Рубаха у него расстегнута сверху донизу, на шее вздулись толстые жилы.
- Нет, ты скажи, - кричит он Игнату, - чем тебе спутники мешают?
Игнат не пьет. Перед ним нет ни стакана, ни бутылки, но он все-таки закусывает: сосет принесенную с собой вяленую ставридку.
- Боров! Ты ж чистый боров! - кричит Жорка. - Только то и видишь, что перед рылом, что бы сожрать можно...
- Я - хозяин, - говорит Игнат. Губы у него трясутся. - Человек самостоятельный, а не пустодом, как ты. Мне про семью думать надо.
Он аккуратно завертывает в обрывок газеты недоеденную ставридку, поднимается и уходит.
- Чего ты к нему пристаешь, Егор? - спрашивает Иван Данилович. - Зачем дразнишь?
- Не люблю жмотов. Он из-под себя все съесть готов.
- Ну и пускай. Лишь бы тебя не заставлял. И орать незачем.
- Я виноват, что у меня голос такой?
- В тебе не голос - червоное в тебе кричит... Ты мне что обещал? Вон носишь у себя на грудях наглядную агитацию - посматривай на нее почаще.
Жорка трогает ворот рубахи, и тогда всем становится видна наколотая синими точками бутылка и надпись сверху: "Что нас губит". Все грохочут. Жорка вспыхивает, но сдерживается и машет рукой.
- Ладно, Данилыч, точка! Счас спать пойду... А, Боцман! - Он явно рад поговорить о другом. - Ну как, уши на месте или батька совсем оторвал? Ничего, целы, теперь шибче расти будут... Да ты не надувайся, ты лучше расскажи, как ночью к пограничникам ходил. Не боялся?
- Не. Даже мертвяков не испугался.
- Каких мертвяков?
- Ну, фашистов. Которые в доте.
- А ты их видел?
- А то нет! Конечно, видел.
Теперь ему и в самом деле кажется, что ночью он своими глазами видел мертвых фашистов, и он хочет рассказать, какие они, но рыбаки так начинают хохотать, что он умолкает и сползает со скамейки.
- А ну вас, - обиженно говорит он, - а еще большие... Пошли, Бимс.
Через несколько шагов его догоняет Жорка.
- Ты это, - заплетающимся языком произносит он, - ты давай не сердись. Беда большая - посмеялись чуток. От этого не облиняешь... Пошли, я утром тебе подарок припас, только ты спал.
Сашук молчит. Сгоряча он даже собирается сказать, что нечего подлизываться, не нужны ему подарки, раз над ним смеются, но ему хочется узнать, что припас Жорка, и он молчит. Сказать можно и потом, если подарок окажется неинтересным.
В бригадном бараке Игнат горбится над раскрытым сундучком.
- Мильоны пересчитываешь? - кричит ему Жорка.
Игнат, не отвечая, поворачивается так, чтобы спиной закрыть сундучок.
Жорка заглядывает под свою койку, озадаченно чешет за ухом.
- Ага! Я же во дворе спрятал...
В углу двора из-под вороха старых рваных сетей он достает оплетенный мелкой сеткой стеклянный шар. Шар огромный - с Сашукову голову, может, даже больше. Сашук немеет от восхищения, осторожно берет шар в руки. Он шершавый - облеплен высохшими ракушками, заскорузлая сетка прикипела к стеклу. От шара пронзительно пахнет морем и солью.
- Ну как, годится?
- Спрашиваешь!.. А это что?
- Кухтыль... Поплавок, на которых сети держатся, чтобы не утонули.
- А где?..
- Море выкинуло. А я подобрал. Еще б одну штучку найти, веревкой связать - и на таких пузырях куда хочешь плыви.
- И на глыбь?
- Говорю, куда хочешь.
