будучи слишком молодыми, чтобы значиться в списках у русских, они могли еще оставаться в редакциях, школах и киностудиях. Эти прекрасные молодые люди, которых я никогда не выдам, предлагали мне писать под их именами инсценировки для радио и телевидения, пьесы для театра, статьи, репортажи, киносценарии и таким путем зарабатывать себе на хлеб. Несколько раз я воспользовался такого рода услугами, но по большей части отказывался от них: во-первых, не успевал делать все, что мне предлагали, и во-вторых, это было небезопасно. Не для меня, а для них. Тайная полиция хотела уморить нас голодом, загнать в угол, принудить капитулировать и публично покаяться. А посему она тщательно отслеживала запасные выходы, которыми мы могли выскользнуть из осады, и строго карала тех, кто дарил свои имена.
Среди таких добрых дарителей была и девушка Р. (Поскольку замысел провалился, в данном случае мне утаивать нечего.) Эта застенчивая, тонкая и умная девушка была редактором одного иллюстрированного еженедельника для молодежи, выходившего огромным тиражом. В то время журналу приходилось публиковать великое множество неудобоваримых статей, воспевающих братский русский народ, и потому редакция, выискивая все возможные способы привлечь внимание толпы, решила нарушить исключительную чистоту марксистской идеологии и открыть астрологическую рубрику.
В годы моего отлучения я сделал несколько тысяч гороскопов. Что ж, если великий Ярослав Гашек мог торговать собаками (он продал много краденых собак и много метисов выдал за собак редчайшей породы), то почему бы мне не стать астрологом? Когда-то я получил от своих парижских друзей все астрологические труды Андре Барбо, имя которого было украшено гордым званием «президента международного астрологического центра»; на первой странице, изменив почерк, пером я написал: A Milan Kundera avec admiration, Andre Barbault. Книги с автографом я скромно оставил на столе, а своим изумленным пражским клиентам пояснял, что когда-то в Париже несколько месяцев я проработал ассистентом у знаменитого Барбо.
Когда Р. предложила мне тайно вести астрологическую рубрику ее еженедельника я, разумеется, пришел в восторг и велел ей объявить в редакции, что автором текстов будет известный физик-атомщик, не желающий открывать свое имя во избежание насмешек коллег. Тем самым наше предприятие казалось мне застрахованным вдвойне: несуществующим ученым и его псевдонимом.
Итак, под вымышленным именем я написал одну длинную и прекрасную статью об астрологии, а каждый месяц помещал короткий и довольно нелепый текст об отдельных знаках, к которым сам пририсовывал заставки Тельца, Овна, Девы, Рыб. Заработок был ничтожным, да и само занятие не представлялось ни увлекательным, ни примечательным. Забавным в нем было лишь мое существование, существование человека, изъятого из истории, из литературных справочников и телефонной книга, человека мертвого, который теперь, ожив в удивительном перевоплощении, вещает сотням тысяч молодых людей страны социализма о великой истине астрологии.
Однажды Р. сообщила мне, что главный редактор весьма заинтересовался своим астрологом и хочет получить от него гороскоп. Это меня восхитило. Главный редактор, назначенный в журнал русскими, полжизни провел на курсах марксизма— ленинизма в Праге и Москве!
— Он немного смущался, когда говорил мне это, — смеялась Р. — Ему бы не хотелось, чтобы пошли слухи, что он верит в такие средневековые предрассудки. Но это его страшно увлекает.
— Хорошо, — сказал я, испытывая немалую радость. Главного редактора я знал. Помимо всего, он был шефом Р., входил в высшую партийную комиссию по кадрам и испортил жизнь многим моим друзьям.
— Он хочет сохранить абсолютную анонимность. Я должна сообщить вам дату его рождения, но вам не положено знать, о ком идет речь.
— Тем лучше, — обрадовался я.
— Он заплатит вам за гороскоп сотню.
— Сотню? — рассмеялся я. — За кого он меня принимает, этот скупердяй?
Ему пришлось прислать мне тысячу крон. На десяти страницах я описал его характер, его прошлое (о нем я был достаточно осведомлен) и будущее. Над своим произведением я трудился целую неделю, обсуждая с Р. все подробности. Ведь с помощью гороскопа можно потрясающе воздействовать на людей, даже управлять их поступками. С его помощью можно внушать им определенные действия, от иных предостерегать и мягким намеком на грядущие катастрофы наставлять их на путь смирения.
