– В смысле покушения на вас и прочее. Почему я? Где связь? А если вы ошибаетесь и теперь в угоду вашим заблуждениям ломаете мне жизнь? За что? А? – Дибаев еще ближе подполз к Каленину и неожиданно согласился: – Ну хорошо! Допустим, это был я. Только допустим! Но ведь это вы вынудили меня или кого-то другого поступать так, а не иначе! До той секунды, пока вы не появились в моей жизни, у меня не было никакой вины ни перед Президентом, ни перед страной. Я выслушал Удачника – и все. И даже собирался его сдать. Спросите у него! Спросите! – Дибаев почти перебрался на кресло Каленина и при каждой сказанной фразе тряс его за плечи и горячо дышал прямо в лицо, причем Каленин уловил запах алкоголя. Как бы в подтверждение этому, Дибаев откинулся на свое сиденье, вытащил откуда-то фляжку и сделал пару больших глотков. В салоне запахло дорогим коньяком.
Дибаев несколько мгновений прислушивался к собственным ощущениям после принятой дозы, а потом вновь развернулся к Каленину, причем смотрел на него пристально и гневно.
– Вы, значит, правдолюбец? Так? Ну и сдавали бы истинного заговорщика. Вон он, кстати, подъехал. – Дибаев показал пальцем на плывущий по лесному проселку внедорожник, цвет которого только угадывался как красный, а от пыли был серовато-розовый. – Издалека пылит! Плутал по проселкам, видать, пока условленное место нашел. Мент поганый! – Дибаев разразился длинной матерной тирадой.
– А теперь смотрите внимательно. – Он достал носовой платок, сунул руку куда-то в область заднего кармана брюк и осторожно, чтобы не коснуться голой рукой, вытащил маленький изящный пистолетик иностранного производства. Передернул затвор, причем так же манипулируя носовым платком. – Я покажу вам интересное кино. Пульки в этой машинке маленькие, но с трех шагов человека прошивают насквозь. Как думаете, чей это пистолетик? – Дибаев злорадно рассмеялся. – Не догадываетесь? Ну не мой же, конечно. Он извлечен из домашнего сейфа Петра Анатольевича Удачника. Хозяин, правда, еще не знает, что он у него пропал. Вот удивится, когда узнает! Но еще большим будет его удивление, когда я ему расскажу, как ко мне попало его оружие. Вы будете иметь возможность присутствовать при этом. Вместе посмеемся... Окно чуть-чуть приоткройте, чтобы было слышно, и сидите тихо. Он вас не видит, зато перед вами вся сцена как на ладони.
Дибаев хлопнул дверью и пошел навстречу Удачнику, который также покинул автомобиль и остановился в двух шагах перед его капотом.
Разведчик Фадин, Президент Шарпей, кандидат Бутин
Впервые за время Президентства Шарпей надел свой генеральский мундир, увешанный многочисленными орденами и медалями, большая часть которых была боевыми. Китель стал маловат, тянул на спине и топорщился на том месте, где у Президента некогда была талия.
«Иконостас», то есть выставленный на груди полный набор наград, впечатлял: два – ордена Ленина, два – Боевого Красного Знамени, три – Красной Звезды, куча медалей и высших наград других стран. «А звезды Героя нет!» – неожиданно поймал себя на крамольной мысли Президент. Он вспомнил свой давний разговор с Брежневым. «Точно, он ведь мне тогда Героя посулил!»
Шарпей вздохнул и воспроизвел в памяти весьма скромную обстановку брежневского кабинета, называвшегося аппаратчиками «высотой»[19]. Это было вскоре после того, как Брежнев уже окончательно перебрался в Кремль и в здании ЦК КПСС на Старой площади практически не появлялся.
С его переездом в Кремль после избрания Председателем Президиума Верховного Совета СССР была связана очень смешная история, которую, давясь от хохота, рассказывали охранники Генсека и работники его секретариата.
Несмотря на то что кабинет на пятом этаже в здании ЦК КПСС на Старой Площади пустовал, в приемной, как положено, работали секретари Генсека: отвечали на звонки, принимали почту, вели текущую секретарскую работу. И когда один из них серьезно заболел, его поменяли на инструктора Общего отдела, который проработал в аппарате партии пару десятков лет и заслужил повышение за свою добросовестную аппаратную службу.
Брежневу, разумеется, об этом сообщили, так как без его одобрения в секретариат Генсека никого взять не могли. Он мельком взглянул на объективку и, не вдаваясь в детали, согласился.
