Однако через секунду он отвел глаза и продолжил путь.
В своей комнате я переоделась на ночь, расчесала волосы, завязала их ленточкой, почистила зубы. Я знала, что после такого дня мне будет трудно заснуть, поэтому я присела за журнальный столик почитать газету и учебник, чтобы приготовиться к завтрашним занятиям.
Вскоре я услышала шаги Мэтти и стук ее двери. Углубившись во французскую пьесу, которую я взяла посмотреть, не пригодится ли она для занятий, в «Le Misan trope» Мольера, я оторвалась от нее только в одиннадцать, положила книгу и направилась к кровати, на ходу снимая пеньюар. Я была спиной к двери, но услыхала, как она скрипнула. Мгновенно повернувшись, я с удивлением увидела Джеральда. Он был без галстука и сюртука. Закрыв за собой дверь, он стоял передо мной бледный, трясущийся и с широко открытыми глазами.
Мне пришлось вновь надеть пеньюар. Подумав, что он заболел, я направилась к нему.
– В чем дело, мастер Джеральд? Вы плохо себя чувствуете? Я позову Мэтти...
Я протянула руку, чтобы пощупать, не горячая ли у него голова, но он отпихнул мою руку и сделал несколько шагов от двери.
– Мастер Джеральд! – в изумлении прошептала я. – Ради всего святого, что вам здесь нужно? Вам не следовало приходить в эту комнату!
– Почему же? – У него срывался голос, и я поняла, что он еле сдерживает слезы. Когда он разжал кулак, на ладони у него я увидела золотой соверен. – Вы... вы делали это с мужчинами за деньги, ведь так? – Губы у него тряслись. – Ну а я чем хуже? – Он бросил соверен на кровать. – Этого хватит?
Я медленно завязала поясок на пеньюаре, раздумывая о том, как же я сглупила, не поняв все сразу. Он ведь был влюблен в меня, влюблен в девушку, которую идеализировал и которой поклонялся, так что после всего случившегося на корабле его наверняка переполняют горечь и гнев. Он, конечно же, вне себя от того, что узнал обо мне, но сюда его привели естественное любопытство и естественное желание восемнадцатилетнего юноши.
Как я могла этого не предвидеть, сердито спрашивала я себя. В Париже, особенно в каникулы, состоятельные господа обычно привозили в Колледж для юных девиц своих повзрослевших сыновей, чтобы посвятить их в тайны женщины. Как правило, эти мальчики хотели казаться невозмутимыми и искушенными, чтобы скрыть свой страх, и в конце концов мамзель Монтавон обнаружила, что среди этих клиентов особым спросом пользуется англичанка, которую прозвали «la professeuse». Я уже много месяцев жила в колледже и смирилась со своим безвыходным положением. Мне даже кажется, я жалела этих мальчиков, оставляемых мне мамзель Монтавон, и думала о них как о мальчиках, хотя годами была младше любого из них. Мне всегда удавалось успокоить их и помочь им, поэтому неудивительно, что посетители рекомендовали la professeuse друг другу в таких ситуациях.
Как бы то ни было, мне ничего не стоило превратить его ненависть во всепоглощающую страсть, да и его впечатлительность была мне на руку, только надо было вспомнить прошлый опыт. Однако, с другой стороны, я потеряла бы все, что у меня было, и проиграла бы в сражении, которое вела многие годы.
Собрав все силы для того, что мне предстояло сделать, я посмотрела сначала на соверен, потом на Джеральда и сощурилась, изображая гнев. Потом стремительно размахнулась и влепила ему оглушительную пощечину. Он выпучил глаза и открыл рот, не ожидая ничего подобного.
– Да как вы посмели! – возмущенно проговорила я. – Что я такого сделала, чтобы заслужить от вас подобное оскорбление? Да, мастер Джеральд, я жила в заведении Монтавон в Париже, но разве вам неизвестно, как все вышло? Вам известно, что у меня темное прошлое, даже очень темное прошлое, и хотя я в этом не виновата, я не могу забыть о нем. Вы бы предпочли, чтобы я бросилась в реку? Вы бы предпочли, чтобы я умерла? Так, да?
– Нет... Я... Нет...
Он был в смятении, но я не дала ему времени опомниться.
– Вы все слышали, – продолжала я тем же возмущенным тоном, – и все же вы осуждаете меня. Ваша сестра Джейн знает лишь то, что вы ей сами рассказали, и все-таки она пришла выразить мне сочувствие, а вы... вы жестоко оскорбляете меня. Или вы в самом деле добивались того, о чем сказали? Может быть, вы не лучше того господина, который обесчестил меня? Вы вправду предложили мне денег, чтобы я легла с вами, мастер Джеральд? О, как вам не стыдно!
Он не шевелился, не сводил с меня глаз, не переставал сжимать руками голову и лишь двигал губами, видимо, желая что-то сказать. На его бледной щеке ярко горел отпечаток моей руки. В конце концов он обрел голос, но заговорил так тихо, что я его едва слышала.