Встретившись через какое-то время с Р., мы ужасно смеялись. Она утверждала, что главный редактор после прочтения гороскопа стал лучше. Меньше кричал. Начал опасаться своей строгости, от какой гороскоп предостерегал его, гордился и той толикой доброты, на которую был способен, и в его взгляде, часто устремленном в пустоту, сквозила печаль человека, узнавшего, что звезды в будущем ничего, кроме страдания, ему не сулят.
4 (О двух видах смеха)
Воспринимать дьявола как приверженца Зла и ангела как поборника Добра означает принимать демагогию ангелов. Разумеется, дело обстоит гораздо сложнее.
Ангелы — приверженцы не Добра, а Божьего творения. Дьявол, напротив, это тот, кто не признает за Божьим миром рационального смысла.
Как известно, дьяволы и ангелы делят между собой власть над миром. Добро мира, однако, не требует, чтобы ангелы обладали превосходством над дьяволами (как думал я ребенком), а чтобы власть одних и других была приблизительно уравновешена. Если в мире слишком много неопровержимого смысла (власть ангелов), человек изнемогает под его тяжестью. Если же мир полностью теряет свой смысл (власть дьяволов), жить также невозможно.
Вещи, внезапно лишенные предполагаемого смысла, места, кое им отведено в мнимом ряду вещей (марксист, вышколенный в Москве, верит в гороскопы), вызывают у нас смех. Смех, стало быть, изначально исходит от дьявола. В нем есть доля злорадства (вещи вдруг предстают иными, чем хотели казаться), но и доля благостного облегчения (вещи легче, чем казались, с ними можно жить свободнее, они не давят на нас своей строгой серьезностью).
Когда ангел впервые услыхал смех дьявола, он оцепенел. Это случилось на каком-то пиру, в зале было полно народу, и постепенно все, друг за другом, присоединились к дьявольскому смеху, чрезвычайно заразительному. Ангел прекрасно сознавал, что этот смех направлен против Бога и против достоинства его творения. Он понимал, что должен как— то быстро откликнуться, но чувствовал себя беззащитным и слабым. Не сумев ничего придумать сам, он скопировал своего противника. Открыл рот и издал отрывистый, неровный звук на самых высоких нотах своего вокального регистра (звук, напоминающий тот, что издали на улице приморского городка Габриэла и Михаэла), но придал ему противоположный смысл:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Среди таких добрых дарителей была и девушка Р. (Поскольку замысел провалился, в данном случае мне утаивать нечего.) Эта застенчивая, тонкая и умная девушка была редактором одного иллюстрированного еженедельника для молодежи, выходившего огромным тиражом. В то время журналу приходилось публиковать великое множество неудобоваримых статей, воспевающих братский русский народ, и потому редакция, выискивая все возможные способы привлечь внимание толпы, решила нарушить исключительную чистоту марксистской идеологии и открыть астрологическую рубрику.
В годы моего отлучения я сделал несколько тысяч гороскопов. Что ж, если великий Ярослав Гашек мог торговать собаками (он продал много краденых собак и много метисов выдал за собак редчайшей породы), то почему бы мне не стать астрологом? Когда-то я получил от своих парижских друзей все астрологические труды Андре Барбо, имя которого было украшено гордым званием «президента международного астрологического центра»; на первой странице, изменив почерк, пером я написал: A Milan Kundera avec admiration, Andre Barbault. Книги с автографом я скромно оставил на столе, а своим изумленным пражским клиентам пояснял, что когда-то в Париже несколько месяцев я проработал ассистентом у знаменитого Барбо.
Когда Р. предложила мне тайно вести астрологическую рубрику ее еженедельника я, разумеется, пришел в восторг и велел ей объявить в редакции, что автором текстов будет известный физик-атомщик, не желающий открывать свое имя во избежание насмешек коллег. Тем самым наше предприятие казалось мне застрахованным вдвойне: несуществующим ученым и его псевдонимом.
