Только в конце, когда Борману все-таки удалось подорвать авторитет Геринга, Гитлер отвернулся от него.
Моника подошла к окнам, которые состояли из трех оконных рам, поднимающихся от пола до середины стены. Каждая рама была разделена переплетом для восьми стекол и заканчивалась наверху аркой. Нижние рамы на самом деле были двойными дверями в форме окон. За стеклами было светло и просматривался сад.
Лоринг заметил ее интерес.
– Эта комната со всех сторон закрыта каменными стенами, ее даже невозможно заметить снаружи. Я поручил написать фрески и сделать особое освещение, что создает иллюзию вида из окна. В оригинале вид из комнаты открывался на парадный двор Екатерининского дворца. Поэтому я выбрал пейзаж девятнадцатого века, двор, который вы видите, обнесен оградой.
Лоринг подошел ближе к Монике.
– Витая золоченая решетка ворот там, вдалеке, воспроизведена абсолютно точно. За ней видна аллея Александровского парка. Трава, кусты и цветы взяты из современных карандашных рисунков, которые использовались как модели. Довольно хорошие, кстати. Все выглядит так, будто мы стоим на втором этаже дворца. Ты можешь представить военные парады, которые проходили регулярно, или увидеть придворных на вечерней прогулке и оркестр, играющий неподалеку?
– Изобретательно. – Моника повернулась. – Как вам удалось так точно воссоздать панели? Я была в Санкт-Петербурге прошлым летом и посетила Екатерининский дворец. Восстановление Янтарной комнаты почти окончено. У них готовы литье, позолота, окна и двери, восстановлены и многие панели. Довольно хорошая работа, но с этой не сравнить.
Лоринг вышел на середину комнаты.
– Это очень просто, моя дорогая. Большинство из того, что ты видишь, – оригинал, а не репродукция. Ты знаешь ее историю?
– Немного, – ответила Моника.
– Тогда ты, конечно, знаешь, что панели были в плачевном состоянии, когда нацисты экспроприировали их в тысяча девятьсот сорок первом году. Первые прусские мастера клеили янтарь на твердые дубовые панели грубой мастикой из пчелиного воска и сока деревьев. Сохранить панели неповрежденными в такой ситуации сродни попытки сохранить стакан воды в течение двухсот лет. Не важно, насколько аккуратно он будет храниться, в конце концов вода либо прольется, либо испарится.
Он обвел рукой комнату:
– Здесь то же самое. В течение двух веков дуб расширялся и сжимался, а в некоторых местах прогнил. Печное отопление, плохая вентиляция и влажный климат Царского Села – все это только ухудшило положение. Дуб деформировался со сменой времен года, мастика потрескалась, и куски янтаря отвалились. Почти тридцать процентов пропало к моменту прихода нацистов. Еще десять процентов было потеряно во время похищения. Когда отец нашел панели, они были в жалком состоянии.
– Я всегда предполагал, что Иосиф Лоринг знал гораздо больше, чем говорил, – произнес Фелльнер.
– Вы не можете представить себе разочарование отца, когда он в конце концов нашел их. Он вел поиски семь лет, а представлял красоту и вспоминал их величие с тех самых пор, как видел их в Санкт-Петербурге перед русской революцией.
– Они были в той пещере под Штодтом, правильно? – спросила Моника.
– Правильно, моя дорогая. В тех немецких грузовиках были эти ящики. Отец нашел их летом тысяча девятьсот пятьдесят второго года.
– Но как? – спросил Фелльнер. – Русские вели серьезные поиски, так же как и частные коллекционеры. Тогда все хотели заполучить Янтарную комнату, и никто не верил, что она была уничтожена. Иосиф был в ярме у коммунистов. Как ему удался этот подвиг? И, что еще более важно, как ему удалось сохранить это?
– Отец был близок с Эрихом Кохом. Прусский гауляйтер признался ему, что Гитлер хотел отправить панели на юг до прихода Красной армии. Кох был верен Герингу, но он был не дурак. Когда Гитлер приказал эвакуировать панели, он подчинился и ничего не сказал Герингу. Панели увезли не дальше региона Гарц, где они были спрятаны в горах. В конце концов Кох признался Герингу, но даже гауляйтеру не было известно их точное местонахождение. Геринг нашел четверых солдат из отряда, сопровождавшего панели. По слухам, он пытал их, но они ему так ничего и не сказали.
Лоринг покачал головой.
– Геринг совершенно сошел с ума к концу войны. Кох боялся его до смерти, поэтому он разбросал части Янтарной комнаты. Дверные петли, медные ручки, камни из мозаики были спрятаны в Кенигсберге. Кох телеграфировал ложное сообщение об уничтожении комнаты не только Советам, но и Герингу. Но те мозаики были копией, над которой немцы работали с тысяча девятьсот сорок первого года.
