Наконец левая рука хлопнула по колену, и он увидел, что уже четвертый час.
Парень встал, двинулся к двери, и, когда он уже взялся за ручку двери, Павел наконец вздохнул свободно. Девушка повернулась к ним спиной, рассматривая диски. Братан открыл дверь. Выходя, он оглянулся и кивнул Павлу на прощание. Павел тоже улыбнулся и подмигнул. Но тот продолжал стоять и смотреть, потом сказал:
– Ну что?
– Ничего.
– Так собирайся. Ты думал, что я тебя здесь оставлю, шутничок?
– Сроду здесь не был, – сказал Пакер, когда Болек остановил бумер на обочине дороги, посыпанной гравием.
Им полгорода пришлось проехать. Теперь он остался далеко и чернел у них за спиной на фоне красного неба. Сверху шла железнодорожная насыпь. Вдоль дороги тянулось замусоренное поле. Редкие кусты отбрасывали длинные тени. Солнце уже почти закатилось. Чуть дальше начинался сосновый бор. Ветер шелестел чем-то в траве. Целлофаном, бумагой – непонятно. Вокруг было пусто.
– Останешься тут, – сказал Болек.
– Где? – Пакер беспомощно оглянулся. – Где мне тут оставаться? Здесь ничего нет.
– Можешь, там подождать. – Болек показал на небольшую будку, стоящую на опушке, что-то вроде развалившегося отхожего места. – Тебе со мной нельзя.
Пакер покивал головой и застегнул молнию на куртке до самого подбородка:
– Хоть курева мне оставь.
Болек потянулся к бардачку и достал пачку «Мальборо».
– Не позже, чем через час, – сказал он и повернул ключ.
Деревья уже тонули в полумраке. Болек ехал очень медленно. Лужи попадались глубокие и топкие. Он остановился у забора из гофрированных металлических листов, вышел и постучал в ворота. Через минуту они приоткрылись и кто-то, вглядевшись в пришедшего, распахнул обе створки настежь.
Болек поставил бумер рядом с грязным «полонезом». Вокруг все напоминало расхлябанную стройку. Доски, переброшенные через грязь. Под навесом штабели кирпича, тачки, бочки с мастикой. В глубине площадки стоял дом. Его загораживали сосны, и трудно было понять, большой он или нет.
Плечистый мужчина в кожаной куртке встретил Болека на бетонных ступеньках:
– Иди. Ждет тебя.
Болек оскреб подошвы ботинок о край ступеньки и толкнул стеклянную дверь. Мужчина вошел следом. Нажал на кнопку в коридоре и вернулся на свой пост. Болек двинулся в глубь дома. Цементная плитка усиливала звук его шагов. Стены были кое-где оштукатурены – казалось, кто-то начинал работу то там, то здесь, бросал и начинал снова. Из-за приоткрытой двери показался еще один тип. Он кивнул Болеку. За его спиной двое играли в карты на пластмассовом столике. По телевизору шел мультфильм. Воняло носками. Где-то в недрах дома раздавались медленные, глухие удары. Словно кто-то бился головой о стену. Из темного поперечного коридора вышла жирная такса. Старая. Ей уже не хотелось лаять. Она лишь подняла голову и принюхалась.
Холл замыкала широкая дубовая лестница с резными перилами. С потолка над площадкой свисала стеклянная люстра. В жестяной миске лежала собачья жратва. Болек двинулся наверх. На полпути дубовые ступеньки закончились и пошли бетонные. Перед ним открылся широкий коридор. На цементной плитке лежал зеленый коврик, весь в дырах от окурков. Здесь стены были белые. На них висело несколько картин, где были изображены голые девицы с коричнево-оранжевой кожей на фоне морских пейзажей. Болек добрался до дверей цвета махагон и постучал.
– Просто ёперный театр! – сказал жирный мужчина, проваливаясь в кожаное кресло. – Кто должен был проследить?
– Вальдек со своими, – сказал Болек.
– Скажи ему, что я его зае… – сказал жирный. – Так ему и передай. Я не потерплю на своей территории никаких туфтарей, никаких фраеров, никаких засранцев.
– Говорит, что не догнали. Видели двоих. Говорит, гнались за ними.
– А ты им скажи, что я их зае… Да не стой ты так. Болек присел на низкий пуф.
Жирный – он был в одной серебристой пижаме – потянулся к ящику стола и достал бутылку белого «Абсолюта». Плеснул в два стакана и кивнул Болеку:
– Бери. Ты хороший парень.
Три стены в комнате были обшиты дубом. Четвертая – из стекла. За ней горел яркий свет.
– Разберись с ними. Старый Макс тебя просит.
– Будет сделано, шеф, – сказал Болек и взял стакан.
– Скажи ему, что я его зае…
– Скажу.
Пан Макс опрокинул стакан водки, пошарил по карманам пижамы и достал сигарету. Болек, вскочив, щелкнул зажигалкой. Пан Макс закурил, встал с кресла, кивком головы подозвал Болека, обнял его за плечи и подвел к стеклянной стене. Там, этажом ниже, блестела голубая гладь бассейна. Две девицы в купальниках стояли по пояс в воде и разговаривали.