Итак, под вымышленным именем я написал одну длинную и прекрасную статью об астрологии, а каждый месяц помещал короткий и довольно нелепый текст об отдельных знаках, к которым сам пририсовывал заставки Тельца, Овна, Девы, Рыб. Заработок был ничтожным, да и само занятие не представлялось ни увлекательным, ни примечательным. Забавным в нем было лишь мое существование, существование человека, изъятого из истории, из литературных справочников и телефонной книга, человека мертвого, который теперь, ожив в удивительном перевоплощении, вещает сотням тысяч молодых людей страны социализма о великой истине астрологии.
Однажды Р. сообщила мне, что главный редактор весьма заинтересовался своим астрологом и хочет получить от него гороскоп. Это меня восхитило. Главный редактор, назначенный в журнал русскими, полжизни провел на курсах марксизма— ленинизма в Праге и Москве!
— Он немного смущался, когда говорил мне это, — смеялась Р. — Ему бы не хотелось, чтобы пошли слухи, что он верит в такие средневековые предрассудки. Но это его страшно увлекает.
— Хорошо, — сказал я, испытывая немалую радость. Главного редактора я знал. Помимо всего, он был шефом Р., входил в высшую партийную комиссию по кадрам и испортил жизнь многим моим друзьям.
— Он хочет сохранить абсолютную анонимность. Я должна сообщить вам дату его рождения, но вам не положено знать, о ком идет речь.
— Тем лучше, — обрадовался я.
— Он заплатит вам за гороскоп сотню.
— Сотню? — рассмеялся я. — За кого он меня принимает, этот скупердяй?
Ему пришлось прислать мне тысячу крон. На десяти страницах я описал его характер, его прошлое (о нем я был достаточно осведомлен) и будущее. Над своим произведением я трудился целую неделю, обсуждая с Р. все подробности. Ведь с помощью гороскопа можно потрясающе воздействовать на людей, даже управлять их поступками. С его помощью можно внушать им определенные действия, от иных предостерегать и мягким намеком на грядущие катастрофы наставлять их на путь смирения.
Встретившись через какое-то время с Р., мы ужасно смеялись. Она утверждала, что главный редактор после прочтения гороскопа стал лучше. Меньше кричал. Начал опасаться своей строгости, от какой гороскоп предостерегал его, гордился и той толикой доброты, на которую был способен, и в его взгляде, часто устремленном в пустоту, сквозила печаль человека, узнавшего, что звезды в будущем ничего, кроме страдания, ему не сулят.
4 (О двух видах смеха)
Воспринимать дьявола как приверженца Зла и ангела как поборника Добра означает принимать демагогию ангелов. Разумеется, дело обстоит гораздо сложнее.
Ангелы — приверженцы не Добра, а Божьего творения. Дьявол, напротив, это тот, кто не признает за Божьим миром рационального смысла.
Как известно, дьяволы и ангелы делят между собой власть над миром. Добро мира, однако, не требует, чтобы ангелы обладали превосходством над дьяволами (как думал я ребенком), а чтобы власть одних и других была приблизительно уравновешена. Если в мире слишком много неопровержимого смысла (власть ангелов), человек изнемогает под его тяжестью. Если же мир полностью теряет свой смысл (власть дьяволов), жить также невозможно.
Вещи, внезапно лишенные предполагаемого смысла, места, кое им отведено в мнимом ряду вещей (марксист, вышколенный в Москве, верит в гороскопы), вызывают у нас смех. Смех, стало быть, изначально исходит от дьявола. В нем есть доля злорадства (вещи вдруг предстают иными, чем хотели казаться), но и доля благостного облегчения (вещи легче, чем казались, с ними можно жить свободнее, они не давят на нас своей строгой серьезностью).
Когда ангел впервые услыхал смех дьявола, он оцепенел. Это случилось на каком-то пиру, в зале было полно народу, и постепенно все, друг за другом, присоединились к дьявольскому смеху, чрезвычайно заразительному. Ангел прекрасно сознавал, что этот смех направлен против Бога и против достоинства его творения. Он понимал, что должен как— то быстро откликнуться, но чувствовал себя беззащитным и слабым. Не сумев ничего придумать сам, он скопировал своего противника. Открыл рот и издал отрывистый, неровный звук на самых высоких нотах своего вокального регистра (звук, напоминающий тот, что издали на улице приморского городка Габриэла и Михаэла), но придал ему противоположный смысл:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57