Ведь так, чего доброго, могут и в трусости заподозрить? Нет уж, лучше прослыть тщеславным, чем трусом?
Итак, наша эскадрилья работала с "подскока". До полуночи успели сделать по пять боевых вылетов. Рассчитывали до утра сделать еще столько же. Однако...
- Полина, ты видишь землю? - опросила я штурмана.
- Нет... Почти нет.
- И я тоже.
А высота - всего триста метров. Густая дымка начала уплотняться, превращаться в настоящий туман. Майор Амосова прекратила полеты.
- Аронова, лети домой, спроси Бершанскую, может ли она принять нас сейчас: не очень-то приятно сидеть в поле до позднего утра. Да побыстрей возвращайся. Буду ждать.
До "дома" было километров двадцать.
- Смотри, здесь погода лучше, - оказала я штурману, когда мы пролетели минут пять.
- Ага, - односложно ответила та сонным голосом. Но каково же было наше удивление, когда, подлетая к аэродрому, мы увидели резкую грань белого, как снег, тумана! Будто кто-то взял и бросил на городок и на аэродром огромный тюк ваты, из которой торчал лишь тонкий шпиль "кирхи".
- Вот тебе и на!.. - пробормотала я. - Аэродром-то тю-тю, закрыт!
- Летим быстрей обратно, а то и там закроет, - предложила Полина.
К великому огорчению, мы скоро убедились, что так оно и есть: пока мы летали туда-сюда, "подскок" тоже закрыло.
- Где же теперь садиться? - чуть ли не в один голос воскликнули мы.
Легко представить, в каком трудном положении оказались мы из-за каприза погоды. Обе точки, на которых могли бы благополучно сесть, закрыло туманом. Он был пока что местного характера, пятнами, но с минуты на минуту превратится в сплошной и тогда...
- Пойдем опять домой и попытаемся все-таки как-нибудь сесть. Ведь там есть посадочный прожектор, - решила я.
На аэродроме нас услышали и дали луч. На поверхности тумана появилось еле заметное светлое пятно.
- Ну, как говорится, господи благослови. Ныряем!
Самолет погрузился в молочно-белую массу. Такого плотного тумана мне никогда еще не приходилось встречать. Свет от прожектора не только не помогал, а, казалось, еще больше осложнял положение. Туман сделался белее, но видимости - никакой! Даже крыльев не видно: залепило все. В мучительном ожидании тянутся секунды... Земля, земля, куда же ты пропала? Будто и нет земного притяжения!.. Летим - не дышим. Вот под левым крылом промелькнуло пятно прожектора. Именно здесь, при правильном расчете, самолет должен коснуться колесами земли.
Но разве можно в тумане точно рассчитать заход? Идем с промазом. Сколько под нами высоты - метр, полтора, два? Тайна, покрытая туманом. Какими долгими бывают иногда секунды!
Ух, наконец-то достали землю! Как приятно чувствовать под собой почву! Но в следующее же мгновение мы увидели, что впереди из тумана на нас быстро надвигается что-то огромное, темное. Роща! Сердце екнуло от предчувствия неминуемой аварии: у самолета скорость еще большая, и едва ли удастся погасить ее за оставшиеся считанные метры. В отчаянии даю резко, до отказа, левую ногу, выключаю зажигание и жду, даже глаза закрыла, вся сжалась: сейчас мы завалимся на крыло или стукнемся о дерево...
Самолет, очертив крутой полукруг, остановился около раскидистого дерева, кончики веток которого коснулись крыла, как бы приветствуя наше возвращение из столь опасного полета. Из-под винта мотнулась в сторону какая-то тень.
Мы с Полиной выпрыгнули из кабин и в приступе распиравшей грудь радости стали отплясывать какой-то дикий танец. Возможно, мы были бы немного сдержаннее, если бы знали, что в эту минуту на нас с изумлением смотрит старый охранник из БАО, стороживший в ту ночь самолеты. Это он еле успел отскочить от вращающегося винта и теперь стоял поодаль, изумленно глядя на двух очумевших девчонок.
Наконец мы его заметили, подбежали, схватили за руки и закружились с ним вместе.
- Ой, девочки, пустите меня! - взмолился старичок. Заливаясь смехом, мы отпустили его, усадили на землю и в изнеможении плюхнулись рядом.
- Зачем так шибко бегать? Зачем так близко летать? - еле отдышавшись, произнес охранник.
Мы опять разразились смехом. Ну как растолковать ему, что мы сейчас избежали огромной, может быть, смертельной опасности? Как объяснить, что такое посадка в тумане? И какие подобрать слова, чтобы рассказать, как напрягается каждый нерв, когда самолет мчится навстречу своей гибели, а летчик почти бессилен предотвратить катастрофу?
