Заодно это приучало и команды, и население города к тому, что крейсера ходят в море регулярно, непредсказуемо и это так же естественно, как восход и заход солнца. Помнится, еще британский адмирал Тови вспоминал, что во время второй мировой войны линкоры под его командованием выходили в море чаще, чем его эсминец во время первой. Так что резервы для более интенсивного использования флота были.
Следующий месяц, до конца марта, стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Руднев играет с японцами в пока еще не изобретенный пинг-пинг. Первый выход крейсеров в море прошел как по маслу - их там просто никто не ждал и ловить не собирался. "Нева" и "Обь" благополучно сходили к берегам Японии, вернувшись через три недели. В качестве трофея "Обь" привела небольшой, тысячи на три тонн, но достаточно быстроходный - четырнадцать узлов, угольщик, который убил двух зайцев - во Владивостоке появился еще один вспомогательный крейсер и лишние пятьсот тонн угля. Правда, уголь был местный, японских копей, но для отопления на стоянке вполне пригодный. "Неве" не так повезло - японская каботажная мелочь, попавшаяся ей, не стоила того, чтобы тащить ее во Владивосток, и была утоплена на месте. Кроме того, оба крейсера утопили с десяток рыболовных шхун и осмотрели четыре нейтральных парохода, на которых ничего предосудительного обнаружено не было. Изюминкой стали две дюжины мин, поставленых в двух банках, на траверзе Хакодате и на выходе из Сунгарского пролива. Все прибрежные воды Японии, с подачи Руднева, были объявлены русским МИДом зоной боевых действий в ответ на обстрел Владивостока и минирование акватории Порт-Артура. В ответ на протест британского Форейн Оффиса последовала нота, в которой Россия обещала прекратить мирование территориальных вод Японии, если Япония пообещает не загрязнять минами вод русских. На что японцы, естественно, пойти не могли.
Выход "Лены" был более коротким - всего пять дней, но и более насыщенным. Она наткнулась на пару транспортов, перевозящих в Корею военные грузы. Увидев русский военно-морской флаг, капитаны транспортников рванули в разные стороны. Догнать удалось только один. На сигналы об остановке он не реагировал, холостые выстрелы так же были проигнорированы. Первая пара снарядов, легшая под носом у удирающего парохода, также его не остановила, пришлось открывать огонь на поражение. Тут-то и выяснилось, что для артиллеристов береговой обороны проведенных тренировок по стрельбе с корабля на ходу оказалось явно не достаточно. Несмотря на смеховорную дистацию в восемь-десять кабельтовых, сближаться ближе командир "Лены", Берлинский, посчитал опасным, из пяти снарядов в цель в лучшем случае попадал один. В результате часовой канонады транспорт наконец остановился, окутаный паром из пробитого котла. Но когда от "Лены" к нему направился паровой катер с досмотровой партией, его встретили плотным ружейным огнем. Учитывая наступающие сумерки, слабое действие шетидюймовых снарядов по транспорту водоизмещением в 6000 тонн, оказанное сопротивление и подозрительно быстро приближающиеся дымы на горизонте, решили потратить на транспорт торпеду. Второй транспорт Берлинский преследовать не решился. После этого "Лена" без проблем оторвалась в темноте от появившейся на горизонте "Сумы". Теоретически, последняя имела преимущество в ходе в один, а по паспорту и в два узла. Но ее командир резонно предпочел вместо погони в темноте с неясным результатом заняться спасением личного состава, перевозимого тонущим транспортом "Китано-Мару" пехотного батальона. В результате обстрела и утопления транспорта японская армия потеряла порядка полутора сотен человек, и все имущество полка, включая лошадей, а также часть артиллерийских парков пехотной дивизии с бекомплектом. Еще более полутысячи человек было принято на борт "Сумы", которая на максимальной скорости направилась к корейскому побережью, перегруженная спасенными солдатами. Засветившись в Корейском проливе, командир "Лены" предпочел не искушать судьбу и вернуться во Владивосток, что было признано правильным Рудневым на разборе полетов.
Еще одним косвенным итогом действий крейсеров стала реакции британской биржи - Ллойд на всякий случай поднял ставки страховки для всех грузов, направляющихся в Японию.
Японцы в свою очередь решили снова разыграть минную карту. Четыре эскадренных миноносца, неся по четыре мины каждый, должны были скрытно ночью вывалить их на траверзе входа в залив Петра Великого. К изумлению командира отряда Мано, шедшего на головном "Сирануи", у Вадивостока были зажжены все положеные по лоции маяки. Удивленно пожав плечами по поводу беспечности русских, он приказал штурману взть пеленги и определить местоположение отряда более точно. Поправка оказалась довольно существенной - судя по пеленгам на маяки, отряд находился на три мили дальше от берега, чем предполагалось по счислению. Выговорив своему флаг-штурману, благодаря которому чуть не вывалили мины не там, где предполагалось, командир отдал приказ положить руль лево на борт и следовать к уточненному месту постановки. Когда по штурманским расчетам до места сброса мин оставалось не более трех минут хода, впередсмотрящий истошно заголосил: "Буруны прямо по носу!!!". Немедлено был дан полный назад, но "Сирануи" успел только замедлиться с двадцати до двенадцати узлов, когда его днище проскрежетало по камням острова Аскольда. О минной постановке теперь не мого быть и речи. Оставшиеся три эсминца отряда, успев затормозить, сбросили мины прямо у берега и подготовились к буксировке флагмана. Следующие полтора часа в кромешной темноте у вражеского берега предпринимались героические попытки стащить "Сирануи" с камней. Однако быстрое затопление носовых отсеков и приближающийся рассвет, а также катающиеся в волнах прибоя опрометчиво сброшенные мины заграждения вынудили японцев взорвать эсминец и на всех парах уходить в море.
Только после войны Того стало известно об очередной иезуитской гадости Руднева. Тот знал о ночных минных постановках японцев у Владивостока, как проведенных с эсминцев, так и с минного заградителя. Однако точной даты проведения этих постановок он тривиально не помнил, да и не факт, что японцы провели бы ее по тому же графику. То, что даты уже поплыли по сравнению с его воспоминаниями, его научила задержка с бомбардировкой Владивостока. А каждую ночь посылать на патрулирование входа в залив все миноносцы и "Богатыря" было неприемлимо, так можно было нарваться на шальную торпеду, да и просто выработать зазря ограниченый ресурс машин. Поэтому Руднев решил попробовать сыграть не напрямую. В течении всей войны во Владивостоке с наступлением ночи, если с моря не ожидалось своих судов, все настоящие маяки выключались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Следующий месяц, до конца марта, стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Руднев играет с японцами в пока еще не изобретенный пинг-пинг. Первый выход крейсеров в море прошел как по маслу - их там просто никто не ждал и ловить не собирался. "Нева" и "Обь" благополучно сходили к берегам Японии, вернувшись через три недели. В качестве трофея "Обь" привела небольшой, тысячи на три тонн, но достаточно быстроходный - четырнадцать узлов, угольщик, который убил двух зайцев - во Владивостоке появился еще один вспомогательный крейсер и лишние пятьсот тонн угля. Правда, уголь был местный, японских копей, но для отопления на стоянке вполне пригодный. "Неве" не так повезло - японская каботажная мелочь, попавшаяся ей, не стоила того, чтобы тащить ее во Владивосток, и была утоплена на месте. Кроме того, оба крейсера утопили с десяток рыболовных шхун и осмотрели четыре нейтральных парохода, на которых ничего предосудительного обнаружено не было. Изюминкой стали две дюжины мин, поставленых в двух банках, на траверзе Хакодате и на выходе из Сунгарского пролива. Все прибрежные воды Японии, с подачи Руднева, были объявлены русским МИДом зоной боевых действий в ответ на обстрел Владивостока и минирование акватории Порт-Артура. В ответ на протест британского Форейн Оффиса последовала нота, в которой Россия обещала прекратить мирование территориальных вод Японии, если Япония пообещает не загрязнять минами вод русских. На что японцы, естественно, пойти не могли.
