Она знала, что, возможно, выглядит так же. Сакай приехала на Минбар, разыскивая своего жениха, человека, о котором она знала только то, что он только посол, и который, как она знала, беспокоится о том, не передумала ли она выходить за него замуж. Вместо этого она нашла тайного военного лидера, облаченного в минбарскую одежду, к которому относились одновременно как к королю и верховному жрецу и, по–видимому, превратили в живую легенду.
Пока Кэтрин пыталась понять то, что услышала и увидела, ей в голову пришла еще одна мысль. Теперь она поняла, что ее нерешительность была вызвана только одним: ей нужно было выяснить, что эти кардинальные изменения в жизни любимого человека не изменили его самого. Посмотрев в глаза Синклеру, она поняла, что это не так. Что бы о нем не думали минбарцы и рейнджеры, он все еще был тем самым Джеффом, которого она знала со времен Академии и которого оставила на Вавилоне 5.
Она подошла к нему.
— Я не хочу снова терять тебя, Джеффри Синклер, — Сакай приподнялась и поцеловала его, второй раз с тех пор, как вошла в его офис в Тузаноре. Он обнял ее. Прошло много времени, прежде чем он отпустил ее.
— Какую церемонию нам надо будет проходить? — спросила она. — Минбарскую?
— О, нет, — ответил Синклер. — Чем проще, тем лучше. Только не минбарская церемония. Я уже присутствовал на их церемонии возрождения/бракосочетания, помнишь? Больше никаких красных фруктов. Они отвратительны на вкус. К тому же, я всегда чувствовал неловкость оттого, что сочетался браком с кем–то во время той церемонии, но так и не узнал, на ком.
Сакай засмеялась.
— Мне не хотелось бы думать, что я выйду замуж за двоеженца!
— Пойдем, — сказал он, — выясним наши отношения в спальне.
— Здесь, наверное, много комнат, — сказала она, помогая Джеффу перетащить вещи из гостиной. — И очень мало вещей.
— Ты не представляешь, насколько трудно было доставить сюда хотя бы несколько моих вещей, — вздохнул Синклер.
— А где остальные?
— Некоторые до сих пор хранятся где–то на государственном складе, а остальные — у моего брата.
— Как Малкольм?
— В порядке. Как я полагаю. Мне лишь раз удалось с ним связаться. Знаю, он тоже пытался со мной связаться, но, очевидно, не смог преодолеть все бюрократические препоны. Это не значит, что мне здесь нужно много вещей.
— Нет, — сказала Кэтрин, снова поцеловав его, — ты всегда все самое необходимое держал вот здесь.
И она осторожно коснулась его лба.
— Это осталось от военной жизни, — признал Синклер. — Когда тебя все время перебрасывают с места на место, приучаешься обходиться малым количеством вещей, но эти вещи становятся для тебя величайшей ценностью. И мне бы хотелось взять их сюда. Это дело принципа.
— Ну, я не могу тебе в этом помочь, зато привезла кое–что с собой, — Кэтрин достала из сумки ярко запакованную коробку. — Я не смогла поздравить тебя с днем рождения, будучи около Предела, так с днем рождения тебя!
— Что это? — спросил он.
— Почему люди всегда задают этот вопрос? — она вручила ему коробку. — Открой и сам увидишь.
Синклер разорвал бумагу и вынул запечатанный инфокристалл и связку книг.
— „Границы смеха”, — прочитал он на коробке, — „Двадцать четыре часа истории комедии в Северной Америке”. Это чудесно! — Он тут же прошел в кабинет и начал просматривать их.
— Помню, как ты сказал, что послал свою единственную копию Малкольму, а для себя ничего не оставил, — сказала Сакай.
На экране появились начальные титры, но Синклер быстро промотал их дальше. На экране появилась сцена из старого черно–белого фильма двадцатого века, а потом — пожилая женщина, обсуждающая его с научной точки зрения. Внизу экрана появилась надпись: „Гемма Хильда Синклер, профессор, эксперт по североамериканской литературе”.
— Моя мать действительно любила эти фильмы, — сказал он, глядя на сцены из фильмов двадцатого — двадцать первого столетий. — Она писала о них научные статьи и книги, но смотрела с искренним удовольствием. Когда я был мальчишкой, то не мог этого понять. Что она нашла в этих древних антикварных фильмах, думал я. Я думал, что когда–нибудь пойму это, пока не вырос и не увидел ее в этом документальном фильме. Боже, как я скучаю…
Синклер выключил программу, мгновение просто глядел на пустой экран.
— Мне не хватает стольких вещей, и людей, — сказал он и добавил, — но такова жизнь. Все время стремится вперед.
