ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А тут вдруг помирать! Сашук только раз видел покойницу бабку. Лицо у нее стало маленькое, желтое и какое-то чужое. А самое страшное - она стала неживой: не говорила, не смотрела, лежала на столе, сложив руки, а потом ее увезли и закопали в землю...
Сашука охватывает все большая тревога и смятение. Он уже просто бежит бегом и вдруг замечает, что отец тоже бежит, обгоняет его - и прямиком на бригадный двор.
Посреди двора стоит "газик". Обе дверцы его распахнуты, во все сиденье растянулся на животе вихрастый парень. Он лежит и курит.
- Слушай, - запыхавшись, говорит отец, - слушай, друг! Выручи, сделай одолжение - подкинь человека до Тузлов... А?
Парень поднимает взгляд на отца.
- Какого человека?
- Да жинка у меня захворала, срочно в больницу надо. А тут хоть убейся - никакого транспорта. Ни лошади, ничего, хоть на себе неси...
- Нет, - говорит вихрастый, - не имею права. Я "козлу" не хозяин. Проси начальника. Мне что? Скажет - отвезу!
- А где твой начальник?
- С бригадиром куда-то подались. Может, в лавку...
Иван Данилович сидит на крыльце за столом. На столе две пустые бутылки из-под червоного и одна начатая. Напротив сидит незнакомый человек в вышитой рубашке. Нельзя сказать, что он жирный или толстый. Он просто очень сытый, весь налитой и такой гладкий, что рубашка на нем лежит без единой морщинки.
- Доброго здоровья, - говорит отец, подходя к крыльцу и стаскивая кепку.
- Привет, привет, - отвечает Гладкий и вопросительно смотрит на Ивана Даниловича.
- Рыбак наш, - роняет тот.
- Я до вас, - говорит отец. - Просьба у меня... Насквозь всю Балабановку и Николаевку избегал. Ни лошади, ничего... А в колхозе все машины в разгоне. И председатель говорит: не имею права с уборки снять, голову оторвут...
- Правильно, оторвут, - солидно подтверждает Гладкий. - А в чем дело?
- Жинка у него захворала, - объясняет Иван Данилович. - Недавно из больницы выписалась, сюда приехала и слегла.
- Зачем же рано выписали?
- Разве спрашивают? Выписали, и все, - говорит отец. Пот еще обильнее выступает у него на лице, на шее, он начинает торопливо вытирать его скомканной кепкой. - Сделайте такое одолжение...
- Так а я при чем? Я не доктор.
- Дозвольте на вашей машине до Тузлов отвезти. Всего двадцать пять километров...
Отец заискивающе, просительно смотрит на гладкого. Тот молчит и думает. Лицо его остается неподвижным, только словно твердеет, становится еще более тугим и налитым.
- Ну, - говорит он, - я эти двадцать пять километров знаю. Часа полтора будет тащиться, да там пока то да сё... Это я сколько часов потеряю? Нет, не могу. Не имею права. Мое время мне не принадлежит, я на работе. В соседнем колхозе уборку заваливают, надо туда гнать, накачку делать... Изыскивайте местные ресурсы.
Он допивает свой стакан, тыльной стороной ладони вытирает губы и тянется за шляпой. Шляпа светло-желтая и вся в дырочках, как решето, чтобы продувало. Сашук переводит взгляд на Ивана Даниловича. Он ждет, что Иван Данилович сейчас скажет и этот Гладкий его послушается, как слушаются все. Но Иван Данилович молчит, смотрит в стол и размазывает пальцем по столешнице лужицу червоного.
Гладкий, а за ним Иван Данилович сходят с крыльца, направляются в бригадный двор. Отец и Сашук идут позади. Отец так и не надевает кепки. Должно быть, хочет улучить момент, когда тот обернется или остановится, и снова попросить, а может, надеется, что он и сам передумает. Сашук тоже надеется. Шофер, еще издали завидев начальство, садится за баранку и заводит мотор.
Гладкий, повернувшись к Ивану Даниловичу, поднимает ладонь к шляпе, открывает переднюю дверцу. И тогда Сашук понимает, что он не передумает, что мамка так и останется лежать в душной, звенящей мухами боковушке, будет страшно стонать и, может, даже помрет... Сам себя не помня, Сашук сжимает кулаки и что есть силы, со всей злостью, на какую способен, кричит в налитую, обтянутую рубашкой спину:
- Самордуй!
За шумом мотора Гладкий не слышит или не обращает внимания, он даже не оборачивается. Но отец слышит и дает Сашуку такую затрещину, что тот летит кубарем.
Давно уже улеглась пыль, поднятая кургузым "козлом", а Сашук все еще сидит под навесом, размазывая по щекам злые слезы. Домой он идти не хочет: там отец, а отца он сейчас не любит и презирает. И Ивана Даниловича тоже. Оба забоялись. Вот был бы Жорка, он бы врезал этому самордую... Да и сам Сашук тоже бы не забоялся, если бы камень или еще что. Как запулил бы!.. Он долго перебирает, чем бы можно запулить в гладкого или прищучить его другим способом, и слезы незаметно высыхают.
Взгляд его бесцельно блуждает по пустому двору, поднимается выше и останавливается на пограничной вышке. Сашук вскакивает. Как же он раньше не догадался?! У них же есть лошади - он сам видел! - а может, и машины тоже...
Сашук стремглав бежит мимо старых окопов и развалин дота. Лошади возле вышки не видно, но это ничего, где-то они же есть, может, спрятаны...
Запыхавшийся Сашук подбегает к лестнице и, задрав голову, кричит:
- Дяди! Эй, дяди!
Никто не отзывается. Сашук стучит кулаками по лестнице и снова кричит:
- Дяденьки!.. Дядя Хаким!
И наверху и вокруг тихо, лишь тоненько и заунывно посвистывает ветер в переплетениях вышки.
С трудом преодолевая широкие проемы между ступеньками, Сашук карабкается наверх. Дверь заперта на щеколду - значит, там никого нет, но Сашук все-таки открывает. В будке пусто.
Спускаться вниз почему-то намного труднее и страшнее, чем лезть наверх. Сашук пятится задом, долго ищет правой ногой нижнюю ступеньку, еле-еле достает до нее, переставляет левую и только потом снова опускает правую, чтобы искать следующую ступеньку.
Подавленный неудачей, он бредет домой и уже подходит к ограде двора, когда замечает, что вдоль задов ближних хат клубится пыль. Сашук смотрит без всякого интереса - что интересного в поднятой ветром пыли? Но на повороте в пыльном облаке мелькает оранжевый кузов. Ветер оттягивает пыль в сторону, и уже ясно видно, что оранжевый автомобиль направляется к откосу, ведущему на пляж. Сашук бежит навстречу машине, потом вдруг спохватывается и стремглав бросается в барак.
- Папа! Пап! - кричит он.
- Тихо ты! - замахивается на него отец кепкой, которую так и не выпускает из рук. - Не видишь?
Мать лежит с закрытыми глазами. Лицо у нее уже не просто бледное, а иссиня-землистое.
- Так папа же! - шепотом кричит Сашук. - Там Звездочет приехал!
- Чего мелешь?
- Ну, дяденька этот... на машине. Пойдем его попросим.
Отец вскакивает, они вдвоем бегут к оранжевому автомобилю. Ануся вприпрыжку скачет к откосу, мама ее с туго набитой сумкой идет следом, а Звездочет захлопывает дверцы и взваливает на плечо колья для тента, обмотанные простыней.
- Гражданин! - отчаянным голосом говорит, подбегая, отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21