Меня к ней приучил еще отец. Работал он смазчиком на товарных поездах и, возвратившись из поездки, в первую очередь шел в баню. Ну, и меня, конечно, брал с собой.
Сижу я в благодушном настроении после бани, пью чай, вспоминаю детство. Вдруг входит полковник Смирнов и прямо с порога:
— Поздравляю, Николай Иванович!
— С легким паром, что ли? Спасибо…
— То само собой, а главное — с орденом Кутузова второй степени.
Известие это было для меня особенно приятным потому, что, как оказалось, представление к ордену сделало командование Воронежского фронта. Давно уже вышел из его состава наш корпус, а не забыли. Не делят, значит, людей на «своих» и «чужих». Что ж, на то и Красная Армия — великая и монолитная сила нашего советского народа.
Но не зря говорят: «Радость, как и беда, не приходит одна». И верно. На следующий день возвратилась в корпус наша «старая» 1-я дивизия. В составе другого корпуса она воевала хорошо, получила благодарность от Верховного Главнокомандующего и удостоилась почетного наименования «Черкасская». Однако вместо генерала М. Г. Микеладзе ею теперь командовал полковник Д. А. Дрычкин. Заместитель по политчасти был прежний — полковник В. И. Бабич.
Они рассказали, что в конце ноября дивизия выдержала очень тяжелые бои. Ее 18-й и 29-й полки вышли на 'восточную окраину города Черкассы, отрезав пути отхода противнику. Тогда гитлеровцы контрударом танковой и пехотной дивизий в свою очередь окружили наших. Пять суток дрались они в окружении.
Особенно отличился 18-й полк полковника З. Т. Дерзияна. Гвардейцы дрались замечательно, хотя снабжение не только нарушилось, но и вовсе прекратилось.
До двадцати танков с пехотой напирали на командный пункт полка. Их встретили три десятка штабных командиров, бронебойщиков и автоматчиков. Подпустив танки на сто метров, они по команде Дерзияна открыли дружный огонь. Восемь танков вспыхнули факелами, а вскоре к нашим подоспела помощь.
29-й же полк и вовсе чувствовал себя в окружении как дома — пригодился опыт, полученный на Ахтырском рубеже, под совхозом «Ударник».
— А где же генерал Микеладзе? Ранен? — спросил я.
— Направлен в распоряжение отдела кадров фронта. Командарм 52 снял его с дивизии за слабый контроль в боях под Черкассами.
Это было, конечно, неприятно. Микеладзе — опытный военный, хороший командир, когда захочет. Но очень неровно вел себя. То вдруг отличится, как было в боях за кавказские перевалы, то получит взыскание за недисциплинированность. Замечу наперед, что генерал Микеладзе вскоре, командуя 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизией, был тяжело ранен в руку. Ее ампутировали. На фронт он уже не вернулся.
Первое впечатление от знакомства с Дмитрием Аристарховичем Дрычкиным было благоприятным. Кадровый офицер. Был у него, правда, трехлетний перерыв — уволили из РККА в 1937 году. На фронте с августа сорок первого. Два ранения, контузия. Последнее время командовал 254-й стрелковой дивизией. Чувствуется во всем его облике энергия, сильная воля. Говорит и смеется громко, открыто.
Уже потом его заместитель по политчасти полковник Бабич дополнил эти первые впечатления, рассказав о требовательности комдива. Иногда, правда, слишком горячится. «Ну, что ж, поскольку сам Бабич отличается выдержкой, это будет неплохое сочетание характеров», — подумал я тогда.
В конце января на нашем фронте назревали большие события. Это, в частности, чувствовалось и в том, что прибыло наконец пополнение — свыше 300 офицеров, 360 сержантов, около 6 тысяч солдат. Кроме того, из госпиталей и медсанбатов возвратились в свои дивизии 640 ветеранов.
— Покрывает ли пополнение наши потребности? — спросил я начальника отдела кадров майора А. П. Георгиевского.
— Только на две трети.
— А какой выход?
— Выход есть. Создадим комиссию, призовем несколько возрастов из недавно освобожденных районов. Резерв там есть — я узнавал.
Сделать это без разрешения свыше мы не могли, конечно, поэтому решили послать соответствующий запрос.
Корсунь
После перегруппировки мы стояли в обороне на новом рубеже и накапливали силы для следующего рывка вперед. А в том, что он последует и, возможно, на нашем участке, подсказывала сама стратегическая карта. 1-й Украинский фронт, освободив Киев, продвинулся далеко на запад. Наш, 2-й Украинский фронт тоже оставил Днепр в своем глубоком тылу. Но между этими фронтами противник все еще держался на днепровских берегах. Образовался клин, острие которого упиралось в город Канев. Здесь оборонялась вражеская группировка в составе десяти дивизий и одной бригады.
