Мне тоже не хотелось возвращаться с бомбами. Идем дальше. Перелетели пролив. Здесь, в Крыму, облачность оказалась немного повыше, и я надеялась, что в районе цели она поднимется еще больше. Эта надежда вела меня все дальше и дальше... Увлекшись небом, я позабыла о земле и не заметила, как перемахнула передний край обороны. Обычно при подходе к этому рубежу я всегда слышала от штурмана: "Пересекаем линию фронта". Сейчас же она молчала, и поэтому я была убеждена, что мы еще над своей территорией. Вдруг под нами включился прожектор, немного пощупал лучом облака и сразу поймал нас. "Наши балуются. Ну, пусть позабавятся". И я продолжала спокойно идти. В светлом овале, образовавшемся в том месте, где луч упирался в облачность, я увидела темный силуэт самолета. "Еще кто-то попался", - отметила про себя. Но вот что удивительно: я качну самолет влево - и тот влево, я вправо - и он туда же. "Гм, странно"... В мою затуманенную сомнительным вином голову не могла прийти тогда простая мысль, что это тень нашего самолета.
С земли по нас начали стрелять.
- Очумели, что ли? - забеспокоилась я. Начинаю увертываться от трассирующих пуль. Вдруг кто-то схватил меня за плечо. Я вздрогнула. Кто это?
Конечно, не ангел небесный и не демон, а Полина.
- Райка! - кричит она, стараясь перекрыть шум мотора. - Разворачивайся, мы прошли цель! Керчь под мотором!
Я обалдела. Как же нас занесло на Керчь? Это безумство - лезть на такой укрепленный объект на высоте всего 350 метров! Значит, мы болтаемся в луче не своего, а немецкого прожектора, и стреляют по нас тоже немцы?.. Если к тому времени в моей голове и оставался еще хмель, то теперь его как ветром сдуло. Мысль лихорадочно заработала. Круто разворачиваюсь. Попутный ветер помогает унести ноги. Вдогонку летят светлячки пуль. Немецкие прожектористы еще держат нас в луче и, вероятно, с удивлением наблюдают за не в меру расхрабрившимся фанерным самолетом. Вот и цель под нами - теперь-то хорошо ее вижу! Штурман сбрасывает бомбы. Прогремел мощный взрыв, нас сильно подбросило. Еще бы! Истинная высота сейчас всего метров двести.
Теперь домой! Исправили переговорный аппарат, а пока шли до аэродрома, Подина рассказала мне, что она в полете немного задремала, ее разбудил луч прожектора. Осмотревшись, с опозданием поняла, что цель прошли. Стала мне кричать, чтобы я разворачивалась.
- Но ты сидела как каменная и шла все дальше, прямо на Керчь. Тогда я догадалась, что переговорный аппарат испортился, и начала теребить тебя за плечо.
Через несколько минут мы садились. На аэродроме не наблюдалось никакого движения, все самолеты стояли на земле. Полк явно не работал.
- Командир полка приказала вам обеим явиться и ней на доклад, - сказала техник Катя Бройко. - Будет снимать стружку, - предупредила она.
У командного столика я по всем правилам доложила:
- Товарищ майор, задание выполнено!
- Где вы были до сих пор? - подозрительно оглядывая нас, строго спросила командир полка.
- Бомбы сброшены на цель, - дипломатично ответила я.
- Все экипажи вернулись еще от пролива, говорят, что низкая облачность, С какой высоты бомбили?
Мы с Подиной переглянулись. Что ответить? Ведь нарушили указание.
- А они дырки в плоскостях привезли, товарищ майор, - ввернула подоспевшая Катя Бройко. - От своих бомб в основном.
"Вот вредная! - возмутилась я про себя. - Тянули тебя за язык..."
К нашему удивлению, Бершанская не стала ругать нас.
- Какая же все-таки высота в районе цели? - допрашивала она.
- Триста пятьдесят. Над проливом немного меньше, - признались мы.
- Ладно, идите.
Вот так мы и отпраздновали с Полиной 7 ноября 1943 года. К концу ночи облачность приподнялась, и нам удалось сделать еще два боевых вылета...
...Море за окном шумит, шумит. "Помнишь?.. Помнишь?.. - слышится мне в плеске волн. - "...тихо шептала безбрежность и ласкалась изумрудными, дрожащими брызгами к печальному, немому великану"... Помнишь?"
Да, вспомнила.
Как-то в период вынужденного затишья в боевой работе, появилась у нас в этой вот комнатушке - уж не знаю, откуда - книга о символистах, в которой были подобраны отрывки из произведений Блока, Белого и других, а также помещены несколько писем символистов друг к другу. Оригинальный стиль писем привлек наше внимание. Завязался оживленный спор.
Больше того, Наташа Меклин и я дерзнули даже подражать им. Сотворили какую-то невероятно страшную символическую чепуху и шутки ради отослали летчикам бочаровского полка. Как потом нам рассказывали, у них при чтении волосы вставали дыбом.
Подражая символистам, мы с Наталкой начали писать друг другу письма. Одно свое письмо помню до сих пор наизусть.
"Я не знаю, куда ушли бледнолунные тени; я не видела, как трепетали призраки отходящих туманов; и не слышала, как наплывали нежноласковые звуки, рассыпаясь в розовом блеске утренних жемчугов. Грезы дремали. Было загадочно-сладко от мягкого, бархатного дыхания млеющей полутьмы. Но кто-то поспешно и странно-невидимо уже сматывал паутину сновидений в огромный шелестящий шар, и от этого становились осязаемы тонкие кружева мечты.
Постепенно тишина таяла в поющем хрустале звонко-голубой дали, а в необозримой выси ликующе вспыхнула лучистая беспредельность. Стало совсем ясно. Блеск.
Тонкие стрелы взметнулись вверх, и желанно открылась агатовая глубина. Из-под алмазных снегов брызнул коралловый смех. Ломко изогнулась линия мысли. В туманную задумчивость чуткого покоя начал вплетаться мелкий бисер серебряного звона. Все заволновалось. Гибкие, дремавшие в неге крылья встрепенулись, приоткрыли теплую белизну, и от нее пахнуло опьяняющей, манящей тайной.
А совсем рядом, за глухой стеной, тихо шептала безбрежность и ласкалась изумрудными, дрожащими брызгами к печальному, немому великану...
P. S. Наталка, это я пыталась в символической форме описать момент твоего пробуждения".
- Рая, где ты там пропала? - зовет со двора Руфа. Пока я здесь сидела и вспоминала, они с Лешей беседовали с хозяйкой.
Присоединяюсь к разговору.
- Мы с Домной Ларионовной переписываемся, - рассказывает Полина Ивановна. - Живет она неплохо, дочери и сыновья семьями обзавелись.
- И Витька тоже? - удивленно вырвалось у меня. Как-то не верится, что тот шустрый, озорной, шестилетний Витька стал уже отцом. А давно ли Ларионовна прикрикивала на него:
- Витька, ты, кажу, опять унты надел?
- Так я ж, мамо, не чужие, а Ирины!
У него с летчицей Ирой Себровой была особая дружба. Горести, радости, унты, шлем и даже боевая работа - все было "наше". Витька всегда с нетерпением ожидал по утрам прихода Иры. Дождавшись, расспрашивал о том, как леталось ночью, много ли стреляли немцы, как рвались бомбы. А потом, когда Ира ложилась спать, он надевал ее унты, шлем и ходил по двору, а то и по улице, еле волоча ноги в непомерно большой обувке, но гордый и довольный ведь на нем настоящее летное обмундирование, от которого, казалось, еще попахивало порохом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81