Сестра успокаивает:
- Не волнуйся. Кожу да клок волос. Просто ударило больно.
Раненый огорченно помотал головой, у сестры даже бинт из рук выпал
- Ай-я-яй...
Не волновался солдат, что тяжело ранен, надеялся, что тяжело. Потому ответ не утешил, огорчил его.
Боец в расстегнутой шинели, с автоматом, перекинутым через плечо дулом вниз, ехидно скривил губы.
- Тебя, Боровков, весна отравила. В госпиталь тебе захотелось, на простыню стирану, чтобы утку и сестру на минутку. Ничего у тебя не получится. В санбате еще разок помажут йодом и назад в роту пошлют.
- Конешно, назад завернут,- поддержал тонконогий солдат в обмотках и продолжил мечтательно: - А хорошо бы в госпиталь... Весной-то щепка на щепку плывет, а мы люди все же, живые покуда...
Пятницкий вгляделся в Боровкова. Щеки всосаны, нос острый, над правой бровью вмятина от прежнего ранения, из-под бинта седые пряди торчат, слиплись от крови.
- Чего мелют, чего мелют,- обиженно бормотал Боровков. Увидел майора Мурашова, к нему обратился: - Скажите, товарищ майор, разве я что плохое задумал? Ведь одиннадцать ран на теле моем. Сколько можно... Примериваются, примериваются - да и убьют когда... Если сильно пораненный, можно и полечиться. Кто запретил лечиться? А они - про весну, про щепки... И никуда я не пойду, шибко нужен мне этот медсанбат. Перевяжет сестричка - спасибо ей,- и довоюю перевязанный.
Пятницкий подумал: "Доведись до меня - отпустил бы Боровкова совсем с фронта. Хватит с него. Вон. уже от своих попало..."
Вздохнул горько, с болью сердечной: "Неразумный ты, комбат Пятницкий. Если всех таких отпускать..."
Козырнул Мурашову, побежал по своим делам, сво ими заботами заниматься.
Глава восемнадцатая
Умеют немцы отступать, умеют, сволочи. Бросили Розиттен - и до Бомбена. Нате вам два километра голого поля, а мы за кирпичными стенами заляжем, бойницы в них понаделаем, окопы до полного профиля доведем - те самые, что загодя нарыты. Идите, суньтесь.
Первая атака захлебнулась в километре от Бомбена. Пехота расползлась, укрылась в межах, воронках, ямках всяких, лопатами да касками перед собой бугорки наскребли.
Командир роты Пахомов и поддерживающий второй батальон лейтенант Пятницкий устроились за буртом бурака. Игнат выковырнул из-под опревшей соломы корнеплодину с полпуда весом, очистил кинжалом и спросил Пятницкого:
- Роман, хочешь немецкую фрукту-брюкву?
Сморенный Пятницкий, привалившись к бурту, перематывал портянку. Отозвался:
- Давай.
Как ни старался Игнат сделать дольки чистыми, все же не смог: руки не оттерлись ни шинелью, ни соломой и оставляли на свежих срезах брюквы грязные следы. Наткнув порцию на кинжал, протянул товарищу и посоветовал:
- Ромка, ты поплюй да об рубаху нижнюю.
- Ничего, так сойдет,- вяло улыбнулся Роман и пытливо поглядел на Алеху Шимбуева.
Шимбуев и Женя Савушкин ковыряли землю малыми саперными и выдолбили окопчик чуть выше колен. Употевшие под пригревающим солнцем, они были без шинелей. Шимбуев заметил взгляд комбата, вытер мокрый лоб и принялся отстегивать фляжку.
- Тут много. Товарищу командиру роты тоже хватит.
Игнат покосился на своих присных, одному сказал с намеком:
- Учись, Вогулкин.
Автоматчик, он же связист, связной, ординарец и еще черт знает кто по совместительству,- Вогулкин этот хмыкнул:
- Где уж нам уж выйти замуж..