– Глянь, Болек. Знаешь, сколько это стоит? Ты, наверное, думаешь, что много. Это стоит до х… Одни эти суки берут столько, сколько ты получаешь за полмесяца. Без премиальных, конечно. – Он ударил кулаком в стекло.
Девицы испуганно посмотрели в их сторону, прервали разговор и бросились резвиться.
– Я не за болтовню им плачу, а чтобы вид был. И вот не успеешь отвернуться, как тебя уже напарили. И так чего ни возьми. Ты мои глаза, Болек.
– Да, шеф.
– Если б ты был моим сыном, я бы тебе сказал: «Когда-нибудь все это будет твое». Но ты мне не сын и должен с этим смириться. Не обижаешься?
– Нет, шеф.
– Твоим это никогда не будет, но придет время, и у тебя будет все то же самое. Ты ведь знаешь, как я начинал.
– Знаю, шеф.
– Ни черта ты не знаешь. Когда ты начинал, у тебя был я. А у меня никого не было. Спроси у тех, кто меня знает.
Пан Макс оперся на плечо Болека. Он смотрел в стекло, но взор его проникал гораздо глубже. В прошлое. Вздохнув, он стряхнул воспоминания и ударил кулаком в стекло. Девушки улыбнулись им и помахали рукой.
– Хочешь какую-нибудь? Может, двух? Я не буду смотреть.
– Спасибо, шеф, но у меня на сегодня еще осталось несколько дел.
– Хороший ты парень. Работа прежде всего. – Он хлопнул Болека по спине и направился к столу.
Шлепанцы ударяли его по голым пяткам.
Пан Макс налил в стаканы, они чокнулись, потом он спросил:
– С собой?
– Да, шеф, – ответил Болек и вынул из кармана пакет в черном целлофане.
Пан Макс подбросил его, поймал, улыбнулся и спрятал в стол:
– Ты был один?
– Ясное дело, шеф. Я же понимаю.
– Хороший ты парень.
Пакер скучал и трусил. То и дело щелкал зажигалкой. Будка была чуть больше сортира. Единственное окно было выбито. Уже стемнело. Пакер щелкал зажигалкой. Хотел почитать, что написано на стенах, но газа было еле-еле. Он боялся остаться в полной темноте, боялся, что ему нечем будет зажечь сигарету, поэтому маленький язычок пламени загорался на мгновение и сразу гас.
«Камня всегда надольше хватает, чем газа», – размышлял Пакер. Он гадал, что было раньше в этой халабуде, но ничего путного не приходило в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Парень встал, двинулся к двери, и, когда он уже взялся за ручку двери, Павел наконец вздохнул свободно. Девушка повернулась к ним спиной, рассматривая диски. Братан открыл дверь. Выходя, он оглянулся и кивнул Павлу на прощание. Павел тоже улыбнулся и подмигнул. Но тот продолжал стоять и смотреть, потом сказал:
– Ну что?
– Ничего.
– Так собирайся. Ты думал, что я тебя здесь оставлю, шутничок?
– Сроду здесь не был, – сказал Пакер, когда Болек остановил бумер на обочине дороги, посыпанной гравием.
Им полгорода пришлось проехать. Теперь он остался далеко и чернел у них за спиной на фоне красного неба. Сверху шла железнодорожная насыпь. Вдоль дороги тянулось замусоренное поле. Редкие кусты отбрасывали длинные тени. Солнце уже почти закатилось. Чуть дальше начинался сосновый бор. Ветер шелестел чем-то в траве. Целлофаном, бумагой – непонятно. Вокруг было пусто.
– Останешься тут, – сказал Болек.
– Где? – Пакер беспомощно оглянулся. – Где мне тут оставаться? Здесь ничего нет.
– Можешь, там подождать. – Болек показал на небольшую будку, стоящую на опушке, что-то вроде развалившегося отхожего места. – Тебе со мной нельзя.
Пакер покивал головой и застегнул молнию на куртке до самого подбородка:
– Хоть курева мне оставь.
Болек потянулся к бардачку и достал пачку «Мальборо».
– Не позже, чем через час, – сказал он и повернул ключ.
Деревья уже тонули в полумраке. Болек ехал очень медленно. Лужи попадались глубокие и топкие. Он остановился у забора из гофрированных металлических листов, вышел и постучал в ворота. Через минуту они приоткрылись и кто-то, вглядевшись в пришедшего, распахнул обе створки настежь.
Болек поставил бумер рядом с грязным «полонезом». Вокруг все напоминало расхлябанную стройку. Доски, переброшенные через грязь. Под навесом штабели кирпича, тачки, бочки с мастикой. В глубине площадки стоял дом. Его загораживали сосны, и трудно было понять, большой он или нет.
Плечистый мужчина в кожаной куртке встретил Болека на бетонных ступеньках:
– Иди. Ждет тебя.