Жорка уходит "храпануть", а Сашук бережно несет кухтыль под навес, укладывает на обеденный стол и рассматривает со всех сторон. Стекло толстое, зеленоватое. Оно такое сделано или стало зеленым оттого, что плавало в море?.. Может, и в середке что-нибудь есть? Но середку рассмотреть трудно - сетка мелка и густо облеплена ракушками. Они так плотно приросли, что никак не отколупываются; ноготь сломался, а ни одна не стронулась...
В дверях хаты появляется Игнат Приходько. Он подходит, берет кухтыль, вертит его в руках.
- Бесполезная вещь. Хотя... если разрезать пополам, полумиски будут.
- Отдай, - говорит Сашук, - не надо мне полумисков, мне кухтыль нужен, я на нем плавать буду.
- Баловство, - говорит Игнат и вздыхает. - Растешь ты, как репей, некому тебя к рукам прибрать...
- Дядя Гнат, - спрашивает вдруг Сашук, - а кто это кугут?
- Ну... вроде как кулак, скупой и жадный.
- А ты вправду скупой и жадный?
- Тебя кто подучил?
- Никто не подучивал, просто Жорка говорит - ты кугут.
- Ты его поменьше слушай, дурошлёпа. От него добра не наберешься. Ты к самостоятельным, хозяйственным людям приглядайся, до них примеривайся.
- Как ты?
- Как я. И другие прочие. Кто тихо живет и про завтрашний день думает. Ты еще малой, а все равно должен соображать. Вот этого горлопана возьми. Что от него? Шалтай-болтай, живет врастопырку. Ни кола ни двора, штанов лишних и то нет...
Это Сашук знает. Все Жоркино имущество помещается в обтерханном чемоданишке, у которого даже замки не запираются, клямки так и торчат кверху, и он перевязывает крышку бечевкой. Да зачем его и запирать, если он полупустой: кроме застиранных рубах да пары трусов, ничего в нем и нет. А у Игната сундучок аккуратный, прочный. Что в нем, Сашук не видел, так как сундучок всегда заперт висячим замком, а если Игнат его открывает, то обязательно поворачивается так, чтобы никто заглянуть не мог.
- Горлопан этот, - продолжал Игнат, - человек как есть бесполезный. Что заработал, почитай, все и пропил. Неизвестно, для чего и живет.
- А для чего человек должен жить?
- Для пользы! Всякая вещь и человек должны быть для пользы.
- И я?
- Ну, пока пользы от тебя, как от козла молока, только зря хлеб жуешь. Ты еще несмышленыш, вроде кутенка своего. Вот и должен с малолетства привыкать себе на пользу стараться...
Последнюю фразу Сашук уже не слушает.
- Ну и ладно, - говорит он, - ну и пускай мы бесполезные...
Он уносит кухтыль домой, закатывает под топчан и еще прикрывает сверху ветошкой, чтобы никто не увидел. А что делать дальше? Отец и мать придут не скоро, да и что от них? Мать примется стряпать обед, отец уйдет в лавку, к рыбакам. Пойти и ему в лавку? Снова поднимут на смех. Хорошо бы с Жоркой пойти купаться, - нырять, взобравшись ему на закорки, жутковато, но весело. Однако Жорка за перегородкой храпит так, что барак трясется. Не будить же...
Сашук идет к причалу. Цех заперт, транспортер неподвижен, ящики для рыбы пусты. Лодки, привязанные к причалу, раскачиваются, стукаются бортами о сваи. Хорошо бы спрыгнуть в лодку и покачаться на волнах, но Сашук боится, что до лодки ему не допрыгнуть. На узкой песчаной полосе вдоль обрыва нет ни души. Даже чайки куда-то подевались. Внезапно Сашука осеняет: вдруг море выкинуло еще один кухтыль?.. Если Жорка нашел, может, и он найдет?
Ноги вязнут в сыпучем песке, от раскаленного солнцем глинистого обрыва пышет жаром. Сашук сворачивает к урезу. Мокрый песок плотен, ноги то и дело окатывает теплая волна. Сашук старательно рассматривает все, что море вынесло на берег. Кроме бурых водорослей и всякой мелкой дряни, ничего здесь нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
- Нет, ты скажи, - кричит он Игнату, - чем тебе спутники мешают?