- Вот и ходи холостой,- простецки зацепил его Пахомов,- а я выпью.
Выпили понемногу, соблюдали дозу, но так, чтобы спиртная веревочка другим концом до брюха достала, а не только во рту помочила. Погрызли сочный бурачок - закусили. Роман глянул под рукав, сказал больше для себя:
- Скоро начало.
Игнат расставил сапожища пошире, налег грудью на бурт, прицелился в Бомбен биноклем Сказал, не оборачиваясь:
- Слышь, Ромка, а ведь они, по правде говоря, не пустят нас туда.
- Попроси получше, может, и пустят.
Пахомов бросил бинокль на грудь, крутанулся к Роману, показал злое, в мышечных буграх лицо. Попадись в такой момент мастодонту-надвое переломит.
- Ничего, Ромка, не такое брали и это возьмем Кровью блевать будут!
Эти слова холодком скользнули по хребту Жени Савушкина, копать перестал. Покосился на Пахомова, скашлянул, опять за лопатку взялся. Ковырнул несколько раз, потом уж, вспоминая сказанное Пахомовым, весело оскалил зубы. В этой веселости и увидел ползущего сбочь заросшей бурьяном межи солдата. Шлепнул Шимбуева лопаткой по заду.
- Алешка, глянь, ишак на коленках идет.
Шимбуев бросил лопатку и в два прыжка оказался возле ползущего, сдернул с него тяжелый мешок, помог подтянуть до бурта. Пахомов строго спросил подносчика патронов:
- Почему так поздно?
Солдат тяжело дышал.
- Я бы раньше... Расфасовать вот...
- Рас-фа-со-вать! За прилавком работал? - повеселели глаза у Игната.
- Н-не. Я грузчиком в аптеке, в складе,- уточнил подносчик.
- Поскольку же расфасовал?
- По четыре пригоршни. Штук по сто будет. Мы со старшиной какие-то тряпицы фрицевские изрезали, узелков наделали,- обстоятельно докладывал солдат, развязывая мешок и показывая как образец аккуратный, с заячьими ушками узелок из плотной материи.- Ялдаш да Ванька Ившин в третий и второй взвод потащили, л я к вам. отсюда к первому поползу.
- Никуда ты не поползешь, без того язык вывалился. Смотреть на тебя, по правде,- только настроение портить.- Игнат пригнулся, взял узелок.- Что вот так вот сделал - молодец. Вогулкин! Шумни по цепи, пусть из первого за патронами пришлют.- Протянул Шимбуеву узелок.- Как тебя? Алешка, что ли? Возьми себе, поди, только о водке заботишься.
- Что вы, товарищ комроты,- обиделся Шимбуев и ткнул лопаткой в свой сидор. Глухо звякнул металл о металл.- Полная цинка, еще гранат сколько-то.
- Запасливый,- похвалил Пахомов Шимбуева и тут же, толкнув его в начатый окопчик, крикнул хлесткое
- Ложись!
Немецкий пулемет трассирующей струей давно шарил вдоль дорожной посадки и теперь, растревожив прошлогодний бурьян на меже, подбирался к ротному НП. Взрыхливая землю с недолетом, пули рикошетом вонзались в бураки. Тесно прижавшись друг к другу, Шимбуев и Савушкин лежали в окопчике на спине, смотрели в бездонное синее небо и о чем-то тихо переговаривались. Слышно было, как там, на высоте, невидимо скручивая воздух, в сторону Бомбена прошел снаряд, следом донесся отставший звук гаубичного выстрела.
Встревоженный Пахомов кинул взгляд на часы, потом на Романа. Дескать, что они ни с того ни с чего, рано ведь. Пятницкий успокоил:
- Все нормально, Игнат. Утреннюю пристрелку проверяют.- Пятницкий посмотрел на оседающую в Бомбене кирпичную пыль и добавил: - Наша, девятая гаубичная. Проверю и я свою. Женя, тряхни огневую.