Сохраняя этот плацдарм на Днепре, враг рассчитывал при случае ударить на Киев. Наше же командование намеревалось использовать выгодно сложившуюся конфигурацию фронта, подрубить клин у основания и уничтожить находившиеся в нем войска.
Погода не благоприятствовала наступательным операциям. Зима выдалась гнилая, с частыми оттепелями и метелями. Грунтовые дороги развезло. Сильно пересеченная местность — гряды высот, овраги, крутые берега рек — также давала обороняющимся значительное преимущество.
Исходя из всего этого, противник чувствовал себя довольно уверенно.
Впервые за пять месяцев участия корпуса в боевых действиях подготовка наступления была проведена очень тщательно. Она охватила буквально все звенья, начиная с фронтового командования и кончая каждым красноармейцем.
В Томашевку (недалеко от Каменки, известного села, в котором собирались декабристы), на командный пункт корпуса, приехал генерал армии И. С. Конев. В помещении местной школы, куда все собрались, он выслушал наши доклады, затем подробно рассказал, кому, что и как нужно сделать. При этом заметил:
— Прошу учесть и не повторять ошибок, подобных той, что совершил командующий артиллерией 4-й гвардейской армии генерал Глебов.
Суть дела заключалась в том, что накануне наступления в районе Ставидло генерал-майор Д. Е. Глебов прислал нам разработанный его штабом график артподготовки, сославшись на то, что фронтовой график не подоспел ко времени.
Мы же, естественно, что нам прислали, тем и руководствовались. Конечно, если бы наступление корпуса было успешным, никто и не стал бы допытываться, чей график лучше — фронтовой или армейский. Но успех-то был весьма незначительный.
Вот после этого-то и приехали к нам разбираться командующий фронтом генерал армии И. С. Конев и его начальник штаба генерал-полковник М. В. Захаров. Досталось тогда и мне.
Сейчас в готовившейся операции корпусу предстояло действовать в составе главной группировки 4-й гвардейской армии. После отъезда Конева наш штаб провел большую работу на местах по подготовке предстоящего наступления. В ней участвовали командиры дивизий, артиллерийские начальники и начальники инженерной службы, а также командиры полков и батальонов, предназначенных действовать как передовые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Сижу я в благодушном настроении после бани, пью чай, вспоминаю детство. Вдруг входит полковник Смирнов и прямо с порога:
— Поздравляю, Николай Иванович!
— С легким паром, что ли? Спасибо…
— То само собой, а главное — с орденом Кутузова второй степени.
Известие это было для меня особенно приятным потому, что, как оказалось, представление к ордену сделало командование Воронежского фронта. Давно уже вышел из его состава наш корпус, а не забыли. Не делят, значит, людей на «своих» и «чужих». Что ж, на то и Красная Армия — великая и монолитная сила нашего советского народа.
Но не зря говорят: «Радость, как и беда, не приходит одна». И верно. На следующий день возвратилась в корпус наша «старая» 1-я дивизия. В составе другого корпуса она воевала хорошо, получила благодарность от Верховного Главнокомандующего и удостоилась почетного наименования «Черкасская». Однако вместо генерала М. Г. Микеладзе ею теперь командовал полковник Д. А. Дрычкин. Заместитель по политчасти был прежний — полковник В. И. Бабич.
Они рассказали, что в конце ноября дивизия выдержала очень тяжелые бои. Ее 18-й и 29-й полки вышли на 'восточную окраину города Черкассы, отрезав пути отхода противнику. Тогда гитлеровцы контрударом танковой и пехотной дивизий в свою очередь окружили наших. Пять суток дрались они в окружении.
Особенно отличился 18-й полк полковника З. Т. Дерзияна. Гвардейцы дрались замечательно, хотя снабжение не только нарушилось, но и вовсе прекратилось.
До двадцати танков с пехотой напирали на командный пункт полка. Их встретили три десятка штабных командиров, бронебойщиков и автоматчиков. Подпустив танки на сто метров, они по команде Дерзияна открыли дружный огонь. Восемь танков вспыхнули факелами, а вскоре к нашим подоспела помощь.
29-й же полк и вовсе чувствовал себя в окружении как дома — пригодился опыт, полученный на Ахтырском рубеже, под совхозом «Ударник».
— А где же генерал Микеладзе? Ранен? — спросил я.
— Направлен в распоряжение отдела кадров фронта. Командарм 52 снял его с дивизии за слабый контроль в боях под Черкассами.
