— Нет, меня еще не забрали, — ответил Мирек. — Вы можете поднять шлагбаум?
Она еще с минуту равнодушно смотрела на него, а потом, зевнув, пошла в будку. Рассевшись там за столом, она больше не удостаивала Мирека даже взглядом.
Он вышел из машины и, обойдя шлагбаум, направился в мастерскую, чтобы найти знакомого механика. Тот, вернувшись вместе с Миреком, сам поднял шлагбаум (тетка по-прежнему безучастно сидела в будке), и Мирек смог въехать во двор.
— Ну видишь, а все потому, что ты без конца мельтешил в телеке, — сказал механик. — Любая баба с лица тебя узнаёт.
— А это кто? — спросил Мирек.
Как выяснилось, вторжение русской армии, захватившей Чехию и повсеместно навязывавшей свое влияние, в корне изменило жизнь этой женщины. Видя, что люди, занимавшие более высокие должности, чем она (а все кругом занимали более высокие должности, чем она), по самому ничтожному наговору лишаются власти, положения, работы и хлеба насущного, распалилась и сама начала доносить.
— Почему же она по-прежнему торчит в будке у шлагбаума? Ее что, так и не повысили в должности?
Автомеханик улыбнулся: — Она и до пяти тебе не сосчитает. Как ее повысить? Они только и могут, что снова подтвердить ее право наушничать. В этом вся ее награда. — Подняв капот, он занялся мотором.
Вдруг Мирек осознал, что в двух шагах от него стоит человек. Он оглядел его: на нем были серый пиджак, белая рубашка и коричневые брюки. Над толстой шеей и отекшим лицом волнились уложенные седые волосы. Он стоял и смотрел на автомеханика, пригнувшегося под открытым капотом.
Автомеханик вскоре тоже заприметил его и, выпрямившись, спросил: — Вы кого-нибудь ищете?
Мужчина с толстой шеей и уложенными волосами ответил: — Нет, я никого не ищу.
Автомеханик, снова склонившись над мотором, сказал: — На Вацлавской площади в Праге стоит человек и блюет. Мимо него идет другой, смотрит на него и печально кивает: «Знали б вы, как я вас понимаю…»
5
Убийство Альенде быстро перекрыло воспоминание о русском вторжении в Чехословакию, кровавая резня в Бангладеш заставила забыть об Альенде, война в Синайской пустыне заглушила стенания Бангладеш, бойня в Камбодже заставила забыть о Синае и так далее и так далее — вплоть до полного забвения всех обо всем.
Во времена, когда история двигалась еще медленно, ее немногочисленные события легко запоминались и создавали общеизвестный фон, на котором разыгрывались захватывающие сцены приключений из частной жизни. Сейчас время движется быстрым шагом. Историческое событие, за ночь забытое, уже назавтра искрится росой новизны, и потому в подаче рассказчика является не фоном, а ошеломляющим приключением, которое разыгрывается на фоне общеизвестной банальности частной жизни.
Ни одно историческое событие не следует считать общеизвестным, и потому даже о тех из них, что произошли всего лишь несколько лет назад, мне приходится рассказывать как о событиях тысячелетней давности: в 1939 году походным порядком вошла в Чехию немецкая армия и государство чехов перестало существовать. В 1945 году в Чехию походным порядком вошла русская армия и страна вновь стала называться независимой республикой. Люди восторгались Россией, изгнавшей из их страны немцев. А поскольку в чешской коммунистической партии видели ее верного сподвижника, перенесли свою симпатию и на нее. И так случилось, что в 1948 году коммунисты взяли власть не кровью и насилием, а под ликование доброй половины народа. И обратите внимание: та половина, что ликовала, была более активной, более умной, была лучшей половиной.
Да, что бы вы ни говорили, но коммунисты были умнее. У них была грандиозная программа.
План совершенно нового мира, в котором все найдут свое место. У тех, кто противостоял им, не было никакой великой мечты, разве что несколько моральных принципов, избитых и скучных, которыми они хотели залатать разодранные штаны установленного порядка. И потому неудивительно, что эти энтузиасты, люди широкого размаха, одержали победу над осторожными соглашателями и стали быстро претворять в жизнь свою мечту: идиллию справедливости для всех.
Подчеркиваю снова: идиллию и для всех, ибо все люди издавна мечтают об идиллии, о том саде, в котором поют соловьи, о том пространстве гармонии, где мир не восстает на человека, а человек — на себе подобных, где, напротив, мир и все люди созданы из единой материи и огонь, пылающий на небесах, — это огонь, горящий в человеческих душах. Там каждый человек являет собой ноту в прекрасной фуге Баха, а кто не хочет быть ею, останется лишь черной точкой, ненужной и бессмысленной, которую достаточно поймать и раздавить между ногтями, как блоху.
С самого начала иные осознали, что лишены характера, требуемого для идиллии, и захотели покинуть страну. Но поскольку суть идиллии в том, что она мир для всех, пожелавшие эмигрировать продемонстрировали свое неприятие идиллии и вместо того, чтобы уехать за кордон, угодили за решетку. Вскоре туда за ними последовали тысячи и десятки тысяч других, а заодно с ними и многие коммунисты, такие, например, как министр иностранных дел Клементис, водрузивший когда-то на голову Готвальда свою шапку. На киноэкранах держались за руки робкие любовники, супружеская измена сурово каралась гражданскими судами чести, соловьи пели, и тело Клементиса качалось, словно колокол, возвещавший новую зарю человечества.
И тогда эти молодые, умные и решительные люди вдруг обнаружили в себе странное чувство, что они выпустили в мир поступок, который зажил собственной жизнью, перестал походить на их исконные представления и презрел тех, кто его породил. И вот эти молодые и умные начали взывать к своему поступку, воскрешать его, хулить, преследовать, гоняться за ним. Если бы я писал роман о поколении тех одаренных и решительных людей, я назвал бы его Погоней за утраченным поступком.
6
Механик захлопнул капот, и Мирек спросил, сколько должен ему. — Ерунда, — ответил тот.
Мирек сел за руль, он был тронут. Ему совсем не хотелось продолжать путь. Куда охотнее он остался бы с механиком и обменялся бы с ним анекдотами. Механик, наклонившись к машине, хлопнул Мирека по плечу и пошел к будке — поднять шлагбаум.
Когда Мирек проезжал мимо, механик кивком указал ему на машину, припаркованную у въезда в мастерскую. Там, склонившись у открытой двери машины, стоял мужчина с толстой шеей и уложенными волосами. Он смотрел на Мирека. Парень, что сидел за рулем, тоже наблюдал за ним. Оба смотрели на Мирека нагло, без стеснения, и Мирек, проезжая мимо, постарался ответить им таким же взглядом.
Миновав их, он увидел в зеркальце заднего обзора, как мужчина вскочил в машину и она, развернувшись дугой, пристроилась к нему в хвост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57