Она жалела, что не может гарцевать по-мужски и вынуждена сидеть боком, однако радовалась, что для нее сумели найти женское седло.
Ей было неудобно в тяжелом и громоздком верховом костюме, а топи сдавливал голову, как железный обруч. Однако, несмотря на жару и неудобства, она была полна решимости получить удовольствие от путешествия. Сидеть на лошади само по себе было огромной радостью, и она не могла удержаться, чтобы то и дело не обгонять кавалькаду, двигавшуюся степенным шагом.
Моргана Вторая как будто разделяла настроение всадницы и рвалась вперед, норовя пуститься галопом.
На плоской равнине неподалеку от Аллахабада она дала ей волю. Впереди и слева синели в утреннем тумане холмы. Скоро им предстояло углубиться в джунгли, где придется забыть о рыси и галопе. Но не успела Эмма отъехать на небольшое расстояние, как позади раздался стук копыт.
– Эмма! Мисс Уайтфилд! Да погодите вы, негодница! Вы собираетесь все время скакать в авангарде? Вы уже один раз свернули не туда.
Кингстон нагнал ее на своем красивом сером мерине. Эмма натянула поводья, и ее кобыла перешла на шаг.
– Простите, я не заметила. Я думала, что это правильное направление.
– Вы ошиблись. Надо было забрать к югу. Больше не отъезжайте далеко: это слишком опасно.
Она не возражала против его предупреждения, но с какой стати он назвал ее негодницей?
– Какая опасность? Ведь мы еще не достигли джунглей. Вокруг одна высокая трава.
– Это-то и опасно. Откуда вы знаете, кто в ней прячется? – И он принялся ей объяснять самым дружелюбным тоном: – Если ваша лошадь чего-то испугается, доверьтесь ее инстинкту. Она предупредит вас об опасности, если, конечно, вовремя ее почует. Когда вы несетесь галопом, ей трудно опомниться.
Эмма пристыженно похлопала свою кобылку по лоснящейся шее. Они вернулись к остальным и вместе с ними изменили направление.
– Великолепный экземпляр! Если это вы ее вырастили, то можете гордиться, мистер Кингстон.
– Я и горжусь. Разве вам не интересно, как ее зовут? Странно, что вы не спрашиваете.
– Дело в том, что я уже дала ей имя. Пока на ней езжу я, ее будут звать Моргана.
– Моргана? Неплохо. Это подходит ей лучше, чем труднопроизносимое индийское имя. Может, и мне назвать своего мерина как-нибудь иначе – простым английским именем?
– Например? – Эмма искоса взглянула на него. Сегодня он, к ее удивлению, выглядел настоящим саибом в бежевом охотничьем облачении, аккуратно застегнутом на все пуговицы, в топи и высоких сапогах.
Он очаровательно улыбнулся:
– Например, Джек.
– Что вы! Он слишком изящен для такого простого имени.
– Тогда Капитан Джек. Так годится?
– Вот это другое дело. – Только сейчас до Эммы дошло, что он опять кладет ее на лопатки, не прилагая ни малейших усилий. Он просто создавал ей приятное настроение, вел себя так, словно между ними ничего не произошло… Но события этой ночи не выходили у нее из головы. Она снова превратилась в настороженного гадкого утенка с тусклым оперением, однако не могла забыть, что на протяжении нескольких часов была великолепным лебедем. Кингстон возжелал ее и собирался любить. Это целиком меняло дело.
Ей больше нечего было ему сказать. Весь остаток дня они скакали молча. Вечером Сакарам поставил три палатки: для нее, Кингстона и всех остальных. Они ужинали на белой скатерти, пили из хрустальных бокалов, но не могли сказать друг другу и двух слов. На протяжении всей трапезы Кингстон просто смотрел на нее, не отводя глаз, словно старался разглядеть в ней ту, которую накануне чуть было не соблазнил.
Эмма так утомилась от продолжительной езды в седле и неудобной одежды, что долго лежала с открытыми глазами в крохотной палатке, завешанной противомоскитной сеткой. Единственным предметом, придававшим походному жилью уют, был алый коврик – подарок Кингстона. Путешествие грозило превратиться в тяжкое испытание, если им так и не удастся восстановить прежние легкие отношения. Она твердо решила не дуться, чтобы не портить себе жизнь. Не исключено, что вчерашнее происшествие объяснялось всего лишь избытком выпитого: недаром она почувствовала исходивший от него запах бренди. В таком случае он теперь в не меньшей степени, чем она, сожалеет обо всем сказанном и сделанном. Она подумала, что, в конце концов, не его надо винить в сюжетах, украшающих стены и потолок в павильоне Сайяджи Сингха. Кроме того, нельзя забыть, как он возмутился при появлении женщин. Возможно, девочка и впрямь пришла спеть ему песню и всему виной чрезмерная подозрительность Эммы?