– Я виноват... простите меня, Ханна... я сошел с ума... наверно, сошел с ума... О Боже!.. Какой же я дурак!
Я позволила себе смягчиться и ласково произнесла:
– Мастер Джеральд, у вас был тяжелый день, поэтому нам лучше забыть о том, что сейчас случилось. – Я взяла соверен и вложила его ему в руку. – Давайте совсем забудем, что вы приходили ко мне в комнату?
– О да, Ханна, пожалуйста, забудьте. – Он весь дрожал. – Я не знаю, как... Я хочу сказать... Это так ужасно..
– Все забыто, – настойчиво повторила я и повернулась к двери. – А в ответ постарайтесь думать обо мне так, как вы думали до сегодняшнего дня.
– О да, Ханна. Я совсем не то хотел сказать, когда сказал, что ненавижу вас...
Приложив палец к губам, я остановила готовый пролиться на меня поток слов и открыла дверь, говоря шепотом:
– Мы оба все забудем и больше никогда не будем об этом вспоминать. Спокойной ночи, мастер Джеральд. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться.
Он вздрогнул, неожиданно осознав, что его могут увидеть родные или слуги возле моей двери, и на цыпочках пошел прочь, не переставая, впрочем, беззвучно молить меня о прощении. Закрыв дверь, я прислонилась к ней и вздохнула с облегчением.
Честно говоря, мне казалось, что я вовсе не усну ночью, а на самом деле я спала, как младенец. На другой день Джеральд, хотя и казался как будто несколько пришибленным, однако вел себя как обычно. Через три-четыре дня тем не менее мне пришлось убедиться, что его любовь ко мне чуть ли не усилилась, ибо он увидел во мне героиню, сумевшую вытерпеть жизнь в колледже.
Не прошло и недели, как заехал мистер Дойл и оставил свою визитную карточку. Мэтти пригласила его на чай, и мы – Джейн, Джеральд, Мэтти и я, в отсутствие мистера Райдера, мило поболтали с ним около часа в гостиной. Перед уходом Эндрю Дойл пригласил нас на выставку мексиканской живописи, которая открылась в одной из лондонских галерей, и мы с удовольствием приняли его приглашение, назначив один из дней на следующей неделе.
После ухода гостя, когда мы с Джейн сидели одни в комнате для шитья, она задумчиво спросила:
– Ханна, вы заметили, как мистер Дойл смотрит на вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
В своей комнате я переоделась на ночь, расчесала волосы, завязала их ленточкой, почистила зубы. Я знала, что после такого дня мне будет трудно заснуть, поэтому я присела за журнальный столик почитать газету и учебник, чтобы приготовиться к завтрашним занятиям.
Вскоре я услышала шаги Мэтти и стук ее двери. Углубившись во французскую пьесу, которую я взяла посмотреть, не пригодится ли она для занятий, в «Le Misan trope» Мольера, я оторвалась от нее только в одиннадцать, положила книгу и направилась к кровати, на ходу снимая пеньюар. Я была спиной к двери, но услыхала, как она скрипнула. Мгновенно повернувшись, я с удивлением увидела Джеральда. Он был без галстука и сюртука. Закрыв за собой дверь, он стоял передо мной бледный, трясущийся и с широко открытыми глазами.
Мне пришлось вновь надеть пеньюар. Подумав, что он заболел, я направилась к нему.
– В чем дело, мастер Джеральд? Вы плохо себя чувствуете? Я позову Мэтти...
Я протянула руку, чтобы пощупать, не горячая ли у него голова, но он отпихнул мою руку и сделал несколько шагов от двери.
– Мастер Джеральд! – в изумлении прошептала я. – Ради всего святого, что вам здесь нужно? Вам не следовало приходить в эту комнату!
– Почему же? – У него срывался голос, и я поняла, что он еле сдерживает слезы. Когда он разжал кулак, на ладони у него я увидела золотой соверен. – Вы... вы делали это с мужчинами за деньги, ведь так? – Губы у него тряслись. – Ну а я чем хуже? – Он бросил соверен на кровать. – Этого хватит?
Я медленно завязала поясок на пеньюаре, раздумывая о том, как же я сглупила, не поняв все сразу. Он ведь был влюблен в меня, влюблен в девушку, которую идеализировал и которой поклонялся, так что после всего случившегося на корабле его наверняка переполняют горечь и гнев. Он, конечно же, вне себя от того, что узнал обо мне, но сюда его привели естественное любопытство и естественное желание восемнадцатилетнего юноши.