— Мне жаль, — начала было Кэтрин.
— Нет, — улыбнулся он, — спасибо. Это действительно прекрасный подарок. Как видишь, у меня здесь не так уж много развлечений.
Сакай подошла к книжным полкам и достала две книги, которые, как она заметила, были написаны на английском языке.
— Марк Аврелий? Ты это имел ввиду? — спросила она, положив книгу обратно. Взяла другой том и открыла наугад, не удивившись, что книга открылась на поэме Теннисона „Улисс”.
— Признайся, Джефф, неужели это все, что ты читаешь из всех этих прекрасных стихов? — поддразнила она его.
Он взял книгу из ее рук с притворным негодованием и положил на полку.
— Я думаю, тебе известно, что все остальные стихи я помню наизусть.
— Но разве книга может все время открываться на „Улиссе”? — продолжала поддразнивать она.
— Признаюсь, что с тех пор, как прибыл на Минбар, я читал и слушал ее чаще, чем обычно.
— Полагаю, если мы поженимся, мне надо быть с тобой более откровенной, — сказала Кэтрин шутливо. — Меня никогда не трогала эта поэма. Думаю, что она довольно оскорбительна для Пенелопы — ведь там ее называют „старой женой”, а Улисс думает только о своих друзьях, оставляя ее позади.
Синклер снова взял ее за руки.
— О, нет. Только не после того, через что они прошли, чтобы снова быть вместе. Он оставил ее однажды и тем самым совершил ошибку, которую никогда больше не повторит.
Синклер наклонился и нежно поцеловал ее, а потом продолжил:
— Когда он сказал, что „уплывет за горизонт”, чтобы „искать новые земли”, будь уверена, что на сей раз Пенелопа поплывет вместе с ним. Обещаю тебе.
Он прижал Кэтрин к себе и еще раз поцеловал, на сей раз дольше и с большей настойчивостью.
— Я не знаю, согласился бы с тобой Теннисон, — сказала она между поцелуями.
Синклер улыбнулся.
— К черту Теннисона!
Он подхватил ее на руки и потащил через комнату по направлению к спальне.
— Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так делаешь, — сказала она, шутя лишь наполовину.
— Боюсь, что мы будем анализировать поэзию всю ночь, — он опустил ее на кровать, — Думаю, что лучше заняться нашей собственной поэзией.
— О, Боже! — засмеялась Кэтрин, — Если бы только эти минбарцы, которые относятся к тебе с таким благоговением и уважением узнали, каким банальным ты можешь быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Пока Кэтрин пыталась понять то, что услышала и увидела, ей в голову пришла еще одна мысль. Теперь она поняла, что ее нерешительность была вызвана только одним: ей нужно было выяснить, что эти кардинальные изменения в жизни любимого человека не изменили его самого. Посмотрев в глаза Синклеру, она поняла, что это не так. Что бы о нем не думали минбарцы и рейнджеры, он все еще был тем самым Джеффом, которого она знала со времен Академии и которого оставила на Вавилоне 5.
Она подошла к нему.
— Я не хочу снова терять тебя, Джеффри Синклер, — Сакай приподнялась и поцеловала его, второй раз с тех пор, как вошла в его офис в Тузаноре. Он обнял ее. Прошло много времени, прежде чем он отпустил ее.
— Какую церемонию нам надо будет проходить? — спросила она. — Минбарскую?
— О, нет, — ответил Синклер. — Чем проще, тем лучше. Только не минбарская церемония. Я уже присутствовал на их церемонии возрождения/бракосочетания, помнишь? Больше никаких красных фруктов. Они отвратительны на вкус. К тому же, я всегда чувствовал неловкость оттого, что сочетался браком с кем–то во время той церемонии, но так и не узнал, на ком.
Сакай засмеялась.
— Мне не хотелось бы думать, что я выйду замуж за двоеженца!
— Пойдем, — сказал он, — выясним наши отношения в спальне.
— Здесь, наверное, много комнат, — сказала она, помогая Джеффу перетащить вещи из гостиной. — И очень мало вещей.
— Ты не представляешь, насколько трудно было доставить сюда хотя бы несколько моих вещей, — вздохнул Синклер.
— А где остальные?
— Некоторые до сих пор хранятся где–то на государственном складе, а остальные — у моего брата.
— Как Малкольм?
— В порядке. Как я полагаю. Мне лишь раз удалось с ним связаться. Знаю, он тоже пытался со мной связаться, но, очевидно, не смог преодолеть все бюрократические препоны. Это не значит, что мне здесь нужно много вещей.
