и мне хотел сделать подарок. Однако кардинал ему помешал, говоря его величеству, что он слишком спешит, потому что я еще не сделал ему никакой работы. Король, который был прещедр, сказал: «Потому-то я и хочу придать ему бодрости, чтобы он мог мне ее сделать». Кардинал, при этом устыдившись, сказал: «Государь, я вас прошу, чтобы вы предоставили это мне; потому что я ему назначу содержание в триста скудо самое меньшее, как только я вступлю во владение аббатством». Я их так никогда и не получил, и слишком было бы длинно желать рассказывать про чертовство этого кардинала; но я хочу заняться вещами более важными.
XV
Я вернулся в Париж. При таком благоволении, оказанном мне королем, мне дивился всякий. Я получил серебро и начал сказанную статую Юпитера. Я нанял много работников и с превеликим усердием, днем и ночью, не переставал работать; так что, когда я кончил из глины Юпитера, Вулкана и Марса и уже начал из серебра подвигать вперед весьма изрядно Юпитера, мастерская уже имела очень богатый вид. В это время появился в Париже король; я пошел ему представиться; и как только его величество меня увидел, он весело меня подозвал и спросил меня, нет ли у меня в моем жилище чего-нибудь красивого показать ему, потому что он туда пришел бы. На что я рассказал все то, что я сделал. Тотчас же ему пришла превеликая охота пойти; и после своего обеда он собрался с госпожою де Тамп, с кардиналом лотарингским и некоторыми другими из этих господ, как то королем наваррским, шурином короля Франциска, и королевой, сестрою сказанного короля Франциска; явились дофин и дофина; так что в этот день явилась вся придворная знать. Я уже вернулся домой и принялся работать. Когда король появился у двери моего замка, слыша, что стучат в несколько молотков, он велел каждому молчать; в доме у меня всякий был за работой; так что я оказался застигнут королем врасплох, потому что я его не ждал. Он вошел в мою палату; и первое, что он увидел, он увидел меня с большой серебряной пластиной в руках, каковая служила для туловища Юпитера; другой делал голову, третий ноги, так что грохот был превеликий. В то время как я работал, возле меня был один мой французский мальчуган, который мне, не помню уж чем, досадил как-то, и я поэтому дал ему пинка и, попав ему, на мое счастье, ступней в развилину ног, толкнул его вперед на четыре с лишним локтя, так что при входе короля этот малыш налетел на короля; поэтому король премного этому смеялся, а я остался весьма растерян. Начал король меня расспрашивать о том, что я делаю, и пожелал, чтобы я работал; затем сказал мне, что я сделал бы ему гораздо больше удовольствия, если бы не утруждал себя вовсе, а нанял сколько людей я хочу и им поручал работу; потому что он хочет, чтобы я сохранил себя здравым, дабы я мог служить ему дольше. Я ответил его величеству, что сразу же заболел бы, если бы не стал работать, да и самые работы получились бы не такие, как я желаю делать для его величества. Король, думая, что то, что я говорил, было сказано, чтобы похвастать, а не потому, чтобы это была правда, заставил меня это повторить кардиналу лотарингскому, каковому я так широко изложил мои доводы и так открыто, что он воспринял их вполне; поэтому он уговорил короля, чтобы тот предоставил мне работать мало или много, сообразно моему желанию.