Как я могла этого не предвидеть, сердито спрашивала я себя. В Париже, особенно в каникулы, состоятельные господа обычно привозили в Колледж для юных девиц своих повзрослевших сыновей, чтобы посвятить их в тайны женщины. Как правило, эти мальчики хотели казаться невозмутимыми и искушенными, чтобы скрыть свой страх, и в конце концов мамзель Монтавон обнаружила, что среди этих клиентов особым спросом пользуется англичанка, которую прозвали «la professeuse». Я уже много месяцев жила в колледже и смирилась со своим безвыходным положением. Мне даже кажется, я жалела этих мальчиков, оставляемых мне мамзель Монтавон, и думала о них как о мальчиках, хотя годами была младше любого из них. Мне всегда удавалось успокоить их и помочь им, поэтому неудивительно, что посетители рекомендовали la professeuse друг другу в таких ситуациях.
Как бы то ни было, мне ничего не стоило превратить его ненависть во всепоглощающую страсть, да и его впечатлительность была мне на руку, только надо было вспомнить прошлый опыт. Однако, с другой стороны, я потеряла бы все, что у меня было, и проиграла бы в сражении, которое вела многие годы.
Собрав все силы для того, что мне предстояло сделать, я посмотрела сначала на соверен, потом на Джеральда и сощурилась, изображая гнев. Потом стремительно размахнулась и влепила ему оглушительную пощечину. Он выпучил глаза и открыл рот, не ожидая ничего подобного.
– Да как вы посмели! – возмущенно проговорила я. – Что я такого сделала, чтобы заслужить от вас подобное оскорбление? Да, мастер Джеральд, я жила в заведении Монтавон в Париже, но разве вам неизвестно, как все вышло? Вам известно, что у меня темное прошлое, даже очень темное прошлое, и хотя я в этом не виновата, я не могу забыть о нем. Вы бы предпочли, чтобы я бросилась в реку? Вы бы предпочли, чтобы я умерла? Так, да?
– Нет... Я... Нет...
Он был в смятении, но я не дала ему времени опомниться.
– Вы все слышали, – продолжала я тем же возмущенным тоном, – и все же вы осуждаете меня. Ваша сестра Джейн знает лишь то, что вы ей сами рассказали, и все-таки она пришла выразить мне сочувствие, а вы... вы жестоко оскорбляете меня. Или вы в самом деле добивались того, о чем сказали? Может быть, вы не лучше того господина, который обесчестил меня? Вы вправду предложили мне денег, чтобы я легла с вами, мастер Джеральд? О, как вам не стыдно!
Он не шевелился, не сводил с меня глаз, не переставал сжимать руками голову и лишь двигал губами, видимо, желая что-то сказать. На его бледной щеке ярко горел отпечаток моей руки. В конце концов он обрел голос, но заговорил так тихо, что я его едва слышала.
– Я виноват... простите меня, Ханна... я сошел с ума... наверно, сошел с ума... О Боже!.. Какой же я дурак!
Я позволила себе смягчиться и ласково произнесла:
– Мастер Джеральд, у вас был тяжелый день, поэтому нам лучше забыть о том, что сейчас случилось. – Я взяла соверен и вложила его ему в руку. – Давайте совсем забудем, что вы приходили ко мне в комнату?
– О да, Ханна, пожалуйста, забудьте. – Он весь дрожал. – Я не знаю, как... Я хочу сказать... Это так ужасно..
– Все забыто, – настойчиво повторила я и повернулась к двери. – А в ответ постарайтесь думать обо мне так, как вы думали до сегодняшнего дня.
– О да, Ханна. Я совсем не то хотел сказать, когда сказал, что ненавижу вас...
Приложив палец к губам, я остановила готовый пролиться на меня поток слов и открыла дверь, говоря шепотом:
– Мы оба все забудем и больше никогда не будем об этом вспоминать. Спокойной ночи, мастер Джеральд. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться.
Он вздрогнул, неожиданно осознав, что его могут увидеть родные или слуги возле моей двери, и на цыпочках пошел прочь, не переставая, впрочем, беззвучно молить меня о прощении. Закрыв дверь, я прислонилась к ней и вздохнула с облегчением.
Честно говоря, мне казалось, что я вовсе не усну ночью, а на самом деле я спала, как младенец. На другой день Джеральд, хотя и казался как будто несколько пришибленным, однако вел себя как обычно. Через три-четыре дня тем не менее мне пришлось убедиться, что его любовь ко мне чуть ли не усилилась, ибо он увидел во мне героиню, сумевшую вытерпеть жизнь в колледже.
Не прошло и недели, как заехал мистер Дойл и оставил свою визитную карточку. Мэтти пригласила его на чай, и мы – Джейн, Джеральд, Мэтти и я, в отсутствие мистера Райдера, мило поболтали с ним около часа в гостиной. Перед уходом Эндрю Дойл пригласил нас на выставку мексиканской живописи, которая открылась в одной из лондонских галерей, и мы с удовольствием приняли его приглашение, назначив один из дней на следующей неделе.
После ухода гостя, когда мы с Джейн сидели одни в комнате для шитья, она задумчиво спросила:
– Ханна, вы заметили, как мистер Дойл смотрит на вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92