В том же знаменательном для Брукнера 1891 году он был удостоен высокого официального звания: фило­софский факультет университета присвоил ему титул доктора honoris causa. Это был высший знак отличия, которым наука могла отметить крупнейшего после Бет­ховена венского симфониста. Торжественная процедура присуждения ученой степени состоялась 7 ноября в за­ле сенатского собрания. Брукнер был настолько взвол­нован, что потерял нить изложения своей благодарст­венной речи. «Если бы здесь был орган, то я смог бы лучше выразить вам свою признательность», - такими словами закончил выступление композитор. В связи с этим событием Академическое певческое общество устроило 11 декабря праздничный банкет, на котором ректор университета в присутствии 3000 собравшихся произнес знаменательные слова: «Там, где наука оста­навливается перед непреодолимыми границами, начи­нается область искусства, которое призвано выразить то, что остается недоступным любому знанию. Я... скло­няюсь перед прежним младшим учителем из Виндхаага». В знак благодарности Брукнер посвятил Вен­скому университету свою Первую симфонию, новая ре­дакция которой была завершена в 1891 году. Венская премьера этой симфонии состоялась 13 декабря того же года под управлением Рихтера, причем оркестр филар­монии, по словам Брукнера, «сначала объявил ее про­дуктом больного воображения, а затем признал фено­менальным творением». В этот период официального признания заслуг Брукнера был создан его первый бюст, изваянный скульптором Виктором Тильгнером (уста­новлен в Венском городском парке).
В 1892 году наступило резкое ухудшение здоровья. Когда летом Брукнеру довелось в последний раз посетить могилу Вагнера в Байрейте, где он слушал «Парсифаля» и «Тангейзера», его сразил тяжелый приступ болезни; врачи констатировали хроническое сердечное заболевание, к которому вскоре присоединилась водян­ка. После этого у Брукнера появилось дрожание рук и его некогда каллиграфически четкий почерк утратил яс­ность начертания. В дальнейшем временные улучшения здоровья чередовались с более длительными периодами ухудшения. В эти мучительно трудные годы Брукнер до предела напрягает остатки жизненных сил, продолжая неустанную борьбу за свое последнее произведение - Девятую симфонию. Три первые части симфонического цикла были завершены 30 ноября 1894 года. После это­го силы оставили композитора: финал остался в эски­зах, хотя Брукнер продолжал работать над ним до по­следнего дня жизни. Сохранившиеся наброски показы­вают, что финал задуман как грандиозная по размерам часть с фугой и хоралом наподобие финала Пятой сим­фонии.
Заканчивая III часть, Adagio, тяжело больной ком­позитор уже предчувствовал, что ему не суждено завер­шить финал Девятой, и рекомендовал исполнять вместо него Те deum. Опасаясь, что в случае его смерти вен­ские друзья внесут в партитуру законченных частей симфонии нежелательные изменения, Брукнер передал ее дирижеру берлинской оперы Карлу Муку, чтобы с нею «ничего не случилось». О каком поистине трагиче­ском духовном одиночестве композитора в последние годы жизни свидетельствует это решение!
Девятая симфония (ре минор)-лебединая песня Брукнера - быть может самое великое из его творений; ни в одной из других его симфоний музыка не достига­ет таких глубин философского постижения тайн чело­веческого бытия, жизни и смерти; подобно гигантской вершине, венчающей гряду горных пиков, высится Де­вятая над его ранее написанными симфониями, поражая масштабами исполинских контуров - три ее закончен­ные части длятся около 68 минут! Сохраняя в Девятой сложившуюся в предыдущих симфониях структуру пер­вых трех частей цикла, Брукнер насыщает ее новым со­держанием. Созданная в предчувствии близкой кончи­ны, она проникнута элегической грустью прощания с жизнью. Мудро-просветленная, словно освободившаяся от тяжести земных страданий, философская лирика сим­фонии овеяна дыханием вечности.
В I части последний раз развертывается картина ти­танической борьбы; с прометеевской силой духа вступа­ет здесь герой в схватку с судьбой, словно бросая вызов всей вселенной.
...Ни одна из симфоний Брукнера не начинается так торжественно и возвышенно, как Девятая. В глубоких унисонах струнных и духовых рождается тема восьми валторн. Быстро достигнув кульминации, она, как осле­пительный сноп света, прорезает сумрачное тремоло струнных. Новая, более мощная динамическая волна приводит к грандиозной теме унисонов tutti в громоглас­ном fortissimo (основная тема главной партии); угло­ватая, с резкими интервальными скачками и жесткими акцентами, она напоминает зигзаг молнии или удары гигантского молота о наковальню. Эта тема, полная су­ровой решимости и мужественной силы, ярко выражает героическое начало симфонии. Глубочайший контраст создает мелодия побочной партии - одна из самых тро­гательно человечных у Брукнера; широко распевные ин­тонации первых скрипок звучат как настойчивая, но мягкая мольба, перерастающая в восторженный экста­тический порыв... Еще более необычна для Брукнера заключительная партия, сочетающая суровость маршеобразного движения с лирической задушевностью ме­лодических интонаций; ее музыка словно излучает по­токи сердечного тепла и любви...
В разработке тем рельефно выступают мужествен­ные героические черты; они достигают предельной силы на кульминации раздела, одновременно образующей на­чало репризы (так называемая динамическая реприза). Это, вероятно, самая грандиозная из всех кульминаций в симфониях Брукнера: интонации главной темы с про­метеевской мощью провозглашаются в унисонах духо­вых, прорываясь сквозь бешеные потоки хроматических пассажей в унисонах струнных; здесь - высшее утвер­ждение героического начала и одновременно трагиче­ский срыв, падение в бездну,.. В дальнейшем развитии музыка приобретает характер фатальной обреченности, символизируемой непреклонным ритмом марша; взлеты мужественной энергии чередуются с моментами «усталой отрешенности, безвольной покорности. Лишь в послед­них тактах коды вновь оживает гордый, несокрушимый дух главной темы.
II часть Девятой симфонии, как и Восьмой,- скерцо. Это самое поразительное из всех скерцо Брукнера. Со­зданное 69-летним композитором, оно захватывает юно­шеской щедростью фантазии, новизной и смелостью му­зыкального языка. В музыке оживает мир причудливо фантастических видений, отдаленно напоминающий фе­ерические образы увертюры «Сон в летнюю ночь» Ф. Мендельсона. В основном разделе скерцо бесплот­ные звучания pizzicato струнных, подобные хороводу блуждающих огней, чередуются с неистовыми громыханиями жестких звучаний tutti - словно землю внезапно сотрясает топот сказочных великанов или первобытных чудовищ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23