- Полина, разъясни ему, зачем мы "близко летали", а я пойду доложу командиру полка, что у нас все в порядке. Она, наверное, волнуется сейчас. Я рассказала Бершанской, почему и как мы садились. Не умолчала и про то, как напугали охранника, : - А я тоже испугалась, когда вы пронеслись над прожектором и направились прямо на рощу, - призналась она. - Думала, что наломаете дров. Ну, теперь ты знаешь, что такое посадка в тумане? В другой раз будешь садиться точнее! - пошутила майор.
- Я бы хотела, чтобы "другого раза" у меня не было.
Четвертый год войны был на исходе. Мы многое повидали, многому научились, многое поняли. Даже, кажется, внешне заметно изменились - свежий воздух, физический труд, постоянная борьба с опасностями сделали свое дело.
Изменились и наши представления о войне. Раньше, в сорок первом, я мыслила примерно так: каждая пуля и бомба непременно летят в цель, каждый человек по ту сторону фронта - враг, а по эту - друг. Теперь на опыте убедилась, что и вражеские и наши пули не всегда достигают цели. Узнала, что враг может находиться здесь, по эту сторону фронта, а друзья есть и за линией фронта. Не все немцы - фашисты.
Но вот одна мысль еще больше утвердилась за эти годы, подкрепилась множеством наглядных примеров: война - это чудовищная жестокость. Борьба с фашизмом требует огромных усилий. Твои силы будут не лишними. Не жалей их, не жалей себя в такое время, чтобы потом не выглядеть жалким в глазах других.
Идут последние дни, может быть, последние часы воины...
В ночь с 4 на 5 мая полку было приказано бомбить скопление войск противника в районе Свинемюнде, на берегу Балтийского моря. Погода была неустойчивая, видимость плохая. "Муть", как говорили летчицы в таких случаях. До цели было добрых восемьдесят километров.
- Полина, - завожу я в воздухе разговор, - сегодня я подсчитала свои боевые вылеты - девятьсот шестьдесят. А у тебя сколько?
- На сотню меньше.
- Как ты думаешь, дотянем до тысячи?
- Ну, я-то определенно не дотяну, да и ты едва ли. Вдруг я уловила подозрительный шум в моторе. Вскоре прибавился еще и скрежет.
- Что с мотором? - не выдержав, спросила Полина.
- Я уже давно прислушиваюсь. Что-то случилось.
А до цели еще далеко... Нетрудно понять наше самочувствие в тот момент. Куда деваться, если сейчас откажет мотор? Под крыльями бомбы. Ночь. Садиться ночью с бомбами вне аэродрома - почти самоубийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Итак, наша эскадрилья работала с "подскока". До полуночи успели сделать по пять боевых вылетов. Рассчитывали до утра сделать еще столько же. Однако...
- Полина, ты видишь землю? - опросила я штурмана.
- Нет... Почти нет.
- И я тоже.
А высота - всего триста метров. Густая дымка начала уплотняться, превращаться в настоящий туман. Майор Амосова прекратила полеты.
- Аронова, лети домой, спроси Бершанскую, может ли она принять нас сейчас: не очень-то приятно сидеть в поле до позднего утра. Да побыстрей возвращайся. Буду ждать.
До "дома" было километров двадцать.
- Смотри, здесь погода лучше, - оказала я штурману, когда мы пролетели минут пять.
- Ага, - односложно ответила та сонным голосом. Но каково же было наше удивление, когда, подлетая к аэродрому, мы увидели резкую грань белого, как снег, тумана! Будто кто-то взял и бросил на городок и на аэродром огромный тюк ваты, из которой торчал лишь тонкий шпиль "кирхи".
- Вот тебе и на!.. - пробормотала я. - Аэродром-то тю-тю, закрыт!
- Летим быстрей обратно, а то и там закроет, - предложила Полина.
К великому огорчению, мы скоро убедились, что так оно и есть: пока мы летали туда-сюда, "подскок" тоже закрыло.
- Где же теперь садиться? - чуть ли не в один голос воскликнули мы.
Легко представить, в каком трудном положении оказались мы из-за каприза погоды. Обе точки, на которых могли бы благополучно сесть, закрыло туманом. Он был пока что местного характера, пятнами, но с минуты на минуту превратится в сплошной и тогда...
- Пойдем опять домой и попытаемся все-таки как-нибудь сесть. Ведь там есть посадочный прожектор, - решила я.
На аэродроме нас услышали и дали луч. На поверхности тумана появилось еле заметное светлое пятно.
- Ну, как говорится, господи благослови. Ныряем!
Самолет погрузился в молочно-белую массу. Такого плотного тумана мне никогда еще не приходилось встречать. Свет от прожектора не только не помогал, а, казалось, еще больше осложнял положение. Туман сделался белее, но видимости - никакой! Даже крыльев не видно: залепило все. В мучительном ожидании тянутся секунды... Земля, земля, куда же ты пропала? Будто и нет земного притяжения!.. Летим - не дышим. Вот под левым крылом промелькнуло пятно прожектора. Именно здесь, при правильном расчете, самолет должен коснуться колесами земли.
