И только Абраксас чувствовал, нет — знал, что может отвести взгляд, может шевельнуть рукой, может встать и уйти.
…серебристых, как капли ртути… серебристых, как капли ртути… серебристых, как капли ртути… он один может оторвать свой взгляд от роящихся над площадью и городом шаров, может шевельнуться, может встать и уйти.
Но он не сделал этого.
Что-то… снова знание того, что все это представление устроено для него, остановило Абраксаса.
Шары приблизились, снизились, закручивая над площадью гигантский, вполнеба смерч, центром которого был он. Все замершие вокруг, как сомнамбулы, следили за их хороводом. Из мерцающего круга вытянулся тонкий смерчик и протянул свое щупальце к Абраксасу, который встал из-за своего стола и смотрел на него с холодным отстраненным любопытством. Серебристый шар, являющийся окончанием щупальца, замер на уровне его лица, словно приглядываясь к нему. И вдруг всей серебристой массой смерч шаров ринулся к Абраксасу, так что тот невольно вскинул руки.
Но ничего неизбежного не произошло, только Абраксас очутился словно внутри зеркала, сомкнувшегося вокруг него. Со всех сторон его окружали дробленые и искаженные отражения в крутящихся шарах, сквозь сплошную стену которых уже почти ничего не было видно. А шары, уплотняясь и ускоряя свое вращение, отражали в неровном кривом зеркале его, Абраксаса, искажающиеся до неузнаваемости фигуру и лицо. И чем скорее было вращение шаров, тем отчетливее видел себя Абраксас в этом зеркале.
Был он в этом отражении выше, чем на самом деле, и вместо обычной его одежды был на нем богато вышитый камзол, великолепный берет, вместо того обшарпанного, что он сейчас держал в руке, и рука его лежала на украшенном сверкающими камнями эфесе шпаги, спускающейся до самых каблуков ве-лп, ликолепных ботфортов, а на плечи его был накинут Заговоренный Плащ Предков, спрятанный на самом деле в его поясе… Прямо не Абраксас, а парадный портрет из галереи предков.
И он услышал голос, тот самый, который звучал в его сне сегодня ночью.
«Это ты. Ты будешь таким. Иди ко мне, и ты станешь таким», — шептал голос.
Так же неожиданно, как началось, все вдруг закончилось. Его парадное изображение в серебре зеркала рассыпалось. А само зеркало рассыпалось на серебристые искристые шары, мигом разлетевшиеся в стороны, будто в испуге.
Абраксас остался стоять среди по-прежнему неподвижной толпы, но словно бы совсем отдельно, будто один на площади и во всем городе. Он огляделся — нет, люди были рядом, в тех же позах. Только животные, кажется, не замечали ни шаров, ни неподвижных людей: лошади и волы жевали свое сено и овес; птицы клевали все, что попадалось им; собаки искали добычу и удивленно воровали куски мяса прямо с прилавков мясников; прошла полная достоинства сытая пушистая кошка с придушенным только что здоровенным куренком.
Шары тоже никуда не исчезли. Они, казалось, в некотором смятении кружили в небе над ним, и стоило Абраксасу глянуть на них, как его опять захватила волшебная игра света в их кривых зеркалах, и снова ему начало казаться, что на плечах его вновь плащ Тевиров и что опять он выше ростом всех остальных чуть ли не на полсажени.
«Вот, вот оно — величие!» — донесся еле слышный голос откуда-то с неба. Только звучал он как-то издалека и неуверенно.
Абраксас обвел взглядом небо, но сокола Териров, как во сне, он там не увидел. Что ж, не все сразу…
— Ну как, наслаждаешься? — услышал он другой голос, вполне обыденный.
Вздрогнув, Абраксас резко обернулся. Позади него на той скамье рядом с ошалевшим в неподвижности купцом сидел, положив локти на стол, какой-то пожилой полноватый мужчина. Стариком назвать его было нельзя, просто не поворачивался язык, такая сила и мощь исходила от него. Был он необычен как лицом, так и одеждой. На его чуть одутловатом гладковыбритом лице сильно выделялся породистый с горбиной нос, под которым небольшой щеточкой росли пегие от седины усы, а маленькие пытливые глаза внимательно смотрели на Абраксаса из-за толстых стекол очков в толстой непривычной оправе, похожей на черепаховую; голова венчалась седым ежиком жестких волос, открывающим для обозрения большой лоб мудреца. На плечах его был накинут непривычного вида камзол со множеством карманов с металлической оторочкой, из-под которого выглядывало нечто вроде простой мужицкой рубахи в большую цветную клетку с костяными полупрозрачными застежками; штаны его были из мягкой бесформенной ткани, а вместо сапог или ботфортов выглядывали кожаные тапки без задников — такие сам Абраксас любил носить дома, во время отдыха.
С Абраксаса как шелуха с пересохшей луковицы слетела вся его спесь. Неожиданно он ощутил себя под взглядом этого несомненно мудреца и, наверное, волшебника, мальчишкой, как в детские годы, когда получал выговоры от покойного отца. И плаща на его плечах не стало, да и рост был обыкновенным. И еще он почему-то почувствовал себя несчастным. Взглянув, в поисках поддержки, в небо, он увидел только бессмысленно, как стая вспугнутых голубей, мечущиеся в синеве серебристые шары; го-, лоса, обещавшего ему богатство и величие, не было…
— Что смотришь? — хрипловато сказал неведомый мудрец, проследив за его взглядом. — На родственничка своего надеешься? Зря. Не по тебе эта ноша, правду тебе скажу. Да и ему она не по зубам оказалась, вот и призывает тебя.
— Какой родственник? — непослушными, словно занемевшими губами произнес Абраксас.
— Эк тебя прихватило-то! — Мудрец усмехнулся. — Присядь-ка, расслабься.
Он похлопал большой сильной ладонью по столу перед собой, как бы приглашая, и Абраксас послушно опустился на место, где сидел до появления серебристых шаров.
— Какой родственник, спрашиваешь? — Мудрец не спеша полез к себе под камзол и достал оттуда нечто похожее на бутылку из-под вина, но прозрачную и заполненную прозрачной же жидкостью. На бутылке была белая продолговатая наклейка с какой-то витиеватой надписью и овальным рисунком посередине, изображавшим пшеничное поле со снопом на переднем плане. — Кем он там тебе приходится — прадед, кажется? Или прапрадед? Аха этот ваш?
— Аха-колдун? — помертвевшими губами переспросил Абраксас.
— Да какой он колдун! — пренебрежительно бросил мудрец. Из второго кармана внутри камзола он достал прозрачный же стакан в тонкую продольную полоску. — Все его кол довство в Книге. Он уже забыл, как простейшее заклятие навес ти, — говорил он, откупоривая тонкую металлическую пробку и наливая из бутылки в стакан. — А по Книге кто угодно что угодно сделает. С Книгой даже мне тягаться трудно, хотя оба мы hi вашего мира. Да мне и не к чему… Выпей вот, на дорожку. Пуп тебе предстоит долгий.
Абраксас с подозрением посмотрел на подвинутый ему мере:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
…серебристых, как капли ртути… серебристых, как капли ртути… серебристых, как капли ртути… он один может оторвать свой взгляд от роящихся над площадью и городом шаров, может шевельнуться, может встать и уйти.
Но он не сделал этого.
Что-то… снова знание того, что все это представление устроено для него, остановило Абраксаса.
Шары приблизились, снизились, закручивая над площадью гигантский, вполнеба смерч, центром которого был он. Все замершие вокруг, как сомнамбулы, следили за их хороводом. Из мерцающего круга вытянулся тонкий смерчик и протянул свое щупальце к Абраксасу, который встал из-за своего стола и смотрел на него с холодным отстраненным любопытством. Серебристый шар, являющийся окончанием щупальца, замер на уровне его лица, словно приглядываясь к нему. И вдруг всей серебристой массой смерч шаров ринулся к Абраксасу, так что тот невольно вскинул руки.
Но ничего неизбежного не произошло, только Абраксас очутился словно внутри зеркала, сомкнувшегося вокруг него. Со всех сторон его окружали дробленые и искаженные отражения в крутящихся шарах, сквозь сплошную стену которых уже почти ничего не было видно. А шары, уплотняясь и ускоряя свое вращение, отражали в неровном кривом зеркале его, Абраксаса, искажающиеся до неузнаваемости фигуру и лицо. И чем скорее было вращение шаров, тем отчетливее видел себя Абраксас в этом зеркале.
Был он в этом отражении выше, чем на самом деле, и вместо обычной его одежды был на нем богато вышитый камзол, великолепный берет, вместо того обшарпанного, что он сейчас держал в руке, и рука его лежала на украшенном сверкающими камнями эфесе шпаги, спускающейся до самых каблуков ве-лп, ликолепных ботфортов, а на плечи его был накинут Заговоренный Плащ Предков, спрятанный на самом деле в его поясе… Прямо не Абраксас, а парадный портрет из галереи предков.
И он услышал голос, тот самый, который звучал в его сне сегодня ночью.
«Это ты. Ты будешь таким. Иди ко мне, и ты станешь таким», — шептал голос.
Так же неожиданно, как началось, все вдруг закончилось. Его парадное изображение в серебре зеркала рассыпалось. А само зеркало рассыпалось на серебристые искристые шары, мигом разлетевшиеся в стороны, будто в испуге.