Конечно, поведение Кингстона не было совсем уж безупречным, однако Эмма была слишком строга к нему. Разве он виноват во всех грехах Индии? Хватит с него его собственных. Однажды она уже давала себе слово не обвинять огульно, не торопиться с выводами. Надо и теперь во что бы то ни стало придерживаться этого мудрого решения.
С этой мыслью Эмма уснула.
Следующие два дня прошли относительно спокойно, не считая случая, когда она во время привала ослабила своей кобыле подпругу, а потом забыла затянуть. Моргана испугалась выпорхнувшей у нее из-под копыт птицы; седло съехало, и Эмма повисла, держась за лошадиную гриву. Дело кончилось бы падением, если бы на помощь не подоспел Кингстон.
– Всегда проверяйте подпругу, прежде чем садиться на коня, Эмма, – только и сказал он, но Эмма переживала случившееся до конца дня. Проверка подпруги – мелочь, о которой и без подсказок помнит любой опытный наездник. Помнила о ней и она, но в присутствии Кингстона у нее вылетали из головы элементарные вещи.
На четвертый день после выезда из Аллахабада они достигли деревни на краю джунглей. При их приближении жители высыпали из хижин. Лагерь был разбит у ручья. Вечером явилась делегация из деревни. По скромной одежде деревенских старейшин Эмма поняла, что это простой люд, ведущий суровую жизнь, довольствуясь тем, что вырастало на их жалких клочках земли и что дарили джунгли. Перед Кингстоном они преклонялись, как перед божеством, обращаясь к нему с многочисленными просьбами, как то: устранить распри между соседями, найти решение деревенским проблемам, избавить от какой-либо напасти и т. д.
На этот раз визит делегатов затянулся до темноты, так что процессия освещала себе обратный путь факелами. Кингстон предупредил Эмму, что они не смогут продолжить путь, пока он не решит одну «небольшую проблему».
– Чего они от вас хотят? – поинтересовалась Эмма, снимая кожуру с банана, которым собиралась завершить ужин.
Они сидели на табуретах перед угасающим костром – источником света и средством отпугивания назойливых комаров и прочих ночных насекомых. Палатки уже были натянуты, и Эмма предвкушала момент, когда сможет, уединившись, стянуть мокрую от пота одежду и удалить с тела с помощью губки налипшую за день пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Ей было неудобно в тяжелом и громоздком верховом костюме, а топи сдавливал голову, как железный обруч. Однако, несмотря на жару и неудобства, она была полна решимости получить удовольствие от путешествия. Сидеть на лошади само по себе было огромной радостью, и она не могла удержаться, чтобы то и дело не обгонять кавалькаду, двигавшуюся степенным шагом.
Моргана Вторая как будто разделяла настроение всадницы и рвалась вперед, норовя пуститься галопом.
На плоской равнине неподалеку от Аллахабада она дала ей волю. Впереди и слева синели в утреннем тумане холмы. Скоро им предстояло углубиться в джунгли, где придется забыть о рыси и галопе. Но не успела Эмма отъехать на небольшое расстояние, как позади раздался стук копыт.
– Эмма! Мисс Уайтфилд! Да погодите вы, негодница! Вы собираетесь все время скакать в авангарде? Вы уже один раз свернули не туда.
Кингстон нагнал ее на своем красивом сером мерине. Эмма натянула поводья, и ее кобыла перешла на шаг.
– Простите, я не заметила. Я думала, что это правильное направление.
– Вы ошиблись. Надо было забрать к югу. Больше не отъезжайте далеко: это слишком опасно.
Она не возражала против его предупреждения, но с какой стати он назвал ее негодницей?
– Какая опасность? Ведь мы еще не достигли джунглей. Вокруг одна высокая трава.
– Это-то и опасно. Откуда вы знаете, кто в ней прячется? – И он принялся ей объяснять самым дружелюбным тоном: – Если ваша лошадь чего-то испугается, доверьтесь ее инстинкту. Она предупредит вас об опасности, если, конечно, вовремя ее почует. Когда вы несетесь галопом, ей трудно опомниться.
Эмма пристыженно похлопала свою кобылку по лоснящейся шее. Они вернулись к остальным и вместе с ними изменили направление.
– Великолепный экземпляр! Если это вы ее вырастили, то можете гордиться, мистер Кингстон.
– Я и горжусь. Разве вам не интересно, как ее зовут? Странно, что вы не спрашиваете.
– Дело в том, что я уже дала ей имя. Пока на ней езжу я, ее будут звать Моргана.