Вскоре выдалась какая-то оказия, и Генсек потребовал отвезти его в свой партийный кабинет. И вот заходит он в приемную и вдруг видит, что за стойкой стоит отправленный им же на почетную пенсию... Николай Дмитриевич Подгорный, бывший Председатель Верховного Совета СССР. Брежнев пару минут, вытаращив глаза, смотрел на это чудо, потом сильно смутился, так как с момента выдворения Подгорного на пенсию не общался с ним. А тут он в приемной, да еще в роли секретаря.
– Коля! Подгорный! Ты как тут?.. – Брежнев был смущен и не очень понимал, как себя вести. Он сверкал глазами на помощников и охрану, демонстрируя крайнюю степень недовольства. – Ладно, что тут, в приемной, толкаться? Пошли в кабинет, чаю попьем.
Побелевший от ужаса секретарь, ничего не понимая, стоит не шелохнувшись, а охранник влетает за Генсеком в кабинет и шепчет:
– Леонид Титович! Это не Подгорный! Это ваш новый секретарь, которого месяц назад назначили.
– Как не Подгорный? А почему так похож?
– Да как-то не подумали.
– Думать надо всегда! Бывший Председатель Верховного Совета СССР и в приемной дежурит! В смысле на него похожий! Это же как там его? Слово есть такое. Ну? – Брежнев нетерпеливо постучал по столу...
– Может быть, нонсенс, Леонид Титович?
– Вот именно! Полная фигня! Значит, так, Подгорного этого из приемной убрать. На пенсию!
– Ему еще год до пенсии...
– Тогда повысить, но из приемной убрать...
Хохма состояла в том, что человека, похожего на Подгорного, в тот же день убрали из брежневской приемной и тут же снова повысили в должности. Столь стремительный карьерный рост на старости лет стал для него серьезным психологическим ударом. В новой должности он быстро завалил порученную работу и вскоре покинул аппарат ЦК КПСС с официальной формулировкой «по состоянию здоровья».
...Брежнев был человеком умным и даже коварным, что никак не вязалось с обликом этакого добряка и выжившего из ума старца. Да и речь его была невнятной и путаной только по форме. По сути же он, напротив, умел формулировать задачи ясно, жестко и четко.
Он усадил Шарпея напротив себя и сказал:
– Дело одно я тебе поручить хочу, Иван Михайлович! Трудное дело, и лучше тебя с ним никто не справится! Ты же кадровый шпион! – Брежнев ухмыльнулся: – Ладно-ладно, не дуйся! Разведчик! Хотя все одно, – он устало махнул рукой, – что шпион, что разведчик. Зорге, Рихард, к примеру, кто будет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Дибаев несколько мгновений прислушивался к собственным ощущениям после принятой дозы, а потом вновь развернулся к Каленину, причем смотрел на него пристально и гневно.
– Вы, значит, правдолюбец? Так? Ну и сдавали бы истинного заговорщика. Вон он, кстати, подъехал. – Дибаев показал пальцем на плывущий по лесному проселку внедорожник, цвет которого только угадывался как красный, а от пыли был серовато-розовый. – Издалека пылит! Плутал по проселкам, видать, пока условленное место нашел. Мент поганый! – Дибаев разразился длинной матерной тирадой.
– А теперь смотрите внимательно. – Он достал носовой платок, сунул руку куда-то в область заднего кармана брюк и осторожно, чтобы не коснуться голой рукой, вытащил маленький изящный пистолетик иностранного производства. Передернул затвор, причем так же манипулируя носовым платком. – Я покажу вам интересное кино. Пульки в этой машинке маленькие, но с трех шагов человека прошивают насквозь. Как думаете, чей это пистолетик? – Дибаев злорадно рассмеялся. – Не догадываетесь? Ну не мой же, конечно. Он извлечен из домашнего сейфа Петра Анатольевича Удачника. Хозяин, правда, еще не знает, что он у него пропал. Вот удивится, когда узнает! Но еще большим будет его удивление, когда я ему расскажу, как ко мне попало его оружие. Вы будете иметь возможность присутствовать при этом. Вместе посмеемся... Окно чуть-чуть приоткройте, чтобы было слышно, и сидите тихо. Он вас не видит, зато перед вами вся сцена как на ладони.
Дибаев хлопнул дверью и пошел навстречу Удачнику, который также покинул автомобиль и остановился в двух шагах перед его капотом.
