Потом вспомнилось далекое прошлое. Как они в большом зале ожидания на вокзале охотились за пустыми пачками от заграничных сигарет. Когда толпа редела, они принимались шарить в урнах или издали высматривали в пепельницах эти цветные коробочки. Кто смел, тот и съел, и плевать им было на чьи-то косые взгляды. Шлепали себе в серых мокрых кедах, а джинсы на них были из тех, что не меняют цвет даже после сотой стирки. Так было. Бело-зеленая «Суэц», бело-красная «Винстон», коричневая пластиковая «Филип Моррис», сине-желтая с золотом «555» – та самая марка, которую курил Мао. Если бы они об этом узнали, цена бы подскочила и за одну пачку можно было бы получить зеленую «LM» с кабриолетом или синюю «Данхилл». И еще серебряно-черную «Дезайр» и коричневый «Казбек», который никто не хотел брать. Высокие мужчины в темных костюмах и светло-голубых рубашках смотрели на них с улыбкой, а как-то раз, когда он рылся в пепельнице, один темнокожий тип дал ему полпачки «Мальборо», но того, красного, так что ничего особенного. Потом все пошли под бетонный навес, моросил мелкий дождь, корпуса самолетов выныривали из тумана – серебряные, гладкие, блестящие – и снова исчезали в нем. Может, тогда-то все и началось. В сто семьдесят пятом автобусе они доставали мятые пачки, рассматривали и читали надписи.
– Ничего, – ответил он и пошел в комнату.
За стеной кто-то долбил в стену, возможно чьей-то головой. Ему захотелось прочитать названия на корешках книг. Кое-как он разобрал, что большой черный – это Лондон, бордовый – Бустер и белый – Сухецкий. На мгновение ему показалось, что минуты падают на пол к его ногам, как капли ртути, дрожат, а потом катятся в угол под столик, где радио.
«Значит, пол здесь покатый», – подумал он.
Девушка выглянула из кухни и спросила, не хочет ли он ячменного кофе.
– Знаешь, он сделан из зерен грубого помола, поэтому его энергетическая структура осталась не нарушенной и…
– Тогда уж лучше массаж, – ответил Павел.
– Хорошо. Только сначала в туалет. Мочевой пузырь должен быть пустым, чтобы не было напряжения между органами. Тогда энергия сможет свободно циркулировать. Впрочем, вода и жидкость вообще негативно влияют…
– Ладно, иду.
Ванна с ржавчиной на дне, пожелтевший, как старая кость, унитаз. Он отлил в раковину, дернул за цепочку и хорошенько вымыл свой конец. Вода была холодная. На веревке висел зеленый камуфляж. Рядом с толчком лежала стопка газет. Павел присел посмотреть: «Разем», «Перспективы», «И т. д.», «Панорама». Видно, тот, кто тут жил, постепенно освобождался от движения времени. И нигде ни одного зеркала, которое могло бы отразить перемены.
«Просто идеальное место», – подумал Павел. Теперь безопасность имела запах хлорки и влажного бетона.
Девушка велела раздеться и лечь на живот. Вынула из сумки флакончик с желтой жидкостью.
– Это специальное масло, – сказала она.
