Пробирался он среди ребятишек так осторожно, что никогда ни одному клопу на ногу не наступил. Сам заходил в оглобли. Помогал себя запрячь. Детвора усаживалась на телегу.
Вы, может быть, думаете, что Берек сразу трогал с места? Никогда! Он оглядывался, убеждался, что все уселись как полагается, и только тогда шагом трогался в путь. Лишь на улице он переходил на неспешную рысцу. Так он бежал до конца дороги. Ребята могли надрываться сколько им угодно - кричать, чмокать, дергать вожжи, Берек не обращал на это никакого внимания.
"Извините, я уж сам знаю, что делать! - говорил он им, оглядываясь. - Яйца курицу не учат!"
Изредка, впрочем, он сдавался на просьбы детей. Особенно когда слышал пискливый голосок Вгении, упрекавшей его:
- Беренька, что же ты? Скорей! Прибавь ходу!
Тогда Берек пускался умеренным галопом. Пробегал так метров сто, после чего кивал головой и сбавлял ход, давая понять, что на сегодня хватит и больше его ни на какие авантюры не подобьешь.
Среди моих гостей был один юнец, который захотел править Береком. И заставить коня делать то, что он, возница, желает. Это было нахальство! Берек наш был намного умнее этого самозванного кучера. Вез он свой живой груз так осторожно, словно это была стеклянная посуда. Раз и навсегда он решил, что безопаснее всего ехать по колее. И никогда с нее не сворачивал.
Мой самозванный кучер делал все, что мог, чтобы, как говорится, сбить коня с пути истинного, или, попросту, заставить его свернуть с дороги. И тут Берек показывал, на что он способен.
Он делал вид, что поворачивает. Кучер отпускал вожжи, Берек махал головой - и вожжи лежали на земле.
Любая другая лошадь могла кинуться тут вперед очертя голову. Могла случиться беда. А Берек, выдернув вожжи, останавливался. Оглядывался. Ах, как ехидно умела смотреть эта лошадь! Словно говорила:
"Эх ты, кучер! Вожжей в руках удержать не можешь, а еще править хочешь. Научись сначала! А пока, будь любезен, веди себя прилично и не учи старших". Разве не прав был наш буланый? Берек наизусть знал все дороги, которыми приходилось обычно ездить. Когда мы выезжали из дому, на первом же перекрестке останавливался, оглядывался и спрашивал:
"В лес? Или на реку? А может, в Житомице за фруктами?"
Когда ему было ясно, куда ехать, - бежал без остановки. Все той же неспешной рысцой. Он не любил переутомляться.
"Поспеете вовремя, - уверял он детей. - Куда спешить? Да и зачем?"
На обратном пути он всегда немного прибавлял шагу. Впрочем, тоже не слишком. Но, в общем, домой всегда вез быстрее, чем из дому. И уж не останавливался по дороге, хоть бы ребята из последних сил дергали вожжи. Он только махал головой и знай себе бежал вперед.
"Оставьте меня в покое! Наигрались уже! Пора вам домой. Да и я не прочь подзакусить и отдохнуть".
Берек был конь бывалый, видал в жизни всякое. И потому ничего не боялся. Ни автомобилей, ни даже поездов. Стриг, правда, ушами, услышав свисток паровоза. Но выглядело это так, словно он удивлялся: как можно ни с того ни с сего поднимать такой шум? И представьте себе, что этот умный, опытный, бывалый Берек однажды потерял голову! Испугался. Да кого? Как раз Вгении, своей сердечной подружки!
Ребятам пришло в голову устроить маскарад. Пошли, понятно, в ход все цветные тряпки. Дети сделали себе из бумаги маски с отверстиями для глаз и носа. Ужасное было зрелище! Славные ребятишки в этих масках выглядели как чучела. Бал-маскарад происходил в саду. Писк, визг стоял такой, что в ушах звенело. Словом, сами понимаете.
И вдруг нескольким ряженым пришло в голову выбежать во двор. Собаки поджали хвосты - и наутек! Кошка вскочила на крышу - и только ее и видели. А Берек...
Он как раз стоял во дворе, когда к нему подскочила Вгения. Бедный буланый вытаращил глаза, раздул ноздри и - уселся! Да, да! Сел, как собака, на задние ноги, а передние вытянул перед собой!
И вдруг как подскочит, как ударит о землю сразу всеми четырьмя ногами! Ребятню словно ветром сдуло. Одна только Вгения не испугалась. Она сорвала с себя маску и закричала:
- Берек, Беренька, это я!
Берек вытянул шею и глубоко втянул в себя воздух. Он еще не верил. Лишь спустя порядочное время медленно, осторожно приблизился к Вгении. Постриг ушами, подумал. Наконец подошел к ней вплотную. Положил голову ей на плечо и глубоко вздохнул.
"И зачем тебе надо было, девчурка, так дурачить старого Берека?" упрекнул он ее.
Увы, все на свете кончается! Вот и Береку пришлось отвезти на станцию своих маленьких друзей. Мы остались одни. Берек был грустен. Я уверен, что он скучал по маленькой Вгении. И она не забывала Берека и в каждой открытке, которую писала мне, посылала ему приветы и поклоны.
Но он не сердился на Вгению. Минуткой позже уже брал хлеб у нее из рук. А хлеб Берек любил больше сахара. С этого времени он, впрочем, недоверчиво поглядывал на всякую бумагу. Видно, напоминала она ему ту маску, которой он так позорно испугался.
Увы, все на свете кончается! Вот и Береку пришлось отвезти на станцию своих маленьких друзей. Мы остались одни. Берек был грустен. Я уверен, что он скучал по маленькой Вгении. И она не забывала Берека и в каