повсюду немытые чашки и переполненные пепельницы. В гостиной стояли три наполовину распакованных чемодана. Сняв с одного из кресел белый лифчик не первой свежести и смахнув коричневое яблочное зернышко, я села.
— Зачем ты пришла? — спросила Гасси.
С лицом, припухшим от слез, она все еще была в халате.
— Объясниться по поводу Джереми, — сказала я.
— Не хочу больше слышать твоего вранья, — ответила она.
— Нет, ты должна выслушать. Во всем виновата я, понимаешь? С самого начала, только взглянув на него в тот первый вечер в «Арабелле», такого красивого, я решила отбить его у тебя, чего бы это ни стоило. Никого еще я так сильно не желала в своей жизни. Я пустила в ход все: строила ему глазки, говорила в лицо, как он мне нравится, появлялась перед ним в одном сваливающемся полотенце, уговаривала его встретиться со мной на палубе, когда ты уснешь. Я не оставила ему ни одного шанса.
Она в ужасе посмотрела на меня.
— Ты действительно затратила столько усилий, чтобы добиться его?
Я кивнула.
— Последнюю попытку завоевать его я сделала на вечеринке у Гамильтонов, — продолжала я, теперь уже сочиняя. Я напилась и так ужасно себя вела только потому, что была зла на Джереми за то, что он не обращал на меня внимания.
— А что произошло вчера?
— Я была на яхте в ужасном настроении, когда появился Джереми, обеспокоенный тем, что я ушла так надолго, ну я и пыталась в некотором роде его обольстить.
— Это, когда вошли мы с Гарэтом?
— Ну да.
Я встала и подошла к окну.
— Любой мужчина был бы польщен, если бы за ним так настойчиво бегали. Во всем виновата жара и то, что мы долго находились в замкнутом пространстве. Бог мой, да он, между прочим, всего-навсего меня поцеловал! Он тебя любит, и это действительно так. Он был абсолютно невменяем вчера, когда мы возвращались домой.
Гасси выдернула волосок из прически.
— Да? — вяло спросила она.
— Между прочим, — продолжала я, — ты как-то заявила на яхте, что готова к его изменам и собираешься всегда его прощать.
— Да, я говорила, — всхлипнув, сказала Гасси, — но теоретически-то это легко, а практически совершенно ужасно.
Я подошла к ней и обняла ее.
— Пожалуйста, Гасси, не плачь!
— Не дотрагивайся до меня! — разозлилась она. — Я всю ночь думала о тебе. Ты злая. Ты всегда была такой. Еще в школе ты всегда злилась на моих друзей и старалась оторвать их от меня. А сейчас ты украла у меня самое дорогое в жизни. Зачем ты это сделала? При твоей красоте тебе ничего не стоит завоевать любого мужчину, если захочешь.
— Потому что я всегда завидовала тебе, — медленно сказала я, повторяя слова Гарэта, — потому что, несмотря на мои золотые волосы и длинные ноги, тебя всегда любили больше, чем меня.
Воцарилось молчание.
— Я ценю то, что ты пришла ко мне и все это сказала, — произнесла она тихим голосом. — Это кое-что меняет. Прошлой ночью у меня был долгий разговор с Гарэтом.
— И что он сказал? — спросила я как можно безразличней.
— Что Джереми по своей природе человек легкомысленный, и мне лучше всего выйти из игры и порвать с ним. Он сказал, что может быть ты и провоцировала Джереми изначально, но по размышлении он понял, что Джереми только и ждал такого случая, и что вчера инициатива принадлежала Джереми. Он сказал еще, что женитьба для Джереми была бы одной сплошной цепью супружеских измен, и что он собирался жениться на мне только из соображений надежности и ради моих денег.
— Но это же жестоко, — выдохнула я.
— Разве? Это как раз то, что я ценю в Гарэте: он всегда говорит правду.
— Он ничего больше не сказал? — оцепенев, спросила я. — Я имею в виду обо мне?
— Не слишком много. Он согласился со мной в том, что, если ты положила на кого-нибудь глаз, устоять перед тобой невозможно.
Я закусила губу.
— Я раскаиваюсь.
— Для меня все не так просто, — сказала Гасси, играя кисточкой от халата. — Я не очень легко завожу приятелей. Джереми был первым мужчиной, который сказал, что любит меня. Я не могу, как ты, пойти завтра на вечеринку и немедленно приобрести нового друга. Идя по улице, я не ловлю на себе восхищенных взглядов мужчин. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое быть начисто лишенной сексуальной привлекательности. Для тебя это только вопрос времени, а я могу никогда больше не встретить мужчину, который захочет на мне жениться.
Я почувствовала раздражение. Какого черта она не сядет на диету? Потом я почувствовала себя виноватой.
— Ты сможешь когда-нибудь меня простить?
— Не знаю, не сейчас. Возможно через пару недель я буду чувствовать себя по-другому.
Я направилась к двери.
— Ты захочешь видеть Джереми, если он придет к тебе?
Она разразилась слезами.
— Да, безусловно.
Только уйдя от нее, я осознала всю безысходность своего собственного положения. С того момента, как мы оставили яхту, я пребывала в каком-то оцепенении от всех невзгод, словно положила свое сердце в холодильник до выяснения отношений с Гасси и Джереми. Теперь я вдруг осознала, что меня ждет — агония любви к человеку, который ненавидит и презирает меня и стал бы презирать еще больше, если бы услышал, что я наговорила Гасси.
Следующие несколько дней я испытывала сильные душевные муки. Никогда не думала, что можно так страдать. Меня одолевали поочередно то гордость, то отчаяние, то страстное желание. Я плакала ночи напролет и по малейшему поводу и днем. Снова и снова я спускалась к реке с мыслями прыгнуть в нее. Тысячу раз я пыталась писать Гарэту оправдательные письма и рвала их. От безысходности я не могла даже забыться в мечтах.
По вечерам я чаще всего одалживала у хозяина дома машину, ехала через весь город и сидела в ожидании возле дома Гарэта, но там никогда не зажигался свет, и я, выключив двигатель, безутешно плакала.
Глава четырнадцатая
Изнуряющая жара продолжала терзать Лондон. Грин Парк у моего дома постепенно переставал быть зеленым. Платаны покрылись толстым слоем серой пыли. Выгоревшая трава стала безжизненно-желтой. На автобусных остановках молча страдали пассажиры, едущие в пригород.
Во второй понедельник после нашего возвращения из путешествия меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Завернувшись в полотенце и шагая по ковру, заваленному разной корреспонденцией, в основном желтыми казенными конвертами, я заглянула в глазок, смутно надеясь на то, что это Гарэт. Но это оказался тощий юноша с усами и ушами-пропеллерами, в помятом костюме и с веером авторучек в нагрудном кармане. Кажется, он не собирался отрывать руку от кнопки звонка. Я открыла дверь. Он устало посмотрел па меня.
— Мисс Бреннан?
— Нет, — ответила я. Это был старый трюк.
— Но мисс Бреннан здесь живет?
— Да, конечно, но она сейчас за границей. Я могу быть вам полезна?
— Это по поводу ее налоговой декларации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Зачем ты пришла? — спросила Гасси.
С лицом, припухшим от слез, она все еще была в халате.
— Объясниться по поводу Джереми, — сказала я.
— Не хочу больше слышать твоего вранья, — ответила она.
— Нет, ты должна выслушать. Во всем виновата я, понимаешь? С самого начала, только взглянув на него в тот первый вечер в «Арабелле», такого красивого, я решила отбить его у тебя, чего бы это ни стоило. Никого еще я так сильно не желала в своей жизни. Я пустила в ход все: строила ему глазки, говорила в лицо, как он мне нравится, появлялась перед ним в одном сваливающемся полотенце, уговаривала его встретиться со мной на палубе, когда ты уснешь. Я не оставила ему ни одного шанса.
Она в ужасе посмотрела на меня.
— Ты действительно затратила столько усилий, чтобы добиться его?
Я кивнула.
— Последнюю попытку завоевать его я сделала на вечеринке у Гамильтонов, — продолжала я, теперь уже сочиняя. Я напилась и так ужасно себя вела только потому, что была зла на Джереми за то, что он не обращал на меня внимания.
— А что произошло вчера?
— Я была на яхте в ужасном настроении, когда появился Джереми, обеспокоенный тем, что я ушла так надолго, ну я и пыталась в некотором роде его обольстить.
— Это, когда вошли мы с Гарэтом?
— Ну да.
Я встала и подошла к окну.
— Любой мужчина был бы польщен, если бы за ним так настойчиво бегали. Во всем виновата жара и то, что мы долго находились в замкнутом пространстве. Бог мой, да он, между прочим, всего-навсего меня поцеловал! Он тебя любит, и это действительно так. Он был абсолютно невменяем вчера, когда мы возвращались домой.
Гасси выдернула волосок из прически.
— Да? — вяло спросила она.
— Между прочим, — продолжала я, — ты как-то заявила на яхте, что готова к его изменам и собираешься всегда его прощать.
— Да, я говорила, — всхлипнув, сказала Гасси, — но теоретически-то это легко, а практически совершенно ужасно.
Я подошла к ней и обняла ее.
— Пожалуйста, Гасси, не плачь!