Болек оскреб подошвы ботинок о край ступеньки и толкнул стеклянную дверь. Мужчина вошел следом. Нажал на кнопку в коридоре и вернулся на свой пост. Болек двинулся в глубь дома. Цементная плитка усиливала звук его шагов. Стены были кое-где оштукатурены – казалось, кто-то начинал работу то там, то здесь, бросал и начинал снова. Из-за приоткрытой двери показался еще один тип. Он кивнул Болеку. За его спиной двое играли в карты на пластмассовом столике. По телевизору шел мультфильм. Воняло носками. Где-то в недрах дома раздавались медленные, глухие удары. Словно кто-то бился головой о стену. Из темного поперечного коридора вышла жирная такса. Старая. Ей уже не хотелось лаять. Она лишь подняла голову и принюхалась.
Холл замыкала широкая дубовая лестница с резными перилами. С потолка над площадкой свисала стеклянная люстра. В жестяной миске лежала собачья жратва. Болек двинулся наверх. На полпути дубовые ступеньки закончились и пошли бетонные. Перед ним открылся широкий коридор. На цементной плитке лежал зеленый коврик, весь в дырах от окурков. Здесь стены были белые. На них висело несколько картин, где были изображены голые девицы с коричнево-оранжевой кожей на фоне морских пейзажей. Болек добрался до дверей цвета махагон и постучал.
– Просто ёперный театр! – сказал жирный мужчина, проваливаясь в кожаное кресло. – Кто должен был проследить?
– Вальдек со своими, – сказал Болек.
– Скажи ему, что я его зае… – сказал жирный. – Так ему и передай. Я не потерплю на своей территории никаких туфтарей, никаких фраеров, никаких засранцев.
– Говорит, что не догнали. Видели двоих. Говорит, гнались за ними.
– А ты им скажи, что я их зае… Да не стой ты так. Болек присел на низкий пуф.
Жирный – он был в одной серебристой пижаме – потянулся к ящику стола и достал бутылку белого «Абсолюта». Плеснул в два стакана и кивнул Болеку:
– Бери. Ты хороший парень.
Три стены в комнате были обшиты дубом. Четвертая – из стекла. За ней горел яркий свет.
– Разберись с ними. Старый Макс тебя просит.
– Будет сделано, шеф, – сказал Болек и взял стакан.
– Скажи ему, что я его зае…
– Скажу.
Пан Макс опрокинул стакан водки, пошарил по карманам пижамы и достал сигарету. Болек, вскочив, щелкнул зажигалкой. Пан Макс закурил, встал с кресла, кивком головы подозвал Болека, обнял его за плечи и подвел к стеклянной стене. Там, этажом ниже, блестела голубая гладь бассейна. Две девицы в купальниках стояли по пояс в воде и разговаривали.
– Глянь, Болек. Знаешь, сколько это стоит? Ты, наверное, думаешь, что много. Это стоит до х… Одни эти суки берут столько, сколько ты получаешь за полмесяца. Без премиальных, конечно. – Он ударил кулаком в стекло.
Девицы испуганно посмотрели в их сторону, прервали разговор и бросились резвиться.
– Я не за болтовню им плачу, а чтобы вид был. И вот не успеешь отвернуться, как тебя уже напарили. И так чего ни возьми. Ты мои глаза, Болек.
– Да, шеф.
– Если б ты был моим сыном, я бы тебе сказал: «Когда-нибудь все это будет твое». Но ты мне не сын и должен с этим смириться. Не обижаешься?
– Нет, шеф.
– Твоим это никогда не будет, но придет время, и у тебя будет все то же самое. Ты ведь знаешь, как я начинал.
– Знаю, шеф.
– Ни черта ты не знаешь. Когда ты начинал, у тебя был я. А у меня никого не было. Спроси у тех, кто меня знает.
Пан Макс оперся на плечо Болека. Он смотрел в стекло, но взор его проникал гораздо глубже. В прошлое. Вздохнув, он стряхнул воспоминания и ударил кулаком в стекло. Девушки улыбнулись им и помахали рукой.
– Хочешь какую-нибудь? Может, двух? Я не буду смотреть.
– Спасибо, шеф, но у меня на сегодня еще осталось несколько дел.
– Хороший ты парень. Работа прежде всего. – Он хлопнул Болека по спине и направился к столу.
Шлепанцы ударяли его по голым пяткам.
Пан Макс налил в стаканы, они чокнулись, потом он спросил:
– С собой?
– Да, шеф, – ответил Болек и вынул из кармана пакет в черном целлофане.
Пан Макс подбросил его, поймал, улыбнулся и спрятал в стол:
– Ты был один?
– Ясное дело, шеф. Я же понимаю.
– Хороший ты парень.
Пакер скучал и трусил. То и дело щелкал зажигалкой. Будка была чуть больше сортира. Единственное окно было выбито. Уже стемнело. Пакер щелкал зажигалкой. Хотел почитать, что написано на стенах, но газа было еле-еле. Он боялся остаться в полной темноте, боялся, что ему нечем будет зажечь сигарету, поэтому маленький язычок пламени загорался на мгновение и сразу гас.
«Камня всегда надольше хватает, чем газа», – размышлял Пакер. Он гадал, что было раньше в этой халабуде, но ничего путного не приходило в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65