– Она само совершенство, – посетовала Мэгги.
– Не беспокойтесь, – ответил Золтан, наливая вино. – Вы обязательно что-нибудь придумаете.
– Пожалуй, надо сделать ее менее совершенной, – сказала Мэгги, с аппетитом хрустя овощами. У нее в голове уже зародилась идея…
На следующий день Мэгги потребовала от Золтана отвести ее к дому, где жила Дельфина. Окна квартиры действительно выходили на Сену, где неспешно проплывали речные трамвайчики. Оттуда доносились взрывы громкой музыки и зычные голоса гидов. Она подняла голову и посмотрела на развевавшуюся в приоткрытом окне белую занавеску. Именно там Джереми пил «Кир» с женщиной, похожей на гейшу, и вдыхал дразнящие ароматы, вплывавшие в комнату из крошечной кухни. Мэгги заскрежетала зубами и решила, что Дельфина заслуживает публичного унижения.
Вечером, за тарелкой говядины по-бургундски, она поделилась своей идеей с водителем:
– Золтан, я тут подумала: раз ты работал на венгерском телевидении, то почему бы тебе не устроиться на канал «Антенн-2»?
– Мадам, вы забываете, что я венгр, – напомнил Золтан, с выражением неодобрения на лице ковыряя в тарелке вилкой. – Знаете, эта говядина ужасно французская…
Золтан стал часто отсутствовать, заверяя Мэгги, что работает над воплощением ее плана в жизнь. Во время предыдущего пребывания в Париже он успел обзавестись двумя-тремя приятелями и теперь каждый день ездил в пятнадцатый arrondissement, часами сидел в баре напротив телецентра, заводя дружбу с рабочими, заходившими туда в конце рабочего дня.
– Я внедряюсь, – объяснял он нетерпеливой Мэгги за ужином, все в том же бистро на углу. – Устанавливаю необходимые контакты.
– Контакты, – недоверчиво повторила она. – Ты делаешь это на французском?
– Je parle pas mal, – произнес Золтан с ужасным венгерским акцентом. – Особенно плохие слова. Я их много знаю!
Каждый вечер они смотрели по телевизору программу Дельфины. Чувствуя себя жалкой и убогой, Мэгги пристально рассматривала безупречно гладкую кожу и сияющие волосы медового цвета, восхищалась безукоризненной элегантностью стильных костюмов ведущей теленовостей. Она мечтала, чтобы длинные ресницы Дельфины вдруг склеились и та не смогла разглядеть подсказку на экране. Тогда сладкозвучные фразы перестанут слетать с ее глянцевитых губ. Или чтобы кто-нибудь уговорил ее выпить перед самым эфиром какой-нибудь темной жидкости, от которой бы у нее почернели зубы. Или, подсказывала воспаленная фантазия, как здорово было бы надрессировать богомола, чтобы он забрался к ней на плечо и залез в красивое ухо, напоминавшее морскую раковину.
Необходимость полагаться на усердного, но медлительного Золтана очень раздражала Мэгги, однако ей пришлось смириться, ведь без него она не могла осуществить задуманное. Только бы он управился поскорее! Надо было чем-то заполнять долгие дни, пока Золтан отсутствовал. Мэгги старалась как могла: ходила по музеям, рынкам, книжным магазинам, иногда – в кинотеатр, смотреть старые черно-белые фильмы. Ей нравилось ходить в Люксембургский сад, садиться на скамейку и наблюдать за бегунами, влюбленными парочками и детьми, которые выстраивались в очередь, чтобы покататься на пони.
– Хочешь сесть на Меркурия? – спросила мама у раскрасневшейся от возбуждения маленькой девочки.
И Мэгги ощутила знакомый приступ саднящей боли – как всегда при виде матерей с маленькими детьми. Разве есть на свете чувство, способное заменить любовь к девчушке, протягивающей кусочек сахара толстому, серому в яблоках, пони? Однако, прогуливаясь по бульварам, садясь в метро, рассматривая шифон и газ в дорогих бутиках, Мэгги ни на мгновение не забывала об истинной причине своего визита в Париж. Гнев пылал в ней, не утихая ни на минуту.
Каждое утро Мэгги отправлялась в кафе «Флор» и за чашкой кофе со сливками созерцала окружающий мир. Вскоре официанты стали узнавать ее и приносить заказ по первому же сигналу. А она начинала чувствовать себя в Париже, всемирном центре моды, примерно так же, как в свое время ее мать в отделе белья универмага «Селфриджес». Вокруг ходили лощеные дамы, в облике которых присутствовало неуловимое je ne sais quoi. Они были абсолютно уверены в своем неотъемлемом праве разгуливать по бульварам, демонстрируя окружающим стройные лодыжки и упругие ягодицы. Мэгги знала: для описания такого состояния существовало какое-то особое французское выражение… Да, вспомнила, bien darts leur peau. Она же, напротив, постоянно чувствовала себя не в своей тарелке, неловко пытаясь приспособиться, подогнать себя под шаблон, в который не вписывалась, и это было очевидно, как для окружающих, так и для нее самой. Сейчас ей как никогда необходимо было разобраться в себе, понять, кто же она на самом деле. Будучи замужем за Джереми Мэгги всегда имела под рукой готовый ответ: она жена дипломата.
Но теперь настало время познать свою истинную сущность. И Мэгги решила начать с внешнего облика. Для начала она последует за француженками, обладающими галльским шиком, в святая святых – маленькие бутики, в которых те чувствовали себя как дома, непринужденно болтая с продавщицами и вертясь перед большими, во весь рост, зеркалами. Там она откроет новую Мэгги, которая должна одеваться в соответствий с требованиями мужа или с мнением британской колонии за рубежом, с ее жесткими правилами. А потом внешнее станет внутренним, и новая Мэгги выпорхнет наружу, словно бабочка из куколки.
Однако от привычек, выработанных за долгие годы, непросто избавиться – Мэгги долго и мучительно раздумывала перед каждой покупкой, взвешивала все «за» и «против». И все-таки она вышла из магазина с громадными разноцветными пакетами, где лежали «несколько удачно подобранных ансамблей», как сказала бы ее мать.
С неописуемым чувством облегчения Мэгги подумала, что мама уже была на том свете и не может увидеть ее сейчас. Раньше она один-два раза в год навещала дочь в разных дипломатических резиденциях и, торжественно усевшись в туго набитое кресло, восхищалась окружающей роскошью. «Подумать только, Мэгги!» – радостно восклицала мама, когда над ней склонялся официант в белых перчатках и с подносом, на котором стояли изящные кофейные чашечки, не имевшие ничего общего с керамическими кружками, из которых она пила дома. Что она теперь могла рассказать дамам из «Женского института»? Мать Мэгги принадлежала к тому поколению и тому слою общества, где супружеская неверность и развод считались ужасными катастрофами, происходящими где-то в другом мире и с другими людьми, далекими от их круга.
После похода за покупками Мэгги, набравшись смелости, отправилась в салон красоты неподалеку от площади Согласия. Там изнеженного вида молодой человек накинул на нее мягкое розовое полотенце, пританцовывая вокруг и цокая языком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58