XVI
Оставшись удовлетворен моими работами, король возвратился к себе во дворец, а меня покинул преисполненным стольких милостей, что было бы долго о них рассказывать. На другой за тем день, за своим обедом, он послал за мной. Тут же присутствовал кардинал феррарский, который с ним обедал. Когда я явился, король был еще за вторым блюдом; как только я подошел к его величеству, он начал со мной беседовать, говоря, что раз у него имеются такой красивый таз и такой красивый кувшин моей руки, то в придачу к этим вещам ему требуется красивая солонка и что он хочет, чтобы я ему сделал к ней рисунок; но ему очень бы хотелось увидеть его скоро. Тогда я прибавил, говоря: «Ваше величество увидит такой рисунок гораздо скорее, нежели оно того от меня требует; потому что, пока я делал таз, я думал, что в придачу к нему следует сделать солонку», и что это уже сделано, и что, если ему угодно, я ему покажу тотчас же. Король отнесся с большой живостью и, обернувшись к этим господам, как то королю наваррскому, и кардиналу лотарингскому, и кардиналу феррарскому, сказал: «Вот поистине человек, которого должен любить и желать всякий, кто только его знает». Затем сказал мне, что охотно посмотрел бы этот рисунок, который я сделал к этой вещи. Я двинулся в путь и быстро сходил и вернулся, потому что мне надо было только перейти реку, то есть Сену; я принес с собой восковую модель, каковую я сделал еще по просьбе кардинала феррарского в Риме. Когда я явился к королю и раскрыл перед ним модель, король, изумившись, сказал: «Это нечто в сто раз более божественное, чем я когда-либо мог подумать. Удивительный это человек! Он, должно быть, никогда не отдыхает». Затем повернулся ко мне с лицом весьма веселым и сказал мне, что это работа, которая ему очень нравится, и что он желает, чтобы я ему сделал ее из золота. Кардинал феррарский, который тут же присутствовал, посмотрел мне в лицо и намекнул мне, как человек, который ее узнает, что это та самая модель, которую я сделал для него в Риме. На это я сказал, что эту работу я уже сказал, что сделаю тому, кто будет ее иметь. Кардинал, вспомнив эти самые слова, почти что рассердившись, потому что ему показалось, будто я хочу ему отомстить, сказал королю: «Государь, это огромнейшая работа, и поэтому я бы ничего другого не опасался, как только того, что мне бы не верилось, что я когда-либо увижу ее законченной; потому что эти искусные люди, у которых имеются эти великие, замыслы в искусстве, охотно дают им начало, не помышляя хорошенько о том, когда им может быть конец. Поэтому, заказывая такие большие работы, я бы желал знать, когда я их получу». На это король ответил, говоря, что тот, кто стал бы так точно доискиваться конца работ, никогда бы ни одной не начал; и он сказал это особенным образом, показывая, что такие работы не дело людей малодушных. Тогда я сказал: «Все те государи, которые придают духу своим слугам, так, как это делает и говорит его величество, все великие предприятия облегчаются; и раз Бог даровал мне такого удивительного покровителя, я надеюсь дать ему законченными много великих и удивительных работ». — «И я этому верю», — сказал король и встал из-за стола. Он позвал меня к себе в комнату и спросил меня, сколько золота требуется для этой солонки. «Тысяча скудо», — сказал я. Тотчас же король позвал своего казначея, которого звали монсиньор виконт ди Орбек, и велел ему, чтобы сей же час он выдал мне тысячу старых полновесных золотых скудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
XV
Я вернулся в Париж. При таком благоволении, оказанном мне королем, мне дивился всякий. Я получил серебро и начал сказанную статую Юпитера. Я нанял много работников и с превеликим усердием, днем и ночью, не переставал работать; так что, когда я кончил из глины Юпитера, Вулкана и Марса и уже начал из серебра подвигать вперед весьма изрядно Юпитера, мастерская уже имела очень богатый вид. В это время появился в Париже король; я пошел ему представиться; и как только его величество меня увидел, он весело меня подозвал и спросил меня, нет ли у меня в моем жилище чего-нибудь красивого показать ему, потому что он туда пришел бы. На что я рассказал все то, что я сделал. Тотчас же ему пришла превеликая охота пойти; и после своего обеда он собрался с госпожою де Тамп, с кардиналом лотарингским и некоторыми другими из этих господ, как то королем наваррским, шурином короля Франциска, и королевой, сестрою сказанного короля Франциска; явились дофин и дофина; так что в этот день явилась вся придворная знать. Я уже вернулся домой и принялся работать. Когда король появился у двери моего замка, слыша, что стучат в несколько молотков, он велел каждому молчать; в доме у меня всякий был за работой; так что я оказался застигнут королем врасплох, потому что я его не ждал. Он вошел в мою палату; и первое, что он увидел, он увидел меня с большой серебряной пластиной в руках, каковая служила для туловища Юпитера; другой делал голову, третий ноги, так что грохот был превеликий. В то время как я работал, возле меня был один мой французский мальчуган, который мне, не помню уж чем, досадил как-то, и я поэтому дал ему пинка и, попав ему, на мое счастье, ступней в развилину ног, толкнул его вперед на четыре с лишним локтя, так что при входе короля этот малыш налетел на короля; поэтому король премного этому смеялся, а я остался весьма растерян. Начал король меня расспрашивать о том, что я делаю, и пожелал, чтобы я работал; затем сказал мне, что я сделал бы ему гораздо больше удовольствия, если бы не утруждал себя вовсе, а нанял сколько людей я хочу и им поручал работу; потому что он хочет, чтобы я сохранил себя здравым, дабы я мог служить ему дольше. Я ответил его величеству, что сразу же заболел бы, если бы не стал работать, да и самые работы получились бы не такие, как я желаю делать для его величества. Король, думая, что то, что я говорил, было сказано, чтобы похвастать, а не потому, чтобы это была правда, заставил меня это повторить кардиналу лотарингскому, каковому я так широко изложил мои доводы и так открыто, что он воспринял их вполне; поэтому он уговорил короля, чтобы тот предоставил мне работать мало или много, сообразно моему желанию.