Женю Савушкина невозможно было представить без телефонной трубки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
- Не волнуйся. Кожу да клок волос. Просто ударило больно.
Раненый огорченно помотал головой, у сестры даже бинт из рук выпал
- Ай-я-яй...
Не волновался солдат, что тяжело ранен, надеялся, что тяжело. Потому ответ не утешил, огорчил его.
Боец в расстегнутой шинели, с автоматом, перекинутым через плечо дулом вниз, ехидно скривил губы.
- Тебя, Боровков, весна отравила. В госпиталь тебе захотелось, на простыню стирану, чтобы утку и сестру на минутку. Ничего у тебя не получится. В санбате еще разок помажут йодом и назад в роту пошлют.
- Конешно, назад завернут,- поддержал тонконогий солдат в обмотках и продолжил мечтательно: - А хорошо бы в госпиталь... Весной-то щепка на щепку плывет, а мы люди все же, живые покуда...
Пятницкий вгляделся в Боровкова. Щеки всосаны, нос острый, над правой бровью вмятина от прежнего ранения, из-под бинта седые пряди торчат, слиплись от крови.
- Чего мелют, чего мелют,- обиженно бормотал Боровков. Увидел майора Мурашова, к нему обратился: - Скажите, товарищ майор, разве я что плохое задумал? Ведь одиннадцать ран на теле моем. Сколько можно... Примериваются, примериваются - да и убьют когда... Если сильно пораненный, можно и полечиться. Кто запретил лечиться? А они - про весну, про щепки... И никуда я не пойду, шибко нужен мне этот медсанбат. Перевяжет сестричка - спасибо ей,- и довоюю перевязанный.
Пятницкий подумал: "Доведись до меня - отпустил бы Боровкова совсем с фронта. Хватит с него. Вон. уже от своих попало..."
Вздохнул горько, с болью сердечной: "Неразумный ты, комбат Пятницкий. Если всех таких отпускать..."
Козырнул Мурашову, побежал по своим делам, сво ими заботами заниматься.
Глава восемнадцатая
Умеют немцы отступать, умеют, сволочи. Бросили Розиттен - и до Бомбена. Нате вам два километра голого поля, а мы за кирпичными стенами заляжем, бойницы в них понаделаем, окопы до полного профиля доведем - те самые, что загодя нарыты. Идите, суньтесь.
Первая атака захлебнулась в километре от Бомбена. Пехота расползлась, укрылась в межах, воронках, ямках всяких, лопатами да касками перед собой бугорки наскребли.
Командир роты Пахомов и поддерживающий второй батальон лейтенант Пятницкий устроились за буртом бурака. Игнат выковырнул из-под опревшей соломы корнеплодину с полпуда весом, очистил кинжалом и спросил Пятницкого:
- Роман, хочешь немецкую фрукту-брюкву?
Сморенный Пятницкий, привалившись к бурту, перематывал портянку. Отозвался:
- Давай.
Как ни старался Игнат сделать дольки чистыми, все же не смог: руки не оттерлись ни шинелью, ни соломой и оставляли на свежих срезах брюквы грязные следы. Наткнув порцию на кинжал, протянул товарищу и посоветовал:
- Ромка, ты поплюй да об рубаху нижнюю.
- Ничего, так сойдет,- вяло улыбнулся Роман и пытливо поглядел на Алеху Шимбуева.
Шимбуев и Женя Савушкин ковыряли землю малыми саперными и выдолбили окопчик чуть выше колен. Употевшие под пригревающим солнцем, они были без шинелей. Шимбуев заметил взгляд комбата, вытер мокрый лоб и принялся отстегивать фляжку.
- Тут много. Товарищу командиру роты тоже хватит.
Игнат покосился на своих присных, одному сказал с намеком:
- Учись, Вогулкин.
Автоматчик, он же связист, связной, ординарец и еще черт знает кто по совместительству,- Вогулкин этот хмыкнул:
- Где уж нам уж выйти замуж..
- Вот и ходи холостой,- простецки зацепил его Пахомов,- а я выпью.