Разведчик Фадин, Президент Шарпей, кандидат Бутин
Впервые за время Президентства Шарпей надел свой генеральский мундир, увешанный многочисленными орденами и медалями, большая часть которых была боевыми. Китель стал маловат, тянул на спине и топорщился на том месте, где у Президента некогда была талия.
«Иконостас», то есть выставленный на груди полный набор наград, впечатлял: два – ордена Ленина, два – Боевого Красного Знамени, три – Красной Звезды, куча медалей и высших наград других стран. «А звезды Героя нет!» – неожиданно поймал себя на крамольной мысли Президент. Он вспомнил свой давний разговор с Брежневым. «Точно, он ведь мне тогда Героя посулил!»
Шарпей вздохнул и воспроизвел в памяти весьма скромную обстановку брежневского кабинета, называвшегося аппаратчиками «высотой»[19]. Это было вскоре после того, как Брежнев уже окончательно перебрался в Кремль и в здании ЦК КПСС на Старой площади практически не появлялся.
С его переездом в Кремль после избрания Председателем Президиума Верховного Совета СССР была связана очень смешная история, которую, давясь от хохота, рассказывали охранники Генсека и работники его секретариата.
Несмотря на то что кабинет на пятом этаже в здании ЦК КПСС на Старой Площади пустовал, в приемной, как положено, работали секретари Генсека: отвечали на звонки, принимали почту, вели текущую секретарскую работу. И когда один из них серьезно заболел, его поменяли на инструктора Общего отдела, который проработал в аппарате партии пару десятков лет и заслужил повышение за свою добросовестную аппаратную службу.
Брежневу, разумеется, об этом сообщили, так как без его одобрения в секретариат Генсека никого взять не могли. Он мельком взглянул на объективку и, не вдаваясь в детали, согласился.
Вскоре выдалась какая-то оказия, и Генсек потребовал отвезти его в свой партийный кабинет. И вот заходит он в приемную и вдруг видит, что за стойкой стоит отправленный им же на почетную пенсию... Николай Дмитриевич Подгорный, бывший Председатель Верховного Совета СССР. Брежнев пару минут, вытаращив глаза, смотрел на это чудо, потом сильно смутился, так как с момента выдворения Подгорного на пенсию не общался с ним. А тут он в приемной, да еще в роли секретаря.
– Коля! Подгорный! Ты как тут?.. – Брежнев был смущен и не очень понимал, как себя вести. Он сверкал глазами на помощников и охрану, демонстрируя крайнюю степень недовольства. – Ладно, что тут, в приемной, толкаться? Пошли в кабинет, чаю попьем.
Побелевший от ужаса секретарь, ничего не понимая, стоит не шелохнувшись, а охранник влетает за Генсеком в кабинет и шепчет:
– Леонид Титович! Это не Подгорный! Это ваш новый секретарь, которого месяц назад назначили.
– Как не Подгорный? А почему так похож?
– Да как-то не подумали.
– Думать надо всегда! Бывший Председатель Верховного Совета СССР и в приемной дежурит! В смысле на него похожий! Это же как там его? Слово есть такое. Ну? – Брежнев нетерпеливо постучал по столу...
– Может быть, нонсенс, Леонид Титович?
– Вот именно! Полная фигня! Значит, так, Подгорного этого из приемной убрать. На пенсию!
– Ему еще год до пенсии...
– Тогда повысить, но из приемной убрать...
Хохма состояла в том, что человека, похожего на Подгорного, в тот же день убрали из брежневской приемной и тут же снова повысили в должности. Столь стремительный карьерный рост на старости лет стал для него серьезным психологическим ударом. В новой должности он быстро завалил порученную работу и вскоре покинул аппарат ЦК КПСС с официальной формулировкой «по состоянию здоровья».
...Брежнев был человеком умным и даже коварным, что никак не вязалось с обликом этакого добряка и выжившего из ума старца. Да и речь его была невнятной и путаной только по форме. По сути же он, напротив, умел формулировать задачи ясно, жестко и четко.
Он усадил Шарпея напротив себя и сказал:
– Дело одно я тебе поручить хочу, Иван Михайлович! Трудное дело, и лучше тебя с ним никто не справится! Ты же кадровый шпион! – Брежнев ухмыльнулся: – Ладно-ладно, не дуйся! Разведчик! Хотя все одно, – он устало махнул рукой, – что шпион, что разведчик. Зорге, Рихард, к примеру, кто будет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85