— Не дотрагивайся до меня! — разозлилась она. — Я всю ночь думала о тебе. Ты злая. Ты всегда была такой. Еще в школе ты всегда злилась на моих друзей и старалась оторвать их от меня. А сейчас ты украла у меня самое дорогое в жизни. Зачем ты это сделала? При твоей красоте тебе ничего не стоит завоевать любого мужчину, если захочешь.
— Потому что я всегда завидовала тебе, — медленно сказала я, повторяя слова Гарэта, — потому что, несмотря на мои золотые волосы и длинные ноги, тебя всегда любили больше, чем меня.
Воцарилось молчание.
— Я ценю то, что ты пришла ко мне и все это сказала, — произнесла она тихим голосом. — Это кое-что меняет. Прошлой ночью у меня был долгий разговор с Гарэтом.
— И что он сказал? — спросила я как можно безразличней.
— Что Джереми по своей природе человек легкомысленный, и мне лучше всего выйти из игры и порвать с ним. Он сказал, что может быть ты и провоцировала Джереми изначально, но по размышлении он понял, что Джереми только и ждал такого случая, и что вчера инициатива принадлежала Джереми. Он сказал еще, что женитьба для Джереми была бы одной сплошной цепью супружеских измен, и что он собирался жениться на мне только из соображений надежности и ради моих денег.
— Но это же жестоко, — выдохнула я.
— Разве? Это как раз то, что я ценю в Гарэте: он всегда говорит правду.
— Он ничего больше не сказал? — оцепенев, спросила я. — Я имею в виду обо мне?
— Не слишком много. Он согласился со мной в том, что, если ты положила на кого-нибудь глаз, устоять перед тобой невозможно.
Я закусила губу.
— Я раскаиваюсь.
— Для меня все не так просто, — сказала Гасси, играя кисточкой от халата. — Я не очень легко завожу приятелей. Джереми был первым мужчиной, который сказал, что любит меня. Я не могу, как ты, пойти завтра на вечеринку и немедленно приобрести нового друга. Идя по улице, я не ловлю на себе восхищенных взглядов мужчин. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое быть начисто лишенной сексуальной привлекательности. Для тебя это только вопрос времени, а я могу никогда больше не встретить мужчину, который захочет на мне жениться.
Я почувствовала раздражение. Какого черта она не сядет на диету? Потом я почувствовала себя виноватой.
— Ты сможешь когда-нибудь меня простить?
— Не знаю, не сейчас. Возможно через пару недель я буду чувствовать себя по-другому.
Я направилась к двери.
— Ты захочешь видеть Джереми, если он придет к тебе?
Она разразилась слезами.
— Да, безусловно.
Только уйдя от нее, я осознала всю безысходность своего собственного положения. С того момента, как мы оставили яхту, я пребывала в каком-то оцепенении от всех невзгод, словно положила свое сердце в холодильник до выяснения отношений с Гасси и Джереми. Теперь я вдруг осознала, что меня ждет — агония любви к человеку, который ненавидит и презирает меня и стал бы презирать еще больше, если бы услышал, что я наговорила Гасси.
Следующие несколько дней я испытывала сильные душевные муки. Никогда не думала, что можно так страдать. Меня одолевали поочередно то гордость, то отчаяние, то страстное желание. Я плакала ночи напролет и по малейшему поводу и днем. Снова и снова я спускалась к реке с мыслями прыгнуть в нее. Тысячу раз я пыталась писать Гарэту оправдательные письма и рвала их. От безысходности я не могла даже забыться в мечтах.
По вечерам я чаще всего одалживала у хозяина дома машину, ехала через весь город и сидела в ожидании возле дома Гарэта, но там никогда не зажигался свет, и я, выключив двигатель, безутешно плакала.
Глава четырнадцатая
Изнуряющая жара продолжала терзать Лондон. Грин Парк у моего дома постепенно переставал быть зеленым. Платаны покрылись толстым слоем серой пыли. Выгоревшая трава стала безжизненно-желтой. На автобусных остановках молча страдали пассажиры, едущие в пригород.
Во второй понедельник после нашего возвращения из путешествия меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Завернувшись в полотенце и шагая по ковру, заваленному разной корреспонденцией, в основном желтыми казенными конвертами, я заглянула в глазок, смутно надеясь на то, что это Гарэт. Но это оказался тощий юноша с усами и ушами-пропеллерами, в помятом костюме и с веером авторучек в нагрудном кармане. Кажется, он не собирался отрывать руку от кнопки звонка. Я открыла дверь. Он устало посмотрел па меня.
— Мисс Бреннан?
— Нет, — ответила я. Это был старый трюк.
— Но мисс Бреннан здесь живет?
— Да, конечно, но она сейчас за границей. Я могу быть вам полезна?
— Это по поводу ее налоговой декларации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52