Две кое-как беседовали, даже не стараясь понять, что говорит каждая из них. Я тоже попыталась побеседовать с ними, главным образом чтобы показать сестре Вебб, будто я покорилась судьбе, но в их словах не было никакого смысла.
Однако я была благодарна этой уборке, потому что она хоть ненадолго освобождала меня от сидения в четырех стенах и давала возможность взглянуть на других людей. Сидя в коридоре, я старалась получше узнать, как живут в больнице, которая была очень большой и в которой были не только женщины, но и мужчины, потому что иногда снизу до меня доносились мужские голоса. Разобрать отдельные слова я не могла, и, скорее всего, мне бы это ничего не дало, но еще я слышала крики, пение и смех, в котором не было ничего веселого.
Не ошибусь, если скажу, что в больнице в основном были больные люди, но вполне возможно, что были и такие, как я, здоровые и помешенные сюда под предлогом сумасшествия, потому что кому-то из родных или деловых партнеров выгодно было упрятать их подальше.
Как-то раз, во время третьей недели моего пребывания в больнице, когда у нас убирали комнаты, послышались крики, и сестра Вебб бросилась вниз посмотреть, не понадобится ли ее помощь. Стелла и другая девушка были заняты уборкой, а я подбежала к лестнице и перегнулась через перила. Мне почти ничего не удалось разглядеть, разве что большой холл на первом этаже. Доктор Торнтон, положив руки на перила, поднимался с третьего этажа, и я побежала обратно к своему стулу, узнав лишь, что по лестнице могу попасть на первый этаж.
Дверь моей комнаты была очень массивной, и я почти ничего слышала из-за нее, когда она была заперта. Иногда я прижимала к ней ухо, и до меня доносились звуки шагов и открываемых дверей. Я подумала, что, наверно, моих товарок в это время отводили в гостиную, о которой говорил доктор Торнтон, и у меня упало сердце, когда я вспомнила, что мне придется несколько месяцев доказывать своим хорошим поведением, что меня тоже можно отпустить к ним.
Дважды в неделю меня навещал доктор Торнтон, и всегда в сопровождении сестры Вебб. Растянув губы в неискренней улыбке, он смотрел куда-то мимо меня, пока спрашивал, как я себя чувствую, игнорируя любой мой ответ и уверяя меня, что я попала в очень хорошие руки, так что мне еще повезло. Потом он уходил.
Когда он пришел ко мне в третий раз, я спросила, могу ли я написать письмо. Он вопросительно посмотрел на меня, потом принял свой обыкновенный вид и ответил:
– Почему нет? Почему нет? А кому вы хотите написать, мисс Смит?
– Джентльмену, у которого я работала, – медленно проговорила я, стараясь казаться полусонной, словно все еще принимала таблетки. – Его зовут мистер Райдер.
– Мисс Смит, он знает, где вы. Разве вы не помните? Это он позвал врачей, когда с вами случился... э... приступ умственного расстройства.
– Я бы хотела написать ему и поблагодарить его.
– Очень хорошо. Очень хорошо. Сестра Вебб принесет вам все, что нужно. Мы бы хотели, чтобы вы были тут счастливы. Вы хорошо выглядите, мисс Смит. Я уверен, отдых и покой имеют великое целебное действие. Постарайтесь не поддаваться волнению. До свидания. До свидания.
На другой день сестра Вебб принесла мне тоненькую стопку бумаги, ручку, чернила и один-единственный конверт. Я была разочарована, потому что рассчитывала утаить один конверт для письма миссис Хескет. Как бы то ни было, мне удалось спрятать два листочка бумаги, и из них я с большими предосторожностями соорудила конверт, используя вместо клея джем, который мне намазывали на хлеб к чаю.
Я очень хорошо понимала, что письмо мистеру Райдеру никогда не покинет стен больницы, поэтому написала всего несколько строчек, сообщив, что не помню, как заболела, и прося прощения за беспокойство, которое, вероятно, всем доставила, а также выражая надежду, что, может быть, кто-нибудь навестит меня в будущем. Второе письмо, которое я написала, предназначалось миссис Хескет. Возможно короче я описала ей свое похищение, неведомую больницу во главе с доктором Торнтоном, расположенную невесть где, но рядом с деревней и на краю огромного луга, и попросила о помощи. Надписав свой самодельный конверт, я вложила в него письмо и спрятала в ящике, где лежала Библия.
