Чтобы эти размышления утратили остроту, требовалось время; но чего только не сделает время, и, хотя от миссис Рашуот, принесшей такое несчастье, какого уж было ждать утешения, в других своих детях сэр Томас утешился более, чем ожидал. Союз Джулии оказался не таким уж огорчительным, как он полагал вначале. Она вела себя почтительно и искала прощения, а мистер Йейтс, жаждущий быть по-настоящему принятым в семействе Бертрам, на главу семейства смотрел снизу вверх и прислушивался к его мнениям. Был он человек не слишком почтенный, но можно было надеяться, что станет не таким уж никчемным, превратится в тихого и скромного семьянина; и во всяком случае, утешительно было, что его имение оказалось даже больше, а долги много меньше, чем опасался сэр Томас, и что он советовался с тестем и обращался с ним почтительно, как с добрым старым другом. Приносил отцу утешение и Том, к нему понемногу возвращалось здоровье, но не возвращались прежние его привычки, плоды ветрености и себялюбия. Болезнь сделала его лучше. Он изведал страдание и научился думать — два незнакомых ему дотоле преимущества; вдобавок прискорбное событие на Уимпол-стрит, к которому он чувствовал себя причастным из-за опасной близости, какую породил его не имеющий оправданий театр, пробудило угрызения совести, да притом ему уже минуло двадцать шесть лет и довольно было ума, добрых товарищей — и все это вместе взятое привело к прочным и счастливым переменам в его душе. Он стал тем, чем надлежало быть, — помощником отцу, уравновешенным и надежным, и жил теперь не только ради собственного удовольствия.
Вот оно, истинное утешение! И как раз тогда, когда сэр Томас уже мог черпать из этих источников душевного благополучия, Эдмунд еще прибавил отцу спокойствия, ибо произошла перемена к лучшему в том единственном, чем он тоже заставлял страдать отцовское сердце, — переменилось к лучшему его настроение. Все лето напролет он вечерами бродил и сидел с Фанни в аллеях парка и настолько излил душу и покорился случившемуся, что опять повеселел.
Таковы были обстоятельства и надежды, которые мало-помалу успокоили сэра Томаса, притупили ощущение утраты и отчасти примирили его с собою; хотя никогда окончательно не отпустит боль от сознания ошибок, какие совершил он, воспитывая дочерей.
Слишком поздно он понял, как неблагоприятно для каждой юной души, когда с ней обходятся так по-разному, как обходились с Марией и Джулией он сам и их тетушка, что его суровости неизменно противоречила ее чрезмерная снисходительность и похвалы. Теперь он понимал, как неверно судил, надеясь уничтожить дурное влияние тетушки Норрис своим противодействием, ясно понимал, что лишь усугублял зло, приучая дочерей подавлять свой нрав в его присутствии, из-за чего от него оставались скрыты их истинные наклонности — и этим он сам заставлял их искать снисхожденья своим слабостям у той, которая тем лишь была им мила, что любила их слепо и хвалила без меры.
Да, он жестоко заблуждался; но, как ни тяжка его ошибка, постепенно он стал понимать, что не она оказалась всего страшнее в воспитании дочерей. Чего-то недоставало в них самих, иначе дурные последствия ее со временем сгладились бы. Он боялся, что недоставало нравственного начала, деятельного нравственного начала, никогда их должным образом не учили подчинять свои склонности и побуждения единственно необходимому, важнейшему чувству — чувству долга. Их религиозное воспитание было умозрительным, и никогда с них не спрашивали, чтоб они воплощали его в своей повседневной жизни. Удостоиться похвалы за изящество и всевозможные таланты — вот к чему они стремились со всеобщего одобрения, но это никак не способствовало их нравственному совершенствованию, не влияло на душу. Он хотел, чтоб они выросли хорошими, но пекся о разуме и умении себя вести, а не о натуре; и, пожалуй, никогда ни от кого не слышали они о необходимости самоотречения и смирения, что послужило бы к их благу.
Горько сожалел он об упущении, которое теперь едва ли можно было восполнить. Тяжко ему было, что при всех затратах и заботах старательного и дорогостоящего воспитания дочерей он вырастил их, не дав им понятия об их первейших обязанностях, не узнав их натуру и нрав.
Решительность и пылкость Марии особливо стали ему известны лишь тогда, когда привели к столь печальному исходу. Так и не удалось уговорить ее разлучиться с мистером Крофордом. Она надеялась с ним обвенчаться и не покидала его, пока не убедилась, что надеется напрасно, а разочарование и несчастье так дурно сказались на ее нраве и чувство ее стало так сродни ненависти, что несколько времени они были сущим наказанием друг для друга, и в конце концов сами порешили расстаться.
Миссис Рашуот медлила с разлукой, пока не дождалась от него упреков, что она лишила его надежды найти счастье с Фанни, и, уезжая, не имела другого утешения, кроме уверенности, что и вправду их разъединила. Может ли что-нибудь сравниться со страданиями подобной души в подобном положении?
Мистер Рашуот без труда получил развод; таким образом, пришел конец браку, заключенному при обстоятельствах, которые не позволяли рассчитывать на успех, на лучший исход. Миссис Рашуот презирала мужа и любила другого, а он прекрасно об этом знал. Обидам тупоумия и разочарования эгоистической страсти трудно сочувствовать. Он был наказан за свое поведение, а жена за большую вину была и наказана больше. Ему, освобожденному от этого союза, суждено оставаться униженным и несчастным до тех пор, покуда какая-нибудь другая хорошенькая девица не прельстит его и не повлечет опять к алтарю, и тогда он пустится во второе и, надобно надеяться, более успешное супружеское плавание — и ежели будет обманут, то, по крайности, весело и счастливо; ей же предстоит одиночество и осуждение, которое никак не сулит второй весны ни ее надеждам, ни репутации.
Где теперь будет ее дом — об этом совещались с глубокой печалью и серьезностью. Тетушка Норрис, чья привязанность к племяннице после всего, что та совершила, казалось, стала еще крепче, хотела бы водворить ее под родительский кров, где все семейство будет ей поддержкою. Сэр Томас и слушать об этом не желал, и тетушка Норрис стала пуще прежнего гневаться на Фанни, полагая, что тому причиною ее присутствие. Только племянница мешает сэру Томасу согласиться с нею, утверждала тетушка Норрис, хотя сэр Томас торжественно заверял ее, что, не живи в его доме сия молодая особа, не живи тут никто из его молодой родни, будь то девица или юноша, кому было бы опасно общество миссис Рашуот или мог повредить ее нрав, он бы все равно никогда не нанес столь тяжкого оскорбления соседям, ожидая и от них какого-либо к ней внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131