Выход "Лены" был более коротким - всего пять дней, но и более насыщенным. Она наткнулась на пару транспортов, перевозящих в Корею военные грузы. Увидев русский военно-морской флаг, капитаны транспортников рванули в разные стороны. Догнать удалось только один. На сигналы об остановке он не реагировал, холостые выстрелы так же были проигнорированы. Первая пара снарядов, легшая под носом у удирающего парохода, также его не остановила, пришлось открывать огонь на поражение. Тут-то и выяснилось, что для артиллеристов береговой обороны проведенных тренировок по стрельбе с корабля на ходу оказалось явно не достаточно. Несмотря на смеховорную дистацию в восемь-десять кабельтовых, сближаться ближе командир "Лены", Берлинский, посчитал опасным, из пяти снарядов в цель в лучшем случае попадал один. В результате часовой канонады транспорт наконец остановился, окутаный паром из пробитого котла. Но когда от "Лены" к нему направился паровой катер с досмотровой партией, его встретили плотным ружейным огнем. Учитывая наступающие сумерки, слабое действие шетидюймовых снарядов по транспорту водоизмещением в 6000 тонн, оказанное сопротивление и подозрительно быстро приближающиеся дымы на горизонте, решили потратить на транспорт торпеду. Второй транспорт Берлинский преследовать не решился. После этого "Лена" без проблем оторвалась в темноте от появившейся на горизонте "Сумы". Теоретически, последняя имела преимущество в ходе в один, а по паспорту и в два узла. Но ее командир резонно предпочел вместо погони в темноте с неясным результатом заняться спасением личного состава, перевозимого тонущим транспортом "Китано-Мару" пехотного батальона. В результате обстрела и утопления транспорта японская армия потеряла порядка полутора сотен человек, и все имущество полка, включая лошадей, а также часть артиллерийских парков пехотной дивизии с бекомплектом. Еще более полутысячи человек было принято на борт "Сумы", которая на максимальной скорости направилась к корейскому побережью, перегруженная спасенными солдатами. Засветившись в Корейском проливе, командир "Лены" предпочел не искушать судьбу и вернуться во Владивосток, что было признано правильным Рудневым на разборе полетов.
Еще одним косвенным итогом действий крейсеров стала реакции британской биржи - Ллойд на всякий случай поднял ставки страховки для всех грузов, направляющихся в Японию.
Японцы в свою очередь решили снова разыграть минную карту. Четыре эскадренных миноносца, неся по четыре мины каждый, должны были скрытно ночью вывалить их на траверзе входа в залив Петра Великого. К изумлению командира отряда Мано, шедшего на головном "Сирануи", у Вадивостока были зажжены все положеные по лоции маяки. Удивленно пожав плечами по поводу беспечности русских, он приказал штурману взть пеленги и определить местоположение отряда более точно. Поправка оказалась довольно существенной - судя по пеленгам на маяки, отряд находился на три мили дальше от берега, чем предполагалось по счислению. Выговорив своему флаг-штурману, благодаря которому чуть не вывалили мины не там, где предполагалось, командир отдал приказ положить руль лево на борт и следовать к уточненному месту постановки. Когда по штурманским расчетам до места сброса мин оставалось не более трех минут хода, впередсмотрящий истошно заголосил: "Буруны прямо по носу!!!". Немедлено был дан полный назад, но "Сирануи" успел только замедлиться с двадцати до двенадцати узлов, когда его днище проскрежетало по камням острова Аскольда. О минной постановке теперь не мого быть и речи. Оставшиеся три эсминца отряда, успев затормозить, сбросили мины прямо у берега и подготовились к буксировке флагмана. Следующие полтора часа в кромешной темноте у вражеского берега предпринимались героические попытки стащить "Сирануи" с камней. Однако быстрое затопление носовых отсеков и приближающийся рассвет, а также катающиеся в волнах прибоя опрометчиво сброшенные мины заграждения вынудили японцев взорвать эсминец и на всех парах уходить в море.
Только после войны Того стало известно об очередной иезуитской гадости Руднева. Тот знал о ночных минных постановках японцев у Владивостока, как проведенных с эсминцев, так и с минного заградителя. Однако точной даты проведения этих постановок он тривиально не помнил, да и не факт, что японцы провели бы ее по тому же графику. То, что даты уже поплыли по сравнению с его воспоминаниями, его научила задержка с бомбардировкой Владивостока. А каждую ночь посылать на патрулирование входа в залив все миноносцы и "Богатыря" было неприемлимо, так можно было нарваться на шальную торпеду, да и просто выработать зазря ограниченый ресурс машин. Поэтому Руднев решил попробовать сыграть не напрямую. В течении всей войны во Владивостоке с наступлением ночи, если с моря не ожидалось своих судов, все настоящие маяки выключались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91