Это был хороший день, потому что я кое-чего добилась, но в основном я боролась со страхом и одиночеством. Рядом со мной не было ни единого человека, с которым я могла бы поделиться своими мыслями. К тому же я безгранично боялась сестры Вебб, так что у меня начинало сильно колотиться сердце, стоило мне заслышать, как она вставляет ключ в замок. Еще я боялась, что у меня ничего не получится с побегом, потому что мне даже не хотелось думать, что со мной будет потом.
Чтобы выкинуть эти мысли из головы, я принялась читать Библию, по книге в день. Еще я дважды в день снимала ночную рубашку и делала все физические упражнения, которым в Колледже для юных девиц нас обучала мамзель Монтавон. Я не только убивала с их помощью время, ведь я представления не имела, что меня ждет впереди, и мне надо было быть ко всему готовой, поэтому я не могла позволить себе ослабеть от неподвижного образа жизни.
Хуже всего было, когда в восемь часов выключали свет и я часами лежала без сна. Тут мне приходилось рассчитывать на приятные воспоминания, чтобы не поддаться страху. Таких воспоминаний у меня было немного, и все они так или иначе были связаны с Тоби, будь то в Париже или в Лондоне, а лучшим оказалось воспоминание о цирке. Я оживляла мысленно каждое мгновение того дня, делая это еще и еще раз, и это меня никогда не подводило, потому что на меня снисходил покой, разгонявший все страшные тени.
К концу четвертой недели я узнала, что сестра Вебб каждый четверг, то есть в свой выходной день, покидает больницу, и это был единственный день, когда я могла осуществить задуманное. Каждый четверг ее заменяла миссис Крег, маленькая толстая женщина, от которой сильно пахло джином. Мне не нравилась миссис Крег, но я ее не боялась и поэтому могла попытаться что-то сделать такое, на что никогда бы не осмелилась в присутствии сестры Вебб.
Сначала мне надо было удостовериться, что миссис Крег дежурит и ночью, а я могла сделать это только одним способом. На пятой неделе моего пребывания в больнице я вскоре после полуночи растворила в воде мыло и пила его до тех пор, пока меня не начало тошнить. Тогда я принялась звонить в колокольчик, в который можно было звонить только в крайнем случае.
Из коридора я не услышала никаких звуков, да и не ожидала услышать, потому что знала, что колокольчик звонит для дежурных, которые сидят себе в какой-то комнате и посылают сестру в соответствующую комнату.
Прошло не меньше пяти минут. Я уже выпила всю воду и старалась удержать ее в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Однако я была благодарна этой уборке, потому что она хоть ненадолго освобождала меня от сидения в четырех стенах и давала возможность взглянуть на других людей. Сидя в коридоре, я старалась получше узнать, как живут в больнице, которая была очень большой и в которой были не только женщины, но и мужчины, потому что иногда снизу до меня доносились мужские голоса. Разобрать отдельные слова я не могла, и, скорее всего, мне бы это ничего не дало, но еще я слышала крики, пение и смех, в котором не было ничего веселого.
Не ошибусь, если скажу, что в больнице в основном были больные люди, но вполне возможно, что были и такие, как я, здоровые и помешенные сюда под предлогом сумасшествия, потому что кому-то из родных или деловых партнеров выгодно было упрятать их подальше.
Как-то раз, во время третьей недели моего пребывания в больнице, когда у нас убирали комнаты, послышались крики, и сестра Вебб бросилась вниз посмотреть, не понадобится ли ее помощь. Стелла и другая девушка были заняты уборкой, а я подбежала к лестнице и перегнулась через перила. Мне почти ничего не удалось разглядеть, разве что большой холл на первом этаже. Доктор Торнтон, положив руки на перила, поднимался с третьего этажа, и я побежала обратно к своему стулу, узнав лишь, что по лестнице могу попасть на первый этаж.
Дверь моей комнаты была очень массивной, и я почти ничего слышала из-за нее, когда она была заперта. Иногда я прижимала к ней ухо, и до меня доносились звуки шагов и открываемых дверей. Я подумала, что, наверно, моих товарок в это время отводили в гостиную, о которой говорил доктор Торнтон, и у меня упало сердце, когда я вспомнила, что мне придется несколько месяцев доказывать своим хорошим поведением, что меня тоже можно отпустить к ним.
Дважды в неделю меня навещал доктор Торнтон, и всегда в сопровождении сестры Вебб. Растянув губы в неискренней улыбке, он смотрел куда-то мимо меня, пока спрашивал, как я себя чувствую, игнорируя любой мой ответ и уверяя меня, что я попала в очень хорошие руки, так что мне еще повезло. Потом он уходил.
Когда он пришел ко мне в третий раз, я спросила, могу ли я написать письмо. Он вопросительно посмотрел на меня, потом принял свой обыкновенный вид и ответил:
– Почему нет? Почему нет? А кому вы хотите написать, мисс Смит?
– Джентльмену, у которого я работала, – медленно проговорила я, стараясь казаться полусонной, словно все еще принимала таблетки. – Его зовут мистер Райдер.
– Мисс Смит, он знает, где вы. Разве вы не помните? Это он позвал врачей, когда с вами случился... э... приступ умственного расстройства.
– Я бы хотела написать ему и поблагодарить его.
– Очень хорошо. Очень хорошо. Сестра Вебб принесет вам все, что нужно. Мы бы хотели, чтобы вы были тут счастливы. Вы хорошо выглядите, мисс Смит. Я уверен, отдых и покой имеют великое целебное действие. Постарайтесь не поддаваться волнению. До свидания. До свидания.
На другой день сестра Вебб принесла мне тоненькую стопку бумаги, ручку, чернила и один-единственный конверт. Я была разочарована, потому что рассчитывала утаить один конверт для письма миссис Хескет. Как бы то ни было, мне удалось спрятать два листочка бумаги, и из них я с большими предосторожностями соорудила конверт, используя вместо клея джем, который мне намазывали на хлеб к чаю.
Я очень хорошо понимала, что письмо мистеру Райдеру никогда не покинет стен больницы, поэтому написала всего несколько строчек, сообщив, что не помню, как заболела, и прося прощения за беспокойство, которое, вероятно, всем доставила, а также выражая надежду, что, может быть, кто-нибудь навестит меня в будущем. Второе письмо, которое я написала, предназначалось миссис Хескет. Возможно короче я описала ей свое похищение, неведомую больницу во главе с доктором Торнтоном, расположенную невесть где, но рядом с деревней и на краю огромного луга, и попросила о помощи. Надписав свой самодельный конверт, я вложила в него письмо и спрятала в ящике, где лежала Библия.
Это был хороший день, потому что я кое-чего добилась, но в основном я боролась со страхом и одиночеством. Рядом со мной не было ни единого человека, с которым я могла бы поделиться своими мыслями. К тому же я безгранично боялась сестры Вебб, так что у меня начинало сильно колотиться сердце, стоило мне заслышать, как она вставляет ключ в замок. Еще я боялась, что у меня ничего не получится с побегом, потому что мне даже не хотелось думать, что со мной будет потом.
Чтобы выкинуть эти мысли из головы, я принялась читать Библию, по книге в день. Еще я дважды в день снимала ночную рубашку и делала все физические упражнения, которым в Колледже для юных девиц нас обучала мамзель Монтавон. Я не только убивала с их помощью время, ведь я представления не имела, что меня ждет впереди, и мне надо было быть ко всему готовой, поэтому я не могла позволить себе ослабеть от неподвижного образа жизни.
Хуже всего было, когда в восемь часов выключали свет и я часами лежала без сна. Тут мне приходилось рассчитывать на приятные воспоминания, чтобы не поддаться страху. Таких воспоминаний у меня было немного, и все они так или иначе были связаны с Тоби, будь то в Париже или в Лондоне, а лучшим оказалось воспоминание о цирке. Я оживляла мысленно каждое мгновение того дня, делая это еще и еще раз, и это меня никогда не подводило, потому что на меня снисходил покой, разгонявший все страшные тени.
К концу четвертой недели я узнала, что сестра Вебб каждый четверг, то есть в свой выходной день, покидает больницу, и это был единственный день, когда я могла осуществить задуманное. Каждый четверг ее заменяла миссис Крег, маленькая толстая женщина, от которой сильно пахло джином. Мне не нравилась миссис Крег, но я ее не боялась и поэтому могла попытаться что-то сделать такое, на что никогда бы не осмелилась в присутствии сестры Вебб.
Сначала мне надо было удостовериться, что миссис Крег дежурит и ночью, а я могла сделать это только одним способом. На пятой неделе моего пребывания в больнице я вскоре после полуночи растворила в воде мыло и пила его до тех пор, пока меня не начало тошнить. Тогда я принялась звонить в колокольчик, в который можно было звонить только в крайнем случае.
Из коридора я не услышала никаких звуков, да и не ожидала услышать, потому что знала, что колокольчик звонит для дежурных, которые сидят себе в какой-то комнате и посылают сестру в соответствующую комнату.
Прошло не меньше пяти минут. Я уже выпила всю воду и старалась удержать ее в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92