А когда пришло время, к всеобщему изумлению, разнеслась по Олимпу невероятная новость: в горах дикой Фракии Гера родила нового бога, Арея. Все богини воскликнули: «Наконец– то!» – а Зевс перестал удивляться, что в оазисе. Аммона его статуи сооружают с рогами на голове.
В СЕТЯХ
В тот расчудесный из всех праздничных дней, когда из морской пены, оплодотворенной кровавыми останками Урана, вышла «услада богов и людей» золотая Афродита и воссела в кругу очарованных ее присутствием олимпийцев, – в тот день одинокое сердце Гефеста потеряло покой. Тем же вечером он попросил у Зевса ее руки. Ему отказали, но сколько ни объясняли, ни растолковывали, все впустую. Гефест пошел на самые хитроумные уловки, чтобы завладеть ею.
Знал, конечно, что за жену берет. И Афродита знала, какого мужа вручила ей непоколебимая воля Зевса. Работа была смыслом его жизни. Весь мир закрывал перед ним дым, поднимающийся от мехов его кузницы. Редко бывал он на олимпийских приемах, и концертам муж предпочитал ритмичный стук молотов своих трудолюбивых циклопов. Он не думал, что супружество может чем-то изменить эту прекрасную жизнь. В то же время не мог и требовать от Афродиты, чтобы она отреклась от мира и позволила своим юным прелестям увядать в чреве огненной горы.
Вечером, окончив работу, Гефест являлся в свой дворец на Олимпе. Снимал кожаный фартук, купался и надевал свободные одежды, а усевшись за стол, с удивлением взирал на ту богиню, которая была ему женой и вместе с тем существом далеким, пробуждающим вожделение и страх. Гефест боялся Афродиты и страшился себя самого. Он имел душу пылкую, как огонь, повелителем которого был. Зная, что он урод и калека, а хромал он на обе ноги, избегал любви и одновременно жаждал ее как никто из богов. Он помнил тот день, когда, вдруг узрев прекрасную деву Афину, так воспылал страстью, что начал ее преследовать. Ноги, обычно непослушные, несли его, как крылья Гермеса. Наконец схватил ее и не остановился бы перед насилием, если бы она не вырвалась из его рук. Поражение было столь позорным, что с тех пор Гефест старался не заглядываться на богинь, нимф и земных женщин. Но внутренний огонь жег его. Однажды какая-то нимфа посетила его кузницу. Он не глядел на нее, но чувствовал возбуждение от ее присутствия, ковал свой кусок железа с неистовством. Тут одна искра вылетела из-под его молота и, коснувшись лона нимфы, пробудила в нем негу, а вместе с ней заронила новую жизнь.
Об этом думал хромой Дух Огня, молча созерцая сидящую напротив жену. Все в ней казалось ему удивительным и необыкновенным. Золотые волосы, присыпанные голубой пудрой, фиолетовые глаза, шея белая и трепетная, груди, скрывающиеся под прозрачной тканью, все это благоухание и горячее тело, закутанное в ткани цветные, мягкие, неощутимые, как сон. Даже все искусные украшения, которые сам изготовил, имели для него обаяние какой-то непостижимой тайны. Афродита говорила, смеялась, пила нектар, а он никак не мог уяснить истинного смысла ее слов и улыбок. Она жила в каком-то своем, совершенно отдельном мире, дорога в который была ему неведома.
Гефест любил ее безрассудно, и в любви этой словно казнил себя. Избегал ее, проводя целые месяцы в кузнице или на излюбленном острове Лемнос, и возвращался опять, чтобы с суеверным трепетом коснуться хоть ленточки, которой она стягивала прическу. Он знал, что она изменяет ему… На ее всегда влажных губах чувствовал горечь чужих поцелуев. Следя за взглядом ее глаз, устремленных на разнузданную роспись потолка, хотел перехватить очертания каких-то дорогих ей видений, которых, как ему казалось, были полны ее задумчивые воспоминания.
Афродита чувствовала на себе тяжелый взгляд повелителя огненных гор, и ее ласковая душа затягивалась сумраком сомнений. Она никак не могла сообразить, как ей себя вести, ведь он никогда не говорил ей об этом. По-своему ей было понятно, что он мог бы сказать: несомненно желает, чтобы она все делала скрытно; он самолюбив, и сознание, что другие видят его позор, для него непереносимо. Но как же можно что-нибудь скрыть, когда повсюду столько любопытных глаз? Из-под древесной коры глядят темные очи Гамадриады, наяда с зелеными волосами шпионит из-за речного тростника, за каждым уступом горы сидит нимфа или сатир, а среди луговых цветов и трав притаились маленькие леймониады, любовницы полевых кузнечиков.
