Волосы у него на затылке встали дыбом. Он завертел головой, вытаращил глаза, но в дверях никого не было.
Линча — или человека, который называл себя Линчем, — здесь не было. Мэтью оттуда, где стоял, не видел, чтобы кто-нибудь шел в эту сторону. Но он не сомневался, что, если Линч его найдет с этой баснословной драгоценностью в руке, Мэтью проживет не дольше, чем выпотрошенная крыса на окровавленной остроге.
Пора идти. Уносить ноги, пока можно.
Только первым делом снова завернуть брошь, положить ее обратно в бумажник и вернуть бумажник туда — в точности туда! — где он лежал. Руки Мэтью дрожали, потому что точность — дама требовательная. Уложив бумажник должным образом, Мэтью задвинул ящик и отступил, вытирая влажные ладони о штанины.
Хотелось бы посмотреть и другие ящики, а еще — заглянуть под лежанку Линча и осмотреть дом в целом, но это значило бы дразнить Судьбу. Мэтью отступил к двери и готов был закрыть ее за собой, как вдруг с ужасом заметил, что размазал по чистейшему полу слякоть со двора.
Он нагнулся, попытался собрать кусочки грязи рукой. Отчасти получилось, но след все равно остался. Не приходилось сомневаться: Линч узнает, что в его жилище побывал посторонний.
Вдалеке зазвонил колокол. Мэтью, все еще пытаясь с помощью слюны и усердия убрать следы своего присутствия, понял, что это дозорный на башне сигнализирует о чьем-то прибытии. Все, что мог, он уже сделал. А немного грязи на полу — сущая ерунда по сравнению с кровью и внутренностями, которые измажут пол, если Линч его застукает. Мэтью встал, вышел, затворил дверь и опустил щеколду.
Пока он шел обратно по улице Трудолюбия, сигнальный колокол стих. Очевидно, прибывшему было дозволено войти в Фаунт-Роял. Не может ли это быть врач, который предпочитает лекарства кровопусканиям?
Солнце грело лицо, ветерок мягко обдувал спину. Но Мэтью этого не чувствовал, будто шагал по дороге более темной и холодной. Сапфир в броши должен был стоить небольшое состояние, так зачем же Линч зарабатывает крысобойством? И зачем такие усилия, чтобы скрыть свою истинную природу, предпочитающую порядок и контроль, за маской грязи? У Мэтью создалось впечатление, что Линч нарочно придал дому вид полнейшей развалины снаружи и даже затратил на это силы и время.
Яма обмана оказалась глубже, чем он ожидал. Но какое все это имеет отношение к Рэйчел? Линч явно был ученым и умным человеком, который умеет писать пером и читать книги по теоретическим вопросам. Кроме того, у него отличное финансовое положение, если судить по сапфировой броши. За каким чертом ему нужно играть роль такого грязного оборванца?
И еще надо было подумать насчет пения. Входила Вайолет в дом Гамильтонов или нет? Если да, почему она не заметила неприятного запаха мертвой собаки? А если нет, то что за непонятная сила заставила ее думать, будто она там была? Нет-нет, это даже дисциплинированный ум Мэтью сбивало с толку. Самое тревожное насчет предполагаемого вхождения Вайолет в дом было то, что она увидела там белокурого дьяволенка и запомнила шесть золотых пуговиц на плаще Сатаны. Эти детали совпадали с изобличающими показаниями Гаррика и Бакнера. Но при чем здесь пение крысолова в темной комнате, где Мэтью обнаружил суку со щенятами? Можно решить, что Вайолет оно почудилось, но тогда нельзя ли заключить, что она вообразила и все происшествие? Да, но она не могла бы вообразить себе детали, уже сообщенные Гарриком и Бакнером!
Итак. Если Вайолет действительно входила в дом, зачем там в темноте пел крысолов? А если она не входила в дом, почему тогда — и как это выходит — она столь твердо верит, что входила, и откуда эти подробности насчет белокурого дьяволенка и шести золотых пуговиц?
Он так усердно задумался над этими вопросами, что забыл собраться, проходя вновь мимо Исхода Иерусалима, однако оказалось, что язык проповедника перестал уже слюняво облизывать всяческие отверстия. И действительно, Иерусалим, его аудитория из трех человек, так называемая сестра и так называемый племянник куда-то удалились, и их нигде не было видно. Вскоре Мэтью понял, что на улице Гармонии происходит какая-то суматоха. По ней ехали четыре крытых фургона, сопровождаемые толпой из пятнадцати жителей. Тощий седобородый мужчина в зеленой треуголке сидел на козлах первого из них и был занят разговором с Бидвеллом. Мэтью также увидел Уинстона, стоящего за спиной хозяина. Этот тип даже дал себе труд побриться и переодеться в чистое, чтобы выглядеть приличнее, и сейчас разговаривал с молодым светловолосым парнем, спутником возницы фургона.
Мэтью подошел к ближайшему фермеру.
— Не скажете, что это такое?
— Балаганщики приехали, — ответил фермер, у которого было во рту зуба три, не больше.
— Балаганщики? В смысле — артисты?
— Ага. Каждый год приезжают и представление дают. Только их раньше середины лета не ждали.
Мэтью восхитило упорство бродячих актеров — преодолеть костоломную дорогу от Чарльз-Тауна досюда. Он вспомнил книгу английских пьес в библиотеке Бидвелла и понял, что это Бидвелл организовал ежегодные гастроли — летний фестиваль, так сказать, — для жителей своего города.
— Теперь весело будет! — сказал фермер, улыбаясь щербатым ртом. — Утром ведьмин костер, вечером — представление!
Мэтью не ответил. Он смотрел на седобородого, который, похоже, был главным в труппе, а сейчас спрашивал у Бидвелла то ли направление, то ли указаний. Хозяин Фаунт-Рояла минуту посовещался с Уинстоном, который, судя по манерам, был не более чем верным слугой. Закончив конференцию, Бидвелл снова обратился к бородатому и показал рукой на запад по улице Трудолюбия. Мэтью понял, что Бидвелл, очевидно, показывает ему, где актеры могут встать лагерем. Он был бы согласен прилично уплатить за право подслушать мысли Исхода Иерусалима, когда тот узнает, что его соседями станут комедианты. Впрочем, Иерусалим мог бы заработать еще пару монет, давая им уроки актерского мастерства.
Мэтью пошел дальше, избегая контакта с Бидвеллом и сопровождающим его мерзавцем. Он ненадолго остановился у источника, глядя на бегающие по поверхности солнечные блики. Ему пришло в голову пойти в тюрьму повидать Рэйчел. На самом деле это была настоятельная потребность — ее увидеть, но серьезным усилием воли Мэтью сумел отказаться от этого намерения. Она ясно дала понять, что его присутствие нежелательно, и, как бы это ни было ему больно, против ее желания он не пойдет.
Мэтью вернулся в дом, нашел миссис Неттльз и спросил, нельзя ли ему позавтракать. Быстро подзаправившись кукурузной похлебкой и хлебом с маслом, он поднялся к себе и уселся в кресло у открытого окна — подумать над своими находками и закончить чтение документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210