Натерла ладони, а потом пустила тонкую струйку ему на спину. Он почувствовал холод, но когда она коснулась его кожи, перестал об этом думать. Начала с боков. Мяла сильно, почти грубо. Ногти у нее были коротко острижены. Потом ниже, аж до ягодиц, потом снова вверх. Хватала пальцами тело, словно это был толстый материал или резиновая оболочка манекена. Ему стало тепло, он почувствовал себя вещью и снова стал думать о безопасности, которая на этот раз ассоциировалась с резким запахом ее пота. Она не пользовалась дезодорантом. Он закрыл глаза и спрятал лицо в сгибе локтя. Ему казалось, что она черпает из его тела полными горстями, лепит из него шарики, кубики и непонятные, только что изобретенные ею фигуры, разбрасывает их по квартире, распихивает по углам, затыкает то под кухонную мойку, то за батарею, прилепляет под подоконник; эту материю поглощает пыль, которая облепляет ее, как детский пластилин, и никто-никто никогда уже о нем, Павле, не спросит. Это было совсем не больно. Он был как тесто, тяжелое и легко прилипающее к рукам. Нервы, кровь и зрение пропадали в этой массе, похожей на оконную замазку или полуживую плоть. Все новые куски легко отделялись от его тридцатичетырехлетнего тела, словно оно было одноразовой дешевой дрянью. Скоро он почувствовал холод на голых ребрах. Ее тонкая ладонь проскользнула внутрь и начала тискать легкие, кусок за куском извлекая их пористую ткань и лепя из нее розовые комки размером с пончик. Павел подумал, хорошо бы сохраниться в таком раздробленном состоянии, пусть его сознание угаснет, но не совсем, и когда-нибудь, неизвестно когда, пусть его снова слепят в соответствии с нормами того времени. Но потом ему пришло в голову, что квартира слишком мала и не сможет вместить его всего, в ней не найдется столько закутков, чтобы запрятать там все комки, кусочки и шарики. Ему совсем не хотелось оказаться на помойке, в глубине этого темного двора, где отовсюду, куда ни глянь, торчали стены, а в окнах мелькали белые рубашки – там размещались какие-то конторы, – но основными обитателями здешних мест все же были вечный полумрак и застывший воздух. И еще кошки. Они постоянно воевали за жратву в стальных контейнерах. По ночам их вопли заглушали шум с улицы. И хотя он собирался перевоплотиться в не совсем живую материю, эти вечно голодные твари наверняка бы его растерзали, уж попытались бы точно. Тут Павел почувствовал, что ее руки коснулись сердца.
– Ну вот, – сказала девушка. – Теперь все зажимы сняты.
Она похлопывала его открытыми ладонями. Мягкие влажные звуки наводили на мысль об ударах по сырому мясу. Но ему было хорошо. Он попробовал представить, как под черной блузкой подпрыгивают ее большие груди, как ударяются друг о друга со звуком, похожим на шлепки ладоней по спине. Павел сказал ей, чтобы передохнула.
– Ладно, – сказала она.
Он перевернулся на спину, и было видно, что у него стоит. Но она сидела боком и не обращала на него внимания. Ее лоб блестел от пота. Она была полноватая. Сейчас он это заметил. В ухе – серебряная сережка.
– Ты где живешь?
– На Праге.
– Что ты чувствуешь, когда это делаешь?
– Ничего.
– Ничего? Тебя это не возбуждает?
– Что?
– Ну то, что массируешь меня.
– Это должно расслаблять, а не возбуждать.
– А что тебя возбуждает?
Она пожала плечами, а он протянул руку и коснулся ее груди. Она не отреагировала никак. Не пошевелилась, не взглянула. Его жест был из реального мира, в котором не было тайн. Он воспользовался этим. Другую руку всунул себе в трусы.
– Все зря, – произнесла девушка. – Не будет никакого положительного результата, опять перенапряжение и заблокированные каналы.
Он сунул руку ей под блузку и нашел сосок. Осторожно сжал его пальцами и стал вращать. Никакой реакции. Он нащупал другую грудь. Она показалась ему даже тяжелее той, которую он только что оставил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Ничего, – ответил он и пошел в комнату.
За стеной кто-то долбил в стену, возможно чьей-то головой. Ему захотелось прочитать названия на корешках книг. Кое-как он разобрал, что большой черный – это Лондон, бордовый – Бустер и белый – Сухецкий. На мгновение ему показалось, что минуты падают на пол к его ногам, как капли ртути, дрожат, а потом катятся в угол под столик, где радио.
«Значит, пол здесь покатый», – подумал он.
Девушка выглянула из кухни и спросила, не хочет ли он ячменного кофе.
– Знаешь, он сделан из зерен грубого помола, поэтому его энергетическая структура осталась не нарушенной и…
– Тогда уж лучше массаж, – ответил Павел.
– Хорошо. Только сначала в туалет. Мочевой пузырь должен быть пустым, чтобы не было напряжения между органами. Тогда энергия сможет свободно циркулировать. Впрочем, вода и жидкость вообще негативно влияют…
– Ладно, иду.
Ванна с ржавчиной на дне, пожелтевший, как старая кость, унитаз. Он отлил в раковину, дернул за цепочку и хорошенько вымыл свой конец. Вода была холодная. На веревке висел зеленый камуфляж. Рядом с толчком лежала стопка газет. Павел присел посмотреть: «Разем», «Перспективы», «И т. д.», «Панорама». Видно, тот, кто тут жил, постепенно освобождался от движения времени. И нигде ни одного зеркала, которое могло бы отразить перемены.