Абраксас остался стоять среди по-прежнему неподвижной толпы, но словно бы совсем отдельно, будто один на площади и во всем городе. Он огляделся — нет, люди были рядом, в тех же позах. Только животные, кажется, не замечали ни шаров, ни неподвижных людей: лошади и волы жевали свое сено и овес; птицы клевали все, что попадалось им; собаки искали добычу и удивленно воровали куски мяса прямо с прилавков мясников; прошла полная достоинства сытая пушистая кошка с придушенным только что здоровенным куренком.
Шары тоже никуда не исчезли. Они, казалось, в некотором смятении кружили в небе над ним, и стоило Абраксасу глянуть на них, как его опять захватила волшебная игра света в их кривых зеркалах, и снова ему начало казаться, что на плечах его вновь плащ Тевиров и что опять он выше ростом всех остальных чуть ли не на полсажени.
«Вот, вот оно — величие!» — донесся еле слышный голос откуда-то с неба. Только звучал он как-то издалека и неуверенно.
Абраксас обвел взглядом небо, но сокола Териров, как во сне, он там не увидел. Что ж, не все сразу…
— Ну как, наслаждаешься? — услышал он другой голос, вполне обыденный.
Вздрогнув, Абраксас резко обернулся. Позади него на той скамье рядом с ошалевшим в неподвижности купцом сидел, положив локти на стол, какой-то пожилой полноватый мужчина. Стариком назвать его было нельзя, просто не поворачивался язык, такая сила и мощь исходила от него. Был он необычен как лицом, так и одеждой. На его чуть одутловатом гладковыбритом лице сильно выделялся породистый с горбиной нос, под которым небольшой щеточкой росли пегие от седины усы, а маленькие пытливые глаза внимательно смотрели на Абраксаса из-за толстых стекол очков в толстой непривычной оправе, похожей на черепаховую; голова венчалась седым ежиком жестких волос, открывающим для обозрения большой лоб мудреца. На плечах его был накинут непривычного вида камзол со множеством карманов с металлической оторочкой, из-под которого выглядывало нечто вроде простой мужицкой рубахи в большую цветную клетку с костяными полупрозрачными застежками; штаны его были из мягкой бесформенной ткани, а вместо сапог или ботфортов выглядывали кожаные тапки без задников — такие сам Абраксас любил носить дома, во время отдыха.
С Абраксаса как шелуха с пересохшей луковицы слетела вся его спесь. Неожиданно он ощутил себя под взглядом этого несомненно мудреца и, наверное, волшебника, мальчишкой, как в детские годы, когда получал выговоры от покойного отца. И плаща на его плечах не стало, да и рост был обыкновенным. И еще он почему-то почувствовал себя несчастным. Взглянув, в поисках поддержки, в небо, он увидел только бессмысленно, как стая вспугнутых голубей, мечущиеся в синеве серебристые шары; го-, лоса, обещавшего ему богатство и величие, не было…
— Что смотришь? — хрипловато сказал неведомый мудрец, проследив за его взглядом. — На родственничка своего надеешься? Зря. Не по тебе эта ноша, правду тебе скажу. Да и ему она не по зубам оказалась, вот и призывает тебя.
— Какой родственник? — непослушными, словно занемевшими губами произнес Абраксас.
— Эк тебя прихватило-то! — Мудрец усмехнулся. — Присядь-ка, расслабься.
Он похлопал большой сильной ладонью по столу перед собой, как бы приглашая, и Абраксас послушно опустился на место, где сидел до появления серебристых шаров.
— Какой родственник, спрашиваешь? — Мудрец не спеша полез к себе под камзол и достал оттуда нечто похожее на бутылку из-под вина, но прозрачную и заполненную прозрачной же жидкостью. На бутылке была белая продолговатая наклейка с какой-то витиеватой надписью и овальным рисунком посередине, изображавшим пшеничное поле со снопом на переднем плане. — Кем он там тебе приходится — прадед, кажется? Или прапрадед? Аха этот ваш?
— Аха-колдун? — помертвевшими губами переспросил Абраксас.
— Да какой он колдун! — пренебрежительно бросил мудрец. Из второго кармана внутри камзола он достал прозрачный же стакан в тонкую продольную полоску. — Все его кол довство в Книге. Он уже забыл, как простейшее заклятие навес ти, — говорил он, откупоривая тонкую металлическую пробку и наливая из бутылки в стакан. — А по Книге кто угодно что угодно сделает. С Книгой даже мне тягаться трудно, хотя оба мы hi вашего мира. Да мне и не к чему… Выпей вот, на дорожку. Пуп тебе предстоит долгий.
Абраксас с подозрением посмотрел на подвинутый ему мере:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144