XVI
Оставшись удовлетворен моими работами, король возвратился к себе во дворец, а меня покинул преисполненным стольких милостей, что было бы долго о них рассказывать. На другой за тем день, за своим обедом, он послал за мной. Тут же присутствовал кардинал феррарский, который с ним обедал. Когда я явился, король был еще за вторым блюдом; как только я подошел к его величеству, он начал со мной беседовать, говоря, что раз у него имеются такой красивый таз и такой красивый кувшин моей руки, то в придачу к этим вещам ему требуется красивая солонка и что он хочет, чтобы я ему сделал к ней рисунок; но ему очень бы хотелось увидеть его скоро. Тогда я прибавил, говоря: «Ваше величество увидит такой рисунок гораздо скорее, нежели оно того от меня требует; потому что, пока я делал таз, я думал, что в придачу к нему следует сделать солонку», и что это уже сделано, и что, если ему угодно, я ему покажу тотчас же. Король отнесся с большой живостью и, обернувшись к этим господам, как то королю наваррскому, и кардиналу лотарингскому, и кардиналу феррарскому, сказал: «Вот поистине человек, которого должен любить и желать всякий, кто только его знает». Затем сказал мне, что охотно посмотрел бы этот рисунок, который я сделал к этой вещи. Я двинулся в путь и быстро сходил и вернулся, потому что мне надо было только перейти реку, то есть Сену; я принес с собой восковую модель, каковую я сделал еще по просьбе кардинала феррарского в Риме. Когда я явился к королю и раскрыл перед ним модель, король, изумившись, сказал: «Это нечто в сто раз более божественное, чем я когда-либо мог подумать. Удивительный это человек! Он, должно быть, никогда не отдыхает». Затем повернулся ко мне с лицом весьма веселым и сказал мне, что это работа, которая ему очень нравится, и что он желает, чтобы я ему сделал ее из золота. Кардинал феррарский, который тут же присутствовал, посмотрел мне в лицо и намекнул мне, как человек, который ее узнает, что это та самая модель, которую я сделал для него в Риме. На это я сказал, что эту работу я уже сказал, что сделаю тому, кто будет ее иметь. Кардинал, вспомнив эти самые слова, почти что рассердившись, потому что ему показалось, будто я хочу ему отомстить, сказал королю: «Государь, это огромнейшая работа, и поэтому я бы ничего другого не опасался, как только того, что мне бы не верилось, что я когда-либо увижу ее законченной; потому что эти искусные люди, у которых имеются эти великие, замыслы в искусстве, охотно дают им начало, не помышляя хорошенько о том, когда им может быть конец. Поэтому, заказывая такие большие работы, я бы желал знать, когда я их получу». На это король ответил, говоря, что тот, кто стал бы так точно доискиваться конца работ, никогда бы ни одной не начал; и он сказал это особенным образом, показывая, что такие работы не дело людей малодушных. Тогда я сказал: «Все те государи, которые придают духу своим слугам, так, как это делает и говорит его величество, все великие предприятия облегчаются; и раз Бог даровал мне такого удивительного покровителя, я надеюсь дать ему законченными много великих и удивительных работ». — «И я этому верю», — сказал король и встал из-за стола. Он позвал меня к себе в комнату и спросил меня, сколько золота требуется для этой солонки. «Тысяча скудо», — сказал я. Тотчас же король позвал своего казначея, которого звали монсиньор виконт ди Орбек, и велел ему, чтобы сей же час он выдал мне тысячу старых полновесных золотых скудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140