– Я никогда не принимал на веру историю о том, что янтарь сгорел во время бомбежек Кенигсберга, – заявил Фелльнер. – Весь город пропах бы тогда как горшок с ладаном. Ведь, когда янтарь плавят, он издает сильный характерный запах, похожий на запах плавленой канифоли.
Лоринг хихикнул:
– Это правда. Я никогда не понимал, почему никто не обратил на это внимания. Ни в одном отчете о бомбардировках не упоминалось о запахе. Представьте себе двадцать тонн янтаря, медленно тлеющего в огне. Запах распространился бы на мили и пропитал бы все окрестности на несколько дней пути.
Моника легонько погладила одну из отполированных стен:
– Никакой напыщенности камня. Почти теплые на ощупь. И гораздо темнее, чем я себе представляла. Намного темнее, чем восстановленные панели в Екатерининском дворце.
– Янтарь темнеет со временем, – пояснил ее отец. – Хотя разрезанный на части, отполированный и склеенный вместе янтарь выдержит века. Янтарная комната восемнадцатого века была бы гораздо более яркой, чем эта комната сегодня.
Лоринг кивнул.
– И хотя кусочкам этих панелей миллионы лет, они хрупкие, как кристаллы, и так же привередливы. Это делает сокровище еще более изумительным.
– Он сверкает, – восхищенно сказал Фелльнер. – Как зимнее солнце. Светит, но не греет.
– Как и оригинал, этот янтарь сзади покрыт серебряной фольгой. Свет просто отражается.
– Что ты имеешь в виду – как и оригинал? – встревожился Фелльнер.
– Как я сказал, отец был разочарован, когда вскрыл пещеру и нашел янтарь. Дуб прогнил, почти все кусочки отвалились. Он заботливо восстановил все и добыл копии фотографий, которые были сделаны в Советском Союзе до войны. Как и нынешние реставраторы в Царском Селе, отец использовал эти фотографии, чтобы реконструировать панели. Единственное различие – он обладал первоначальным янтарем.
– Где он нашел мастеров? – спросила Моника. – Насколько я помню, знание о том, как обращаться с янтарем, было утрачено во время войны. Большинство старых мастеров погибли.
– Некоторые выжили, – парировал Лоринг. – Спасибо Коху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Моника подошла к окнам, которые состояли из трех оконных рам, поднимающихся от пола до середины стены. Каждая рама была разделена переплетом для восьми стекол и заканчивалась наверху аркой. Нижние рамы на самом деле были двойными дверями в форме окон. За стеклами было светло и просматривался сад.
Лоринг заметил ее интерес.
– Эта комната со всех сторон закрыта каменными стенами, ее даже невозможно заметить снаружи. Я поручил написать фрески и сделать особое освещение, что создает иллюзию вида из окна. В оригинале вид из комнаты открывался на парадный двор Екатерининского дворца. Поэтому я выбрал пейзаж девятнадцатого века, двор, который вы видите, обнесен оградой.
Лоринг подошел ближе к Монике.
– Витая золоченая решетка ворот там, вдалеке, воспроизведена абсолютно точно. За ней видна аллея Александровского парка. Трава, кусты и цветы взяты из современных карандашных рисунков, которые использовались как модели. Довольно хорошие, кстати. Все выглядит так, будто мы стоим на втором этаже дворца. Ты можешь представить военные парады, которые проходили регулярно, или увидеть придворных на вечерней прогулке и оркестр, играющий неподалеку?
– Изобретательно. – Моника повернулась. – Как вам удалось так точно воссоздать панели? Я была в Санкт-Петербурге прошлым летом и посетила Екатерининский дворец. Восстановление Янтарной комнаты почти окончено. У них готовы литье, позолота, окна и двери, восстановлены и многие панели. Довольно хорошая работа, но с этой не сравнить.
Лоринг вышел на середину комнаты.
– Это очень просто, моя дорогая. Большинство из того, что ты видишь, – оригинал, а не репродукция. Ты знаешь ее историю?
– Немного, – ответила Моника.
– Тогда ты, конечно, знаешь, что панели были в плачевном состоянии, когда нацисты экспроприировали их в тысяча девятьсот сорок первом году. Первые прусские мастера клеили янтарь на твердые дубовые панели грубой мастикой из пчелиного воска и сока деревьев. Сохранить панели неповрежденными в такой ситуации сродни попытки сохранить стакан воды в течение двухсот лет. Не важно, насколько аккуратно он будет храниться, в конце концов вода либо прольется, либо испарится.