Но разве можно в тумане точно рассчитать заход? Идем с промазом. Сколько под нами высоты - метр, полтора, два? Тайна, покрытая туманом. Какими долгими бывают иногда секунды!
Ух, наконец-то достали землю! Как приятно чувствовать под собой почву! Но в следующее же мгновение мы увидели, что впереди из тумана на нас быстро надвигается что-то огромное, темное. Роща! Сердце екнуло от предчувствия неминуемой аварии: у самолета скорость еще большая, и едва ли удастся погасить ее за оставшиеся считанные метры. В отчаянии даю резко, до отказа, левую ногу, выключаю зажигание и жду, даже глаза закрыла, вся сжалась: сейчас мы завалимся на крыло или стукнемся о дерево...
Самолет, очертив крутой полукруг, остановился около раскидистого дерева, кончики веток которого коснулись крыла, как бы приветствуя наше возвращение из столь опасного полета. Из-под винта мотнулась в сторону какая-то тень.
Мы с Полиной выпрыгнули из кабин и в приступе распиравшей грудь радости стали отплясывать какой-то дикий танец. Возможно, мы были бы немного сдержаннее, если бы знали, что в эту минуту на нас с изумлением смотрит старый охранник из БАО, стороживший в ту ночь самолеты. Это он еле успел отскочить от вращающегося винта и теперь стоял поодаль, изумленно глядя на двух очумевших девчонок.
Наконец мы его заметили, подбежали, схватили за руки и закружились с ним вместе.
- Ой, девочки, пустите меня! - взмолился старичок. Заливаясь смехом, мы отпустили его, усадили на землю и в изнеможении плюхнулись рядом.
- Зачем так шибко бегать? Зачем так близко летать? - еле отдышавшись, произнес охранник.
Мы опять разразились смехом. Ну как растолковать ему, что мы сейчас избежали огромной, может быть, смертельной опасности? Как объяснить, что такое посадка в тумане? И какие подобрать слова, чтобы рассказать, как напрягается каждый нерв, когда самолет мчится навстречу своей гибели, а летчик почти бессилен предотвратить катастрофу?
- Полина, разъясни ему, зачем мы "близко летали", а я пойду доложу командиру полка, что у нас все в порядке. Она, наверное, волнуется сейчас. Я рассказала Бершанской, почему и как мы садились. Не умолчала и про то, как напугали охранника, : - А я тоже испугалась, когда вы пронеслись над прожектором и направились прямо на рощу, - призналась она. - Думала, что наломаете дров. Ну, теперь ты знаешь, что такое посадка в тумане? В другой раз будешь садиться точнее! - пошутила майор.
- Я бы хотела, чтобы "другого раза" у меня не было.
Четвертый год войны был на исходе. Мы многое повидали, многому научились, многое поняли. Даже, кажется, внешне заметно изменились - свежий воздух, физический труд, постоянная борьба с опасностями сделали свое дело.
Изменились и наши представления о войне. Раньше, в сорок первом, я мыслила примерно так: каждая пуля и бомба непременно летят в цель, каждый человек по ту сторону фронта - враг, а по эту - друг. Теперь на опыте убедилась, что и вражеские и наши пули не всегда достигают цели. Узнала, что враг может находиться здесь, по эту сторону фронта, а друзья есть и за линией фронта. Не все немцы - фашисты.
Но вот одна мысль еще больше утвердилась за эти годы, подкрепилась множеством наглядных примеров: война - это чудовищная жестокость. Борьба с фашизмом требует огромных усилий. Твои силы будут не лишними. Не жалей их, не жалей себя в такое время, чтобы потом не выглядеть жалким в глазах других.
Идут последние дни, может быть, последние часы воины...
В ночь с 4 на 5 мая полку было приказано бомбить скопление войск противника в районе Свинемюнде, на берегу Балтийского моря. Погода была неустойчивая, видимость плохая. "Муть", как говорили летчицы в таких случаях. До цели было добрых восемьдесят километров.
- Полина, - завожу я в воздухе разговор, - сегодня я подсчитала свои боевые вылеты - девятьсот шестьдесят. А у тебя сколько?
- На сотню меньше.
- Как ты думаешь, дотянем до тысячи?
- Ну, я-то определенно не дотяну, да и ты едва ли. Вдруг я уловила подозрительный шум в моторе. Вскоре прибавился еще и скрежет.
- Что с мотором? - не выдержав, спросила Полина.
- Я уже давно прислушиваюсь. Что-то случилось.
А до цели еще далеко... Нетрудно понять наше самочувствие в тот момент. Куда деваться, если сейчас откажет мотор? Под крыльями бомбы. Ночь. Садиться ночью с бомбами вне аэродрома - почти самоубийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81