмутилась я.
Но к тому времени, когда на губах Клэя появилась тусклая улыбка, я уже знала. Ледяное серое лицо Френсиса Милликэна в тот день, когда Чип привез его и отвратительного принца Вилли на Козий ручей, задрожало в воздухе передо мной, как на голографии.
– Я понимаю, – проговорила я.
– Надеюсь, что нет, но это не имеет значения, – ответил Клэй. – Гарольд заявил, что это будет либо тюрьма, либо государственная больница в Милледжвилле. Том может выбирать. У Гарольда есть подписанное распоряжение о невыезде, и, если Том только высунет голову за пределы города, когда этот документ будет ему предъявлен, он окажется в тюрьме за неуважение к органам власти и будет сидеть там до тех пор, пока не станет слишком старым, чтобы поднять лук. А если это не удастся, у Гарольда имеются три-четыре дамы, готовые поклясться, что они испытали серьезное душевное потрясение при виде мертвых коз, одна заявит, что у нее был сердечный приступ, а еще одна – что у нее случился выкидыш.
Тошнота подступила к моему горлу.
– Кто же настолько может ненавидеть Тома? – прошептала я. – Почему недостаточно просто… заставить его прекратить все это?
Клэй не ответил. В наступившем молчании в моем мозгу зародилось нечто чудовищное, разросшееся постепенно до отчетливой уверенности. За лицами Френсиса Милликэна и принца Вилли я видела взбешенную и любезную улыбку Чипа Дэбни. Я не сказала ни слова, но поняла, что Клэй заметил в моих глазах отражение его сына, в его взгляде я увидела муку, а затем старин быстро опустил глаза на свои крепкие веснушчатые руки.
– Гарольд сказал, что он еще раз отпустит Тома, если тот подпишет заявление, что остановится. Но Том не будет этого делать, – проговорил Клэй. – Я передал ему все, что сказал Гарольд, я уговаривал его, пока не потерял голос. Его умоляла мать. Я даже думал привезти сюда его сыновей, чтобы и они попросили. Но я не могу сделать такую подлость по отношению к нему. Кроме того, Том говорит, что в какой-то мере поступает так ради них, говорит, что, как только Гарольд выпустит его, он отправится домой и убьет остальных коз. Многие из животных и так умирают. Он сказал, что Гарольд и все остальные… никогда и не знали, что в мире так много дохлых коз.
Я закрыла глаза от боли и усталости. Я хотела бы просто встать, пойти в спальню, забраться в постель, натянуть одеяло на голову и спать бесконечно. И я сделаю это в ту же минуту, как эти люди покинут мой дом.
– Я не могу вам помочь, – произнесла я. – Том будет слушать меня не больше, чем вас. Не могу. Я не могу помочь вам.
– Том сказал, что поговорит с вами, – возразил Клэй. – Он не обещал послушать вас, но сказал, что хотел бы поговорить. Сейчас он отказывается видеть кого-либо еще. Вы – последняя надежда, какая только у него осталась. Я не пришел бы сюда, если бы это было не так. Знаю… вы и мисс Хилари каким-то образом пострадали. И могу себе представить, что это было очень серьезно.
– Клянусь Богом, я не могу сделать то, о чем вы просите.
Мои глаза все еще были закрыты. Если бы Клэй Дэбни произнес хотя бы слово, я бы начала визжать, как сумасшедшая.
Наступила густая, ужасная тишина, и затем – невероятно – я услышала слабый мяукающий звук, плач или очень юных, или очень старых людей. Я открыла глаза и посмотрела на Кэролайн Дэбни. Ее неподвижное лицо все еще было обращено вперед, глаза плотно закрыты, а рот – распахнут в безнадежной гримасе детского, неудержимого горя. Ручейки черной туши оставили глубокие следы на ее старых щеках, как подтеки грязного снега, а лицо, мертвенно-бледное, покрытое багровыми пятнами, выглядело так, будто кто-то надавал ей пощечин. Безупречные блестящие волосы сидели на голове как-то невероятно ужасно, и я внезапно поняла, что это был парик. Кэролайн так боролась с неровным дыханием, что мне казалось – она может умереть. Затем дама справилась с ним, втянула воздух глубоко в легкие, и я слышала, как в ее груди что-то захрипело. Она открыла глаза и взглянула на меня. Не думаю, что в этот момент Кэролайн меня видела.
– Он был прекрасный маленький мальчик, – пропищала она еле слышной скороговоркой. Черные слезы продолжали бежать по щекам. – Он всегда писал разные вещи. Однажды ко Дню Матери он написал для меня поэму. Я вставила ее в рамку; она все еще у меня. А его награды за успехи… Он получал все возможные награды одну за другой. Вам бы нужно было посмотреть на них.
Я почувствовала, как по моему лицу тоже побежали слезы. Я посмотрела на Клэя, его глаза были влажными. И тогда я поняла, что пойду. Мы все трое до смерти истечем слезами, если я этого не сделаю.
– Утром, – произнесла я. – Как только смогу отправить Хилари в школу. Сейчас она спит, и я не могу оставить ее одну.
– Если бы вы пошли сейчас, думаю, Кэролайн была бы рада остаться с девочкой. Я отвезу вас к тюрьме и подожду в машине. Или, если вы считаете, что так будет лучше, я останусь здесь с Кэролайн.
– Знаю, у вас нет никаких оснований доверять мне, – проговорила Кэролайн, и в хрупком голосе под плачем проступила некая сила, – но в свое время я сидела не с одним ребенком. Если девочка проснется, я просто скажу ей, что я мать Тома. Может, это ее успокоит?
Я знала, что так и будет.
– Тогда поехали, – решила я. – Я ничего не могу сказать Тому, но вы, мистер Дэбни, должны будете убедиться в этом сами. И тогда… пожалуйста, больше не просите меня. Оставьте нас.
– Никогда больше, – ответил Клэй. – Мы и так будем слишком вам обязаны за это.
Тюрьма округа Бейнз располагалась на улице, примыкающей к Пальметто, она была построена из тех же самых, отмеченных возрастом, ценных кирпичей и имела такую же неброскую бронзовую табличку, как и магазины на главной улице города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169