Игнат не пьет. Перед ним нет ни стакана, ни бутылки, но он все-таки закусывает: сосет принесенную с собой вяленую ставридку.
- Боров! Ты ж чистый боров! - кричит Жорка. - Только то и видишь, что перед рылом, что бы сожрать можно...
- Я - хозяин, - говорит Игнат. Губы у него трясутся. - Человек самостоятельный, а не пустодом, как ты. Мне про семью думать надо.
Он аккуратно завертывает в обрывок газеты недоеденную ставридку, поднимается и уходит.
- Чего ты к нему пристаешь, Егор? - спрашивает Иван Данилович. - Зачем дразнишь?
- Не люблю жмотов. Он из-под себя все съесть готов.
- Ну и пускай. Лишь бы тебя не заставлял. И орать незачем.
- Я виноват, что у меня голос такой?
- В тебе не голос - червоное в тебе кричит... Ты мне что обещал? Вон носишь у себя на грудях наглядную агитацию - посматривай на нее почаще.
Жорка трогает ворот рубахи, и тогда всем становится видна наколотая синими точками бутылка и надпись сверху: "Что нас губит". Все грохочут. Жорка вспыхивает, но сдерживается и машет рукой.
- Ладно, Данилыч, точка! Счас спать пойду... А, Боцман! - Он явно рад поговорить о другом. - Ну как, уши на месте или батька совсем оторвал? Ничего, целы, теперь шибче расти будут... Да ты не надувайся, ты лучше расскажи, как ночью к пограничникам ходил. Не боялся?
- Не. Даже мертвяков не испугался.
- Каких мертвяков?
- Ну, фашистов. Которые в доте.
- А ты их видел?
- А то нет! Конечно, видел.
Теперь ему и в самом деле кажется, что ночью он своими глазами видел мертвых фашистов, и он хочет рассказать, какие они, но рыбаки так начинают хохотать, что он умолкает и сползает со скамейки.
- А ну вас, - обиженно говорит он, - а еще большие... Пошли, Бимс.
Через несколько шагов его догоняет Жорка.
- Ты это, - заплетающимся языком произносит он, - ты давай не сердись. Беда большая - посмеялись чуток. От этого не облиняешь... Пошли, я утром тебе подарок припас, только ты спал.
Сашук молчит. Сгоряча он даже собирается сказать, что нечего подлизываться, не нужны ему подарки, раз над ним смеются, но ему хочется узнать, что припас Жорка, и он молчит. Сказать можно и потом, если подарок окажется неинтересным.
В бригадном бараке Игнат горбится над раскрытым сундучком.
- Мильоны пересчитываешь? - кричит ему Жорка.
Игнат, не отвечая, поворачивается так, чтобы спиной закрыть сундучок.
Жорка заглядывает под свою койку, озадаченно чешет за ухом.
- Ага! Я же во дворе спрятал...
В углу двора из-под вороха старых рваных сетей он достает оплетенный мелкой сеткой стеклянный шар. Шар огромный - с Сашукову голову, может, даже больше. Сашук немеет от восхищения, осторожно берет шар в руки. Он шершавый - облеплен высохшими ракушками, заскорузлая сетка прикипела к стеклу. От шара пронзительно пахнет морем и солью.
- Ну как, годится?
- Спрашиваешь!.. А это что?
- Кухтыль... Поплавок, на которых сети держатся, чтобы не утонули.
- А где?..
- Море выкинуло. А я подобрал. Еще б одну штучку найти, веревкой связать - и на таких пузырях куда хочешь плыви.
- И на глыбь?
- Говорю, куда хочешь.