Выпили понемногу, соблюдали дозу, но так, чтобы спиртная веревочка другим концом до брюха достала, а не только во рту помочила. Погрызли сочный бурачок - закусили. Роман глянул под рукав, сказал больше для себя:
- Скоро начало.
Игнат расставил сапожища пошире, налег грудью на бурт, прицелился в Бомбен биноклем Сказал, не оборачиваясь:
- Слышь, Ромка, а ведь они, по правде говоря, не пустят нас туда.
- Попроси получше, может, и пустят.
Пахомов бросил бинокль на грудь, крутанулся к Роману, показал злое, в мышечных буграх лицо. Попадись в такой момент мастодонту-надвое переломит.
- Ничего, Ромка, не такое брали и это возьмем Кровью блевать будут!
Эти слова холодком скользнули по хребту Жени Савушкина, копать перестал. Покосился на Пахомова, скашлянул, опять за лопатку взялся. Ковырнул несколько раз, потом уж, вспоминая сказанное Пахомовым, весело оскалил зубы. В этой веселости и увидел ползущего сбочь заросшей бурьяном межи солдата. Шлепнул Шимбуева лопаткой по заду.
- Алешка, глянь, ишак на коленках идет.
Шимбуев бросил лопатку и в два прыжка оказался возле ползущего, сдернул с него тяжелый мешок, помог подтянуть до бурта. Пахомов строго спросил подносчика патронов:
- Почему так поздно?
Солдат тяжело дышал.
- Я бы раньше... Расфасовать вот...
- Рас-фа-со-вать! За прилавком работал? - повеселели глаза у Игната.
- Н-не. Я грузчиком в аптеке, в складе,- уточнил подносчик.
- Поскольку же расфасовал?
- По четыре пригоршни. Штук по сто будет. Мы со старшиной какие-то тряпицы фрицевские изрезали, узелков наделали,- обстоятельно докладывал солдат, развязывая мешок и показывая как образец аккуратный, с заячьими ушками узелок из плотной материи.- Ялдаш да Ванька Ившин в третий и второй взвод потащили, л я к вам. отсюда к первому поползу.
- Никуда ты не поползешь, без того язык вывалился. Смотреть на тебя, по правде,- только настроение портить.- Игнат пригнулся, взял узелок.- Что вот так вот сделал - молодец. Вогулкин! Шумни по цепи, пусть из первого за патронами пришлют.- Протянул Шимбуеву узелок.- Как тебя? Алешка, что ли? Возьми себе, поди, только о водке заботишься.
- Что вы, товарищ комроты,- обиделся Шимбуев и ткнул лопаткой в свой сидор. Глухо звякнул металл о металл.- Полная цинка, еще гранат сколько-то.
- Запасливый,- похвалил Пахомов Шимбуева и тут же, толкнув его в начатый окопчик, крикнул хлесткое
- Ложись!
Немецкий пулемет трассирующей струей давно шарил вдоль дорожной посадки и теперь, растревожив прошлогодний бурьян на меже, подбирался к ротному НП. Взрыхливая землю с недолетом, пули рикошетом вонзались в бураки. Тесно прижавшись друг к другу, Шимбуев и Савушкин лежали в окопчике на спине, смотрели в бездонное синее небо и о чем-то тихо переговаривались. Слышно было, как там, на высоте, невидимо скручивая воздух, в сторону Бомбена прошел снаряд, следом донесся отставший звук гаубичного выстрела.
Встревоженный Пахомов кинул взгляд на часы, потом на Романа. Дескать, что они ни с того ни с чего, рано ведь. Пятницкий успокоил:
- Все нормально, Игнат. Утреннюю пристрелку проверяют.- Пятницкий посмотрел на оседающую в Бомбене кирпичную пыль и добавил: - Наша, девятая гаубичная. Проверю и я свою. Женя, тряхни огневую.
Женю Савушкина невозможно было представить без телефонной трубки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58