Это было, конечно, неприятно. Микеладзе — опытный военный, хороший командир, когда захочет. Но очень неровно вел себя. То вдруг отличится, как было в боях за кавказские перевалы, то получит взыскание за недисциплинированность. Замечу наперед, что генерал Микеладзе вскоре, командуя 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизией, был тяжело ранен в руку. Ее ампутировали. На фронт он уже не вернулся.
Первое впечатление от знакомства с Дмитрием Аристарховичем Дрычкиным было благоприятным. Кадровый офицер. Был у него, правда, трехлетний перерыв — уволили из РККА в 1937 году. На фронте с августа сорок первого. Два ранения, контузия. Последнее время командовал 254-й стрелковой дивизией. Чувствуется во всем его облике энергия, сильная воля. Говорит и смеется громко, открыто.
Уже потом его заместитель по политчасти полковник Бабич дополнил эти первые впечатления, рассказав о требовательности комдива. Иногда, правда, слишком горячится. «Ну, что ж, поскольку сам Бабич отличается выдержкой, это будет неплохое сочетание характеров», — подумал я тогда.
В конце января на нашем фронте назревали большие события. Это, в частности, чувствовалось и в том, что прибыло наконец пополнение — свыше 300 офицеров, 360 сержантов, около 6 тысяч солдат. Кроме того, из госпиталей и медсанбатов возвратились в свои дивизии 640 ветеранов.
— Покрывает ли пополнение наши потребности? — спросил я начальника отдела кадров майора А. П. Георгиевского.
— Только на две трети.
— А какой выход?
— Выход есть. Создадим комиссию, призовем несколько возрастов из недавно освобожденных районов. Резерв там есть — я узнавал.
Сделать это без разрешения свыше мы не могли, конечно, поэтому решили послать соответствующий запрос.
Корсунь
После перегруппировки мы стояли в обороне на новом рубеже и накапливали силы для следующего рывка вперед. А в том, что он последует и, возможно, на нашем участке, подсказывала сама стратегическая карта. 1-й Украинский фронт, освободив Киев, продвинулся далеко на запад. Наш, 2-й Украинский фронт тоже оставил Днепр в своем глубоком тылу. Но между этими фронтами противник все еще держался на днепровских берегах. Образовался клин, острие которого упиралось в город Канев. Здесь оборонялась вражеская группировка в составе десяти дивизий и одной бригады.
Сохраняя этот плацдарм на Днепре, враг рассчитывал при случае ударить на Киев. Наше же командование намеревалось использовать выгодно сложившуюся конфигурацию фронта, подрубить клин у основания и уничтожить находившиеся в нем войска.
Погода не благоприятствовала наступательным операциям. Зима выдалась гнилая, с частыми оттепелями и метелями. Грунтовые дороги развезло. Сильно пересеченная местность — гряды высот, овраги, крутые берега рек — также давала обороняющимся значительное преимущество.
Исходя из всего этого, противник чувствовал себя довольно уверенно.
Впервые за пять месяцев участия корпуса в боевых действиях подготовка наступления была проведена очень тщательно. Она охватила буквально все звенья, начиная с фронтового командования и кончая каждым красноармейцем.
В Томашевку (недалеко от Каменки, известного села, в котором собирались декабристы), на командный пункт корпуса, приехал генерал армии И. С. Конев. В помещении местной школы, куда все собрались, он выслушал наши доклады, затем подробно рассказал, кому, что и как нужно сделать. При этом заметил:
— Прошу учесть и не повторять ошибок, подобных той, что совершил командующий артиллерией 4-й гвардейской армии генерал Глебов.
Суть дела заключалась в том, что накануне наступления в районе Ставидло генерал-майор Д. Е. Глебов прислал нам разработанный его штабом график артподготовки, сославшись на то, что фронтовой график не подоспел ко времени.
Мы же, естественно, что нам прислали, тем и руководствовались. Конечно, если бы наступление корпуса было успешным, никто и не стал бы допытываться, чей график лучше — фронтовой или армейский. Но успех-то был весьма незначительный.
Вот после этого-то и приехали к нам разбираться командующий фронтом генерал армии И. С. Конев и его начальник штаба генерал-полковник М. В. Захаров. Досталось тогда и мне.
Сейчас в готовившейся операции корпусу предстояло действовать в составе главной группировки 4-й гвардейской армии. После отъезда Конева наш штаб провел большую работу на местах по подготовке предстоящего наступления. В ней участвовали командиры дивизий, артиллерийские начальники и начальники инженерной службы, а также командиры полков и батальонов, предназначенных действовать как передовые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78