Любовь к стране, где ты - полный хозяин и ответчик. Вам, господин майор, этого не понять, хотя и вы по-своему любите родину...
Майор пожал плечами:
- Собственно говоря, мы здесь не для того, чтобы обсуждать причины поражения немцев под Москвой, предоставим это будущим писателям.
- Если мы не объясним эти причины, историкам будет нелегко, - возразил Старчак. - Ну, да ладно... Что вас интересует?
- Меня интересует - у вас, кажется, это называется обмениваться опытом, меня интересует, как вы использовали трофейное оружие. Как обучали личный состав, как планировали обеспечение боеприпасами?..
- Мне кажется, - сказал Старчак, - что этот вопрос не совсем ко времени, и поэтому я не смогу ответить.
- Почему? Союзная армия хочет знать, каким образом действуют ее друзья.
- Прежде чем говорить об использовании трофейного оружия, надо попытаться захватить его, а союзная армия ждет, когда будет пришита последняя пуговица к парадным брюкам последнего барабанщика.
- Зачем так резко? Мы пришли как друзья. У нас общие идеалы...
- Идеалы!.. А сквозь снега наша армия идет в одиночку. Идеалы...
Врач, видя, что Старчак с трудом сдерживается, вежливо напомнил посетителям.
- Больной устал.
Майор поднялся со стула и стал для чего-то застегивать пуговицы белого халата:
- Верю в ваше скорое выздоровление. Надеюсь еще услышать про смелого командира русских парашютистов. Честь имею, господин майор!
Когда гости ушли, врач сказал Старчаку;
- Нельзя так. Надо как-то деликатней, дипломатичней, что ли. Неприятностей не оберешься. Все же союзники...
- Не бойтесь, милый доктор, никогда ничего не бойтесь!..
- Они подарки вам принесли- шоколад, шпроты, вино, - вспомнил врач. - Я сейчас пришлю с санитаркой.
. - У меня все есть - вон сколько понатащили. Отдайте-ка английские дары другим раненым. По своему усмотрению.
Когда врач вышел, Старчак - впервые за все эти дни - поднес ко рту гармонику, подарок Ивана Бедрина, и стал наигрывать какую-то мелодию, в которой переплетались грусть и надежда...
Койка стояла у самого окна, и Старчак видел черные ветви, уже стряхнувшие с себя снег, видел серые сникшие сугробы. И ему вспоминались белые декабрьские и январские снега там, в тылу...
Пятого марта Старчака навестил Андрей Кабачевский. После зимних рейдов он стал капитаном.
- Ну, Иван Георгиевич, есть для тебя подарочек.
Старчак усмхнулся.
- Девать их уже некуда.
- Как знаешь...
- Ну ладно, выкладывай.
- Сегодня освобожден Юхнов... В полночь будет об этом в сводке.
- Открой, брат, окно, - попросил Старчак.
- А не заругают? - покосился на дверь Кабачевский.
- Я отвечаю!
Кабачевекий соскоблил ножом замазку и распахнул окно.
И сразу же ворвался в палату холодный влажный воздух, прогнав прочь больничные запахи и заставив трепетать занавеси.
- Значит, перезимовали, - сказал Старчак. - Весна...
5
Лишь поздней осенью, и то на костылях, вышел Старчак из госпиталя.
Но, он добился, чтобы ему разрешили полеты. - Только уговор, - сказали в штабе, - никаких прыжков!
Иван Георгиевич вновь стал готовить парашютистов к рейдам в тыл врага и сам неизменно сопровождал своих воспитанников. Четыреста часов провел он во время войны в полетах над территорией, занятой врагом.
Еще одна цифра. Он подготовил столько парашютистов, что из них можно было бы создать не один отряд, подобный тому, каким он командовал в Юхнове. Ну, а как насчет прыжков? Ведь в сорок девятом году Старчаку присвоили звание заслуженного мастера спорта, неужели только за довоенные успехи?..
Среди снимков, которые я видел у Старчака, мое внимание привлек один. Здесь запечатлен Старчак после прыжка с парашютом.
Купол еще не погашен, и парашютист, несколько откинувшись назад, старается сохранить равновесие.
- Давно фотографировались? - спросил я.
- Уж и не помню, наверно, еще до войны...
Зато Наталия Петровна рассказала все. - Он уже после госпиталя прыгал, с его-то ногами! Это не снимок, а настоящей фотообвинение. Попало ему как следует, а дома я добавила. Еще оправдываться вздумал, что высота небольшая. Как будто я не знаю, с какой высоты прыгают...
Старчак вынужден был сказать правду. Он просил лишь, чтобы я не писал об этом прыжке.
Но ведь цель автора - поделиться с читателями всем интересным в жизни героя, и я долго доказывал это Старчаку. - Ладно, - согласился он, - только не расписывайте.
И чтобы нечего было "расписывать", не сказал больше ни слова о своих прыжках с парашютом.
Новые встречи
Остается, по старому доброму правилу, рассказать о дальнейшей судьбе героев.
Прежде всего о Старчаке. Ему не довелось увидеть освобожденный Юхнов, зато он был среди тех, кто испещрил своими подписями стены рейхстага в Берлине.
Может быть, он и доныне служил бы в армии, если бы не автомобильная катастрофа, случившаяся в пятьдесят втором году. Крепко пострадали и без того израненные ноги Старчака. Пришлось уволиться в отставку. Но, как и прежде, у него каждая минута на счету. Обучение молодых парашютистов, выполнение множества партийных поручений, работа в различных комиссиях. Да мало ли дел у человека, который привык трудиться! Несколько слов о других героях повести.
Уже было сказано, что многие не отозвались на перекличке, которую провел Старчак.
Погиб на Северо-Западном фронте, преодолевая со своей ротой водный рубеж, старший лейтенант Анатолий Левенец. Старчак разыскал его мать и рассказал ей все, что знал о сыне. Взорвал себя, уничтожая мост в тылу врага, неподалеку от Мозыря, бесстрашный Мальшин, тот самый, который всегда дружески подшучивал над Улмджи Эрдеевым, заставляя его чистить свой автомат.
Не стало мужественного и великодушного Бориса Петрова. Его мать Евфалия Михайловна переслала мне из Вурнаров письмо парашютистки-разведчицы Людмилы Беляевой, рассказавшей,, при каких обстоятельствах он погиб. В августе сорок третьего года самолёт, на котором Петров возвращался после выброски десанта во вражеском тылу, был подбит и загорелся. Борис пропустил вперед, к дверям, товарищей, а когда хотел выпрыгнуть сам, самолет уже был объят пламенем...
Казнен в сорок четвертом году в центральной тюрьме гестапо в Риге отважный парашютист-разведчик Анатолий Авдеенко. К сожалению, в этих записках его имя почти не встречается, но, быть может, удастся рассказать о нем особо.
Авдеенко оставил жену, разведчицу-радистку Аню, и маленькую дочь Светлану. Совсем недавно я разыскал их, и Светлана, ставшая уже студенткой торгового техникума, тотчас же поехала к Старчаку. Он, сразу же узнав дочь товарища, рассказал ей об отце.
Комиссара Николая Щербину, своего верного друга, Старчак потерял из виду: изменчивая военная судьба раскидала их в разные стороны. Доходили стороной вести о том, что Щербина отличился в боях, был тяжело ранен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36