Он обвел рукой комнату:
– Здесь то же самое. В течение двух веков дуб расширялся и сжимался, а в некоторых местах прогнил. Печное отопление, плохая вентиляция и влажный климат Царского Села – все это только ухудшило положение. Дуб деформировался со сменой времен года, мастика потрескалась, и куски янтаря отвалились. Почти тридцать процентов пропало к моменту прихода нацистов. Еще десять процентов было потеряно во время похищения. Когда отец нашел панели, они были в жалком состоянии.
– Я всегда предполагал, что Иосиф Лоринг знал гораздо больше, чем говорил, – произнес Фелльнер.
– Вы не можете представить себе разочарование отца, когда он в конце концов нашел их. Он вел поиски семь лет, а представлял красоту и вспоминал их величие с тех самых пор, как видел их в Санкт-Петербурге перед русской революцией.
– Они были в той пещере под Штодтом, правильно? – спросила Моника.
– Правильно, моя дорогая. В тех немецких грузовиках были эти ящики. Отец нашел их летом тысяча девятьсот пятьдесят второго года.
– Но как? – спросил Фелльнер. – Русские вели серьезные поиски, так же как и частные коллекционеры. Тогда все хотели заполучить Янтарную комнату, и никто не верил, что она была уничтожена. Иосиф был в ярме у коммунистов. Как ему удался этот подвиг? И, что еще более важно, как ему удалось сохранить это?
– Отец был близок с Эрихом Кохом. Прусский гауляйтер признался ему, что Гитлер хотел отправить панели на юг до прихода Красной армии. Кох был верен Герингу, но он был не дурак. Когда Гитлер приказал эвакуировать панели, он подчинился и ничего не сказал Герингу. Панели увезли не дальше региона Гарц, где они были спрятаны в горах. В конце концов Кох признался Герингу, но даже гауляйтеру не было известно их точное местонахождение. Геринг нашел четверых солдат из отряда, сопровождавшего панели. По слухам, он пытал их, но они ему так ничего и не сказали.
Лоринг покачал головой.
– Геринг совершенно сошел с ума к концу войны. Кох боялся его до смерти, поэтому он разбросал части Янтарной комнаты. Дверные петли, медные ручки, камни из мозаики были спрятаны в Кенигсберге. Кох телеграфировал ложное сообщение об уничтожении комнаты не только Советам, но и Герингу. Но те мозаики были копией, над которой немцы работали с тысяча девятьсот сорок первого года.
– Я никогда не принимал на веру историю о том, что янтарь сгорел во время бомбежек Кенигсберга, – заявил Фелльнер. – Весь город пропах бы тогда как горшок с ладаном. Ведь, когда янтарь плавят, он издает сильный характерный запах, похожий на запах плавленой канифоли.
Лоринг хихикнул:
– Это правда. Я никогда не понимал, почему никто не обратил на это внимания. Ни в одном отчете о бомбардировках не упоминалось о запахе. Представьте себе двадцать тонн янтаря, медленно тлеющего в огне. Запах распространился бы на мили и пропитал бы все окрестности на несколько дней пути.
Моника легонько погладила одну из отполированных стен:
– Никакой напыщенности камня. Почти теплые на ощупь. И гораздо темнее, чем я себе представляла. Намного темнее, чем восстановленные панели в Екатерининском дворце.
– Янтарь темнеет со временем, – пояснил ее отец. – Хотя разрезанный на части, отполированный и склеенный вместе янтарь выдержит века. Янтарная комната восемнадцатого века была бы гораздо более яркой, чем эта комната сегодня.
Лоринг кивнул.
– И хотя кусочкам этих панелей миллионы лет, они хрупкие, как кристаллы, и так же привередливы. Это делает сокровище еще более изумительным.
– Он сверкает, – восхищенно сказал Фелльнер. – Как зимнее солнце. Светит, но не греет.
– Как и оригинал, этот янтарь сзади покрыт серебряной фольгой. Свет просто отражается.
– Что ты имеешь в виду – как и оригинал? – встревожился Фелльнер.
– Как я сказал, отец был разочарован, когда вскрыл пещеру и нашел янтарь. Дуб прогнил, почти все кусочки отвалились. Он заботливо восстановил все и добыл копии фотографий, которые были сделаны в Советском Союзе до войны. Как и нынешние реставраторы в Царском Селе, отец использовал эти фотографии, чтобы реконструировать панели. Единственное различие – он обладал первоначальным янтарем.
– Где он нашел мастеров? – спросила Моника. – Насколько я помню, знание о том, как обращаться с янтарем, было утрачено во время войны. Большинство старых мастеров погибли.
– Некоторые выжили, – парировал Лоринг. – Спасибо Коху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103