– Моргана? Неплохо. Это подходит ей лучше, чем труднопроизносимое индийское имя. Может, и мне назвать своего мерина как-нибудь иначе – простым английским именем?
– Например? – Эмма искоса взглянула на него. Сегодня он, к ее удивлению, выглядел настоящим саибом в бежевом охотничьем облачении, аккуратно застегнутом на все пуговицы, в топи и высоких сапогах.
Он очаровательно улыбнулся:
– Например, Джек.
– Что вы! Он слишком изящен для такого простого имени.
– Тогда Капитан Джек. Так годится?
– Вот это другое дело. – Только сейчас до Эммы дошло, что он опять кладет ее на лопатки, не прилагая ни малейших усилий. Он просто создавал ей приятное настроение, вел себя так, словно между ними ничего не произошло… Но события этой ночи не выходили у нее из головы. Она снова превратилась в настороженного гадкого утенка с тусклым оперением, однако не могла забыть, что на протяжении нескольких часов была великолепным лебедем. Кингстон возжелал ее и собирался любить. Это целиком меняло дело.
Ей больше нечего было ему сказать. Весь остаток дня они скакали молча. Вечером Сакарам поставил три палатки: для нее, Кингстона и всех остальных. Они ужинали на белой скатерти, пили из хрустальных бокалов, но не могли сказать друг другу и двух слов. На протяжении всей трапезы Кингстон просто смотрел на нее, не отводя глаз, словно старался разглядеть в ней ту, которую накануне чуть было не соблазнил.
Эмма так утомилась от продолжительной езды в седле и неудобной одежды, что долго лежала с открытыми глазами в крохотной палатке, завешанной противомоскитной сеткой. Единственным предметом, придававшим походному жилью уют, был алый коврик – подарок Кингстона. Путешествие грозило превратиться в тяжкое испытание, если им так и не удастся восстановить прежние легкие отношения. Она твердо решила не дуться, чтобы не портить себе жизнь. Не исключено, что вчерашнее происшествие объяснялось всего лишь избытком выпитого: недаром она почувствовала исходивший от него запах бренди. В таком случае он теперь в не меньшей степени, чем она, сожалеет обо всем сказанном и сделанном. Она подумала, что, в конце концов, не его надо винить в сюжетах, украшающих стены и потолок в павильоне Сайяджи Сингха. Кроме того, нельзя забыть, как он возмутился при появлении женщин. Возможно, девочка и впрямь пришла спеть ему песню и всему виной чрезмерная подозрительность Эммы?
Конечно, поведение Кингстона не было совсем уж безупречным, однако Эмма была слишком строга к нему. Разве он виноват во всех грехах Индии? Хватит с него его собственных. Однажды она уже давала себе слово не обвинять огульно, не торопиться с выводами. Надо и теперь во что бы то ни стало придерживаться этого мудрого решения.
С этой мыслью Эмма уснула.
Следующие два дня прошли относительно спокойно, не считая случая, когда она во время привала ослабила своей кобыле подпругу, а потом забыла затянуть. Моргана испугалась выпорхнувшей у нее из-под копыт птицы; седло съехало, и Эмма повисла, держась за лошадиную гриву. Дело кончилось бы падением, если бы на помощь не подоспел Кингстон.
– Всегда проверяйте подпругу, прежде чем садиться на коня, Эмма, – только и сказал он, но Эмма переживала случившееся до конца дня. Проверка подпруги – мелочь, о которой и без подсказок помнит любой опытный наездник. Помнила о ней и она, но в присутствии Кингстона у нее вылетали из головы элементарные вещи.
На четвертый день после выезда из Аллахабада они достигли деревни на краю джунглей. При их приближении жители высыпали из хижин. Лагерь был разбит у ручья. Вечером явилась делегация из деревни. По скромной одежде деревенских старейшин Эмма поняла, что это простой люд, ведущий суровую жизнь, довольствуясь тем, что вырастало на их жалких клочках земли и что дарили джунгли. Перед Кингстоном они преклонялись, как перед божеством, обращаясь к нему с многочисленными просьбами, как то: устранить распри между соседями, найти решение деревенским проблемам, избавить от какой-либо напасти и т. д.
На этот раз визит делегатов затянулся до темноты, так что процессия освещала себе обратный путь факелами. Кингстон предупредил Эмму, что они не смогут продолжить путь, пока он не решит одну «небольшую проблему».
– Чего они от вас хотят? – поинтересовалась Эмма, снимая кожуру с банана, которым собиралась завершить ужин.
Они сидели на табуретах перед угасающим костром – источником света и средством отпугивания назойливых комаров и прочих ночных насекомых. Палатки уже были натянуты, и Эмма предвкушала момент, когда сможет, уединившись, стянуть мокрую от пота одежду и удалить с тела с помощью губки налипшую за день пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101