— Нет, — сказала Кэтрин, снова поцеловав его, — ты всегда все самое необходимое держал вот здесь.
И она осторожно коснулась его лба.
— Это осталось от военной жизни, — признал Синклер. — Когда тебя все время перебрасывают с места на место, приучаешься обходиться малым количеством вещей, но эти вещи становятся для тебя величайшей ценностью. И мне бы хотелось взять их сюда. Это дело принципа.
— Ну, я не могу тебе в этом помочь, зато привезла кое–что с собой, — Кэтрин достала из сумки ярко запакованную коробку. — Я не смогла поздравить тебя с днем рождения, будучи около Предела, так с днем рождения тебя!
— Что это? — спросил он.
— Почему люди всегда задают этот вопрос? — она вручила ему коробку. — Открой и сам увидишь.
Синклер разорвал бумагу и вынул запечатанный инфокристалл и связку книг.
— „Границы смеха”, — прочитал он на коробке, — „Двадцать четыре часа истории комедии в Северной Америке”. Это чудесно! — Он тут же прошел в кабинет и начал просматривать их.
— Помню, как ты сказал, что послал свою единственную копию Малкольму, а для себя ничего не оставил, — сказала Сакай.
На экране появились начальные титры, но Синклер быстро промотал их дальше. На экране появилась сцена из старого черно–белого фильма двадцатого века, а потом — пожилая женщина, обсуждающая его с научной точки зрения. Внизу экрана появилась надпись: „Гемма Хильда Синклер, профессор, эксперт по североамериканской литературе”.
— Моя мать действительно любила эти фильмы, — сказал он, глядя на сцены из фильмов двадцатого — двадцать первого столетий. — Она писала о них научные статьи и книги, но смотрела с искренним удовольствием. Когда я был мальчишкой, то не мог этого понять. Что она нашла в этих древних антикварных фильмах, думал я. Я думал, что когда–нибудь пойму это, пока не вырос и не увидел ее в этом документальном фильме. Боже, как я скучаю…
Синклер выключил программу, мгновение просто глядел на пустой экран.
— Мне не хватает стольких вещей, и людей, — сказал он и добавил, — но такова жизнь. Все время стремится вперед.
— Мне жаль, — начала было Кэтрин.
— Нет, — улыбнулся он, — спасибо. Это действительно прекрасный подарок. Как видишь, у меня здесь не так уж много развлечений.
Сакай подошла к книжным полкам и достала две книги, которые, как она заметила, были написаны на английском языке.
— Марк Аврелий? Ты это имел ввиду? — спросила она, положив книгу обратно. Взяла другой том и открыла наугад, не удивившись, что книга открылась на поэме Теннисона „Улисс”.
— Признайся, Джефф, неужели это все, что ты читаешь из всех этих прекрасных стихов? — поддразнила она его.
Он взял книгу из ее рук с притворным негодованием и положил на полку.
— Я думаю, тебе известно, что все остальные стихи я помню наизусть.
— Но разве книга может все время открываться на „Улиссе”? — продолжала поддразнивать она.
— Признаюсь, что с тех пор, как прибыл на Минбар, я читал и слушал ее чаще, чем обычно.
— Полагаю, если мы поженимся, мне надо быть с тобой более откровенной, — сказала Кэтрин шутливо. — Меня никогда не трогала эта поэма. Думаю, что она довольно оскорбительна для Пенелопы — ведь там ее называют „старой женой”, а Улисс думает только о своих друзьях, оставляя ее позади.
Синклер снова взял ее за руки.
— О, нет. Только не после того, через что они прошли, чтобы снова быть вместе. Он оставил ее однажды и тем самым совершил ошибку, которую никогда больше не повторит.
Синклер наклонился и нежно поцеловал ее, а потом продолжил:
— Когда он сказал, что „уплывет за горизонт”, чтобы „искать новые земли”, будь уверена, что на сей раз Пенелопа поплывет вместе с ним. Обещаю тебе.
Он прижал Кэтрин к себе и еще раз поцеловал, на сей раз дольше и с большей настойчивостью.
— Я не знаю, согласился бы с тобой Теннисон, — сказала она между поцелуями.
Синклер улыбнулся.
— К черту Теннисона!
Он подхватил ее на руки и потащил через комнату по направлению к спальне.
— Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так делаешь, — сказала она, шутя лишь наполовину.
— Боюсь, что мы будем анализировать поэзию всю ночь, — он опустил ее на кровать, — Думаю, что лучше заняться нашей собственной поэзией.
— О, Боже! — засмеялась Кэтрин, — Если бы только эти минбарцы, которые относятся к тебе с таким благоговением и уважением узнали, каким банальным ты можешь быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78