«Просто идеальное место», – подумал Павел. Теперь безопасность имела запах хлорки и влажного бетона.
Девушка велела раздеться и лечь на живот. Вынула из сумки флакончик с желтой жидкостью.
– Это специальное масло, – сказала она.
Натерла ладони, а потом пустила тонкую струйку ему на спину. Он почувствовал холод, но когда она коснулась его кожи, перестал об этом думать. Начала с боков. Мяла сильно, почти грубо. Ногти у нее были коротко острижены. Потом ниже, аж до ягодиц, потом снова вверх. Хватала пальцами тело, словно это был толстый материал или резиновая оболочка манекена. Ему стало тепло, он почувствовал себя вещью и снова стал думать о безопасности, которая на этот раз ассоциировалась с резким запахом ее пота. Она не пользовалась дезодорантом. Он закрыл глаза и спрятал лицо в сгибе локтя. Ему казалось, что она черпает из его тела полными горстями, лепит из него шарики, кубики и непонятные, только что изобретенные ею фигуры, разбрасывает их по квартире, распихивает по углам, затыкает то под кухонную мойку, то за батарею, прилепляет под подоконник; эту материю поглощает пыль, которая облепляет ее, как детский пластилин, и никто-никто никогда уже о нем, Павле, не спросит. Это было совсем не больно. Он был как тесто, тяжелое и легко прилипающее к рукам. Нервы, кровь и зрение пропадали в этой массе, похожей на оконную замазку или полуживую плоть. Все новые куски легко отделялись от его тридцатичетырехлетнего тела, словно оно было одноразовой дешевой дрянью. Скоро он почувствовал холод на голых ребрах. Ее тонкая ладонь проскользнула внутрь и начала тискать легкие, кусок за куском извлекая их пористую ткань и лепя из нее розовые комки размером с пончик. Павел подумал, хорошо бы сохраниться в таком раздробленном состоянии, пусть его сознание угаснет, но не совсем, и когда-нибудь, неизвестно когда, пусть его снова слепят в соответствии с нормами того времени. Но потом ему пришло в голову, что квартира слишком мала и не сможет вместить его всего, в ней не найдется столько закутков, чтобы запрятать там все комки, кусочки и шарики. Ему совсем не хотелось оказаться на помойке, в глубине этого темного двора, где отовсюду, куда ни глянь, торчали стены, а в окнах мелькали белые рубашки – там размещались какие-то конторы, – но основными обитателями здешних мест все же были вечный полумрак и застывший воздух. И еще кошки. Они постоянно воевали за жратву в стальных контейнерах. По ночам их вопли заглушали шум с улицы. И хотя он собирался перевоплотиться в не совсем живую материю, эти вечно голодные твари наверняка бы его растерзали, уж попытались бы точно. Тут Павел почувствовал, что ее руки коснулись сердца.
– Ну вот, – сказала девушка. – Теперь все зажимы сняты.
Она похлопывала его открытыми ладонями. Мягкие влажные звуки наводили на мысль об ударах по сырому мясу. Но ему было хорошо. Он попробовал представить, как под черной блузкой подпрыгивают ее большие груди, как ударяются друг о друга со звуком, похожим на шлепки ладоней по спине. Павел сказал ей, чтобы передохнула.
– Ладно, – сказала она.
Он перевернулся на спину, и было видно, что у него стоит. Но она сидела боком и не обращала на него внимания. Ее лоб блестел от пота. Она была полноватая. Сейчас он это заметил. В ухе – серебряная сережка.
– Ты где живешь?
– На Праге.
– Что ты чувствуешь, когда это делаешь?
– Ничего.
– Ничего? Тебя это не возбуждает?
– Что?
– Ну то, что массируешь меня.
– Это должно расслаблять, а не возбуждать.
– А что тебя возбуждает?
Она пожала плечами, а он протянул руку и коснулся ее груди. Она не отреагировала никак. Не пошевелилась, не взглянула. Его жест был из реального мира, в котором не было тайн. Он воспользовался этим. Другую руку всунул себе в трусы.
– Все зря, – произнесла девушка. – Не будет никакого положительного результата, опять перенапряжение и заблокированные каналы.
Он сунул руку ей под блузку и нашел сосок. Осторожно сжал его пальцами и стал вращать. Никакой реакции. Он нащупал другую грудь. Она показалась ему даже тяжелее той, которую он только что оставил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65