Вопрос о Велепольской придется поставить на обсуждение школьного совета и общего собрания школы.
- Ну нет, - говорит Сильва. - То, что говорит Блинов, еще не обязательно для всех нас. Я, например, считаю, что вопрос о Велепольской должен быть обсужден немедленно и даже должна быть вынесена резолюция с указанием мер, которые должна принять школа. - Стали голосовать, и оказалось что половина - за диспут, а другая половина - против. Тогда Сережка Блинов встал и говорит:
- Я ухожу. Здесь была применена мера, которую обыкновенно применяют наши школьные работники. Перед самым голосованием Зинаида Павловна пригрозила школьным советом и общим собранием. Естественно, что ее предложение собрало известное количество голосов, и диспут, несмотря на внутреннее сопротивление собрания, все же состоится. Такого рода угрозы можно назвать насилием и моральным давлением; в диспуте же, который создан насильно, я участвовать не желаю.
- Вам нельзя отказать в логике, Блинов, - отвечает Зин-Пална, - но согласитесь сами, что такого рода явления, как сочинение Велепольской и выходка Громова, не могут проходить бесследно как мимо учащихся, так и мимо школьных работников. Что же прикажете делать? Я предлагаю меру, которая может дать ориентировку в дальнейшем, - меру, казалось бы, разумную и для части собравшихся приемлемую, - вы говорите, что пришли учиться, а не разводить диспуты. Обращение к школьному совету и общему собранию вы называете насилием. Можно подумать, что вы, Блинов, вообще хотите затушевать вопрос и не желаете по каким-то причинам его разрешения.
- Да пусть он уходит отсюда вон, - крикнул я с места. - Слушать такие споры - это самое скучное и ничего не может нам дать. Давайте или диспут, или уроки, а эту бузу нужно кончить.
- Конечно, правильно! - закричали ребята. - Даешь одно или другое!
Из девчат кое-кто ушел за Блиновым, но большинство осталось, и решили открыть диспут. В председатели выбрали меня.
Зинаида Павловна пошла и села за парту, а я на ее место. Первым взял слово Юшка Громов.
- Я не вижу никакого поступка в своем поведении, - сказал он. - Что же из того, что я сказал про Стаську? А она не пиши таких сочинений!
- А ты не ори, когда тебя не спрашивают. Не по существу. Садитесь, Громов, вас вызовут, - сказал я.
Тут Юшка начал было разоряться, что я не так председательствую и что я не имею права делать замечаний, но на него закричали, и он сел. Потом взяла слово Сильва.
- Я, - говорит, - чувствую, что своим выступлением возбудила против себя часть девочек, но без этого нельзя было обойтись. Я им желаю добра, а вовсе не зла. Пятая группа через несколько месяцев должна поступить в вузы, вообще войти в настоящую жизнь. И что же они туда принесут с собой, в вузы? Ведь то, что нам сегодня читала Зинаида Павловна, даже нельзя назвать некультурностью, это просто дикое невежество. Самое плохое то, что та же Велепольская не нашла нужным посоветоваться с кем-нибудь из школьных работников или с кем-нибудь из ребят, кто знает предмет получше ее. Она просто "на шарап", - как говорят наши малыши, - взяла и написала; авось проскочит! Мое конкретное предложение - это пусть наша пятая группа обратит на себя внимание еще до того, как выскочит в абитуриенты, и ликвидирует свою неграмотность.
Затем выступил Володька Шмерц. Как только он встал, я сейчас же почувствовал, что он что-нибудь нахулиганит.
- Зинаида Павловна говорит, - сказал Володька, - что Пушкин умер бы во второй раз, если бы прочел наши сочинения. А я так думаю, что и пускай бы умер, потому что он был буржуазного происхождения, а мы, как поется в песне, - "молодая гвардия рабочих и крестьян".
- Не по существу, товарищ Шмерц, - сказал я. - Потрудитесь держаться темы и не разводить бузы. В противном случае я вас лишу слова.
- Хорошо, я буду по существу, - говорит Володька. - Так вот, по-моему, Громов имел право назвать автора сочинения про "Онегина", потому что если Велепольская в пятой группе подолгу разговаривает со шкрабами и даже наедине, так это еще не значит, что она очень образованная...
- Лишаю оратора слова, - сказал я. - Еще того недоставало, чтоб ты, Володька, стал разные сплетни здесь разводить.
Шмерц как-то скверно захохотал и сел на место. А я ему вслед говорю:
- А если вы, Шмерц, вообще будет хулиганить, то я попрошу вас уйти с собрания.
- Чтой-то ты какой вежливый, Рябцев? - ответил Володька Шмерц. Должно быть, в школьный совет метишь.
Я обозлился.
- За намеки на личность председателя прошу вас, Шмерц, оставить собрание.
- Я не п о д у р у ш а какой-нибудь, чтобы ни с того ни с сего уходить с собрания.
- Что это еще за "подуруша"! Ступай вон!
- Ну хорошо, я уйду. А подуруша - это из писем Пушкина. Советую тебе, Рябцев, прочитать. Ликвидируй свою неграмотность.
И ушел. По-моему, он нарочно все это подстроил, для того чтобы при всех доказать, что я не читал писем Пушкина.
После этого взяла слово одна из старших девочек и начала говорить против Сильвы. Кроме того, она сказала, что виноваты в неграмотности не учащиеся, а шкрабы (с чем я отчасти согласен) и что не нужно было таких неграмотных переводить из группы в группу. Она говорила довольно мирно, и, наверное, диспут так бы и кончился без инцидентов, но тут произошло следующее.
В аудиторию быстрыми шагами вошел Никпетож, огляделся, увидел, что Зин-Пална сидит на парте, и подсел к ней и начал что-то очень горячо говорить шепотом. Зин-Пална отрицательно качала головой и ему тоже горячо отвечала. В конце концов все замолчали и начали вопросительно смотреть на них на обоих.
И вдруг Никпетож повышает голос и возбужденно говорит:
- А это разве педагогический прием: шельмовать при всех взрослую девушку и доводить ее до слез и до истерики?
Зин-Пална спокойным голосом, но тоже вслух отвечает:
- Здесь разговаривать об этом не стоит, Николай Петрович; поговорим в учительской.
- Нет, это совершенно неправильно, - говорит Никпетож и хотел было продолжать, но тут я собрался с духом и сказал:
- Николай Петрович, хотя я вас очень уважаю, но я вам слова не давал, и поэтому если хотите вести частные разговоры, то ступайте в коридор. Здесь происходит диспут.
- Ах, здесь диспут, извиняюсь, я не знал, - отвечает Никпетож и вышел из аудитории, а за ним Зин-Пална.
Как только они вышли, все сорвались с места, и как я ни стучал об стол кулаками, порядка мне восстановить не удалось. Девчата сбились в угол и начали шушукаться, а ко мне подходит Сильва и говорит:
- По-моему, мы все быстрыми шагами идем к мещанству. Как бы от этого избавиться?
- А в чем ты видишь мещанство?
- Да вот: разве - это диспут? И кроме того, я сейчас себя поймала на скверной мысли. Когда вошел Никпетож, я почти была уверена, что он войдет...
- И я тоже.
- Ну вот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61