Жорка уходит "храпануть", а Сашук бережно несет кухтыль под навес, укладывает на обеденный стол и рассматривает со всех сторон. Стекло толстое, зеленоватое. Оно такое сделано или стало зеленым оттого, что плавало в море?.. Может, и в середке что-нибудь есть? Но середку рассмотреть трудно - сетка мелка и густо облеплена ракушками. Они так плотно приросли, что никак не отколупываются; ноготь сломался, а ни одна не стронулась...
В дверях хаты появляется Игнат Приходько. Он подходит, берет кухтыль, вертит его в руках.
- Бесполезная вещь. Хотя... если разрезать пополам, полумиски будут.
- Отдай, - говорит Сашук, - не надо мне полумисков, мне кухтыль нужен, я на нем плавать буду.
- Баловство, - говорит Игнат и вздыхает. - Растешь ты, как репей, некому тебя к рукам прибрать...
- Дядя Гнат, - спрашивает вдруг Сашук, - а кто это кугут?
- Ну... вроде как кулак, скупой и жадный.
- А ты вправду скупой и жадный?
- Тебя кто подучил?
- Никто не подучивал, просто Жорка говорит - ты кугут.
- Ты его поменьше слушай, дурошлёпа. От него добра не наберешься. Ты к самостоятельным, хозяйственным людям приглядайся, до них примеривайся.
- Как ты?
- Как я. И другие прочие. Кто тихо живет и про завтрашний день думает. Ты еще малой, а все равно должен соображать. Вот этого горлопана возьми. Что от него? Шалтай-болтай, живет врастопырку. Ни кола ни двора, штанов лишних и то нет...
Это Сашук знает. Все Жоркино имущество помещается в обтерханном чемоданишке, у которого даже замки не запираются, клямки так и торчат кверху, и он перевязывает крышку бечевкой. Да зачем его и запирать, если он полупустой: кроме застиранных рубах да пары трусов, ничего в нем и нет. А у Игната сундучок аккуратный, прочный. Что в нем, Сашук не видел, так как сундучок всегда заперт висячим замком, а если Игнат его открывает, то обязательно поворачивается так, чтобы никто заглянуть не мог.
- Горлопан этот, - продолжал Игнат, - человек как есть бесполезный. Что заработал, почитай, все и пропил. Неизвестно, для чего и живет.
- А для чего человек должен жить?
- Для пользы! Всякая вещь и человек должны быть для пользы.
- И я?
- Ну, пока пользы от тебя, как от козла молока, только зря хлеб жуешь. Ты еще несмышленыш, вроде кутенка своего. Вот и должен с малолетства привыкать себе на пользу стараться...
Последнюю фразу Сашук уже не слушает.
- Ну и ладно, - говорит он, - ну и пускай мы бесполезные...
Он уносит кухтыль домой, закатывает под топчан и еще прикрывает сверху ветошкой, чтобы никто не увидел. А что делать дальше? Отец и мать придут не скоро, да и что от них? Мать примется стряпать обед, отец уйдет в лавку, к рыбакам. Пойти и ему в лавку? Снова поднимут на смех. Хорошо бы с Жоркой пойти купаться, - нырять, взобравшись ему на закорки, жутковато, но весело. Однако Жорка за перегородкой храпит так, что барак трясется. Не будить же...
Сашук идет к причалу. Цех заперт, транспортер неподвижен, ящики для рыбы пусты. Лодки, привязанные к причалу, раскачиваются, стукаются бортами о сваи. Хорошо бы спрыгнуть в лодку и покачаться на волнах, но Сашук боится, что до лодки ему не допрыгнуть. На узкой песчаной полосе вдоль обрыва нет ни души. Даже чайки куда-то подевались. Внезапно Сашука осеняет: вдруг море выкинуло еще один кухтыль?.. Если Жорка нашел, может, и он найдет?
Ноги вязнут в сыпучем песке, от раскаленного солнцем глинистого обрыва пышет жаром. Сашук сворачивает к урезу. Мокрый песок плотен, ноги то и дело окатывает теплая волна. Сашук старательно рассматривает все, что море вынесло на берег. Кроме бурых водорослей и всякой мелкой дряни, ничего здесь нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21