Не знала богиня, что делать, и пришла ей в голову мысль, что безопаснее всего ей будет с любовником в собственном доме. Стоит он несколько в стороне от больших олимпийских дворцов, и в него можно проникнуть незаметно. Прислугу отпустит под каким-нибудь предлогом, а хариты преданны ей. К тому же выберет такой день, когда муж будет далеко. Все это она сказала своему любовнику.
А любовником ее тогда был Арей – бог войны. Как он был прекрасен, великолепен, силен! Правда, как-то раз разбойники засадили его в бочку и если бы не Гермес, он бы не выбрался… Афина его всегда побеждает, хотя и дева она… И запах его не очень приятен, поскольку он все время проводит во фракийских горах, где люди ходят в тулупах… Шумлив и хвастлив, говорить умеет только о войне… Так-то так, зато он очень хорош во многих-многих других отношениях. О нем вспоминается со сладостным томлением.
Началось это у них как бы случайно. Знались очень давно, но не обращали друг на друга внимания, пока как-то под стенами Трои… Диомед, грубый, греческий герой, ранил Киприйскую деву в руку, и Арей увез ее без сознания на Олимп. И второй раз – на той же самой троянской равнине… Под жилистой рукой Афины оба легли в пыли, пропитанной кровью воинов. Когда очнулись, взглянули друг на друга с симпатией. На следующий день Арей навестил больную кузину и принес ей подарки, с благодарностью принятые. Он покорил ее своей простотой, а она не смогла бы ответить, если бы он спросил, почему сопротивляется. Поэтому не сопротивлялась.
Афродите казалось: на сей раз она так хитро все устроила, что никто даже не догадается. Встретились тайно в покинутом алькове Гефеста, никто их не видел. Один только бог, тот, что все видит, бог-солнце Гелиос. Проезжая на своей огненной колеснице над дворцом Гефеста, усмотрел через верхние окна Афродиту и Арея, сомкнувших объятия. Как-то странно его это задело. Никогда не любил сплетен, хотя обо многом мог бы порассказать, но сейчас вдруг его охватило такое отвращение к этим двум развлекающимся тайной любовью, что вечером, едва распряг коней, он устремился к хромому кузнецу и все ему раскрыл.
Гефест ни словом не отозвался. Смотрел, как медленно закрываются двери за пламенеющим богом, который удалился слегка обиженным. Отпустил всех циклопов и остался в кузнице один. Взял кусок железа и начал ковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
В СЕТЯХ
В тот расчудесный из всех праздничных дней, когда из морской пены, оплодотворенной кровавыми останками Урана, вышла «услада богов и людей» золотая Афродита и воссела в кругу очарованных ее присутствием олимпийцев, – в тот день одинокое сердце Гефеста потеряло покой. Тем же вечером он попросил у Зевса ее руки. Ему отказали, но сколько ни объясняли, ни растолковывали, все впустую. Гефест пошел на самые хитроумные уловки, чтобы завладеть ею.
Знал, конечно, что за жену берет. И Афродита знала, какого мужа вручила ей непоколебимая воля Зевса. Работа была смыслом его жизни. Весь мир закрывал перед ним дым, поднимающийся от мехов его кузницы. Редко бывал он на олимпийских приемах, и концертам муж предпочитал ритмичный стук молотов своих трудолюбивых циклопов. Он не думал, что супружество может чем-то изменить эту прекрасную жизнь. В то же время не мог и требовать от Афродиты, чтобы она отреклась от мира и позволила своим юным прелестям увядать в чреве огненной горы.
Вечером, окончив работу, Гефест являлся в свой дворец на Олимпе. Снимал кожаный фартук, купался и надевал свободные одежды, а усевшись за стол, с удивлением взирал на ту богиню, которая была ему женой и вместе с тем существом далеким, пробуждающим вожделение и страх. Гефест боялся Афродиты и страшился себя самого. Он имел душу пылкую, как огонь, повелителем которого был. Зная, что он урод и калека, а хромал он на обе ноги, избегал любви и одновременно жаждал ее как никто из богов. Он помнил тот день, когда, вдруг узрев прекрасную деву Афину, так воспылал страстью, что начал ее преследовать. Ноги, обычно непослушные, несли его, как крылья Гермеса. Наконец схватил ее и не остановился бы перед насилием, если бы она не вырвалась из его рук. Поражение было столь позорным, что с тех пор Гефест старался не заглядываться на богинь, нимф и земных женщин. Но внутренний огонь жег его. Однажды какая-то нимфа посетила его кузницу. Он не глядел на нее, но чувствовал возбуждение от ее присутствия, ковал свой кусок железа с неистовством. Тут одна искра вылетела из-под его молота и, коснувшись лона нимфы, пробудила в нем негу, а вместе с ней заронила новую жизнь.
Об этом думал хромой Дух Огня, молча созерцая сидящую напротив жену. Все в ней казалось ему удивительным и необыкновенным. Золотые волосы, присыпанные голубой пудрой, фиолетовые глаза, шея белая и трепетная, груди, скрывающиеся под прозрачной тканью, все это благоухание и горячее тело, закутанное в ткани цветные, мягкие, неощутимые, как сон. Даже все искусные украшения, которые сам изготовил, имели для него обаяние какой-то непостижимой тайны. Афродита говорила, смеялась, пила нектар, а он никак не мог уяснить истинного смысла ее слов и улыбок. Она жила в каком-то своем, совершенно отдельном мире, дорога в который была ему неведома.
Гефест любил ее безрассудно, и в любви этой словно казнил себя. Избегал ее, проводя целые месяцы в кузнице или на излюбленном острове Лемнос, и возвращался опять, чтобы с суеверным трепетом коснуться хоть ленточки, которой она стягивала прическу. Он знал, что она изменяет ему… На ее всегда влажных губах чувствовал горечь чужих поцелуев. Следя за взглядом ее глаз, устремленных на разнузданную роспись потолка, хотел перехватить очертания каких-то дорогих ей видений, которых, как ему казалось, были полны ее задумчивые воспоминания.
Афродита чувствовала на себе тяжелый взгляд повелителя огненных гор, и ее ласковая душа затягивалась сумраком сомнений. Она никак не могла сообразить, как ей себя вести, ведь он никогда не говорил ей об этом. По-своему ей было понятно, что он мог бы сказать: несомненно желает, чтобы она все делала скрытно; он самолюбив, и сознание, что другие видят его позор, для него непереносимо. Но как же можно что-нибудь скрыть, когда повсюду столько любопытных глаз? Из-под древесной коры глядят темные очи Гамадриады, наяда с зелеными волосами шпионит из-за речного тростника, за каждым уступом горы сидит нимфа или сатир, а среди луговых цветов и трав притаились маленькие леймониады, любовницы полевых кузнечиков.
Не знала богиня, что делать, и пришла ей в голову мысль, что безопаснее всего ей будет с любовником в собственном доме. Стоит он несколько в стороне от больших олимпийских дворцов, и в него можно проникнуть незаметно. Прислугу отпустит под каким-нибудь предлогом, а хариты преданны ей. К тому же выберет такой день, когда муж будет далеко. Все это она сказала своему любовнику.
А любовником ее тогда был Арей – бог войны. Как он был прекрасен, великолепен, силен! Правда, как-то раз разбойники засадили его в бочку и если бы не Гермес, он бы не выбрался… Афина его всегда побеждает, хотя и дева она… И запах его не очень приятен, поскольку он все время проводит во фракийских горах, где люди ходят в тулупах… Шумлив и хвастлив, говорить умеет только о войне… Так-то так, зато он очень хорош во многих-многих других отношениях. О нем вспоминается со сладостным томлением.
Началось это у них как бы случайно. Знались очень давно, но не обращали друг на друга внимания, пока как-то под стенами Трои… Диомед, грубый, греческий герой, ранил Киприйскую деву в руку, и Арей увез ее без сознания на Олимп. И второй раз – на той же самой троянской равнине… Под жилистой рукой Афины оба легли в пыли, пропитанной кровью воинов. Когда очнулись, взглянули друг на друга с симпатией. На следующий день Арей навестил больную кузину и принес ей подарки, с благодарностью принятые. Он покорил ее своей простотой, а она не смогла бы ответить, если бы он спросил, почему сопротивляется. Поэтому не сопротивлялась.
Афродите казалось: на сей раз она так хитро все устроила, что никто даже не догадается. Встретились тайно в покинутом алькове Гефеста, никто их не видел. Один только бог, тот, что все видит, бог-солнце Гелиос. Проезжая на своей огненной колеснице над дворцом Гефеста, усмотрел через верхние окна Афродиту и Арея, сомкнувших объятия. Как-то странно его это задело. Никогда не любил сплетен, хотя обо многом мог бы порассказать, но сейчас вдруг его охватило такое отвращение к этим двум развлекающимся тайной любовью, что вечером, едва распряг коней, он устремился к хромому кузнецу и все ему раскрыл.
Гефест ни словом не отозвался. Смотрел, как медленно закрываются двери за пламенеющим богом, который удалился слегка обиженным. Отпустил всех циклопов и остался в кузнице один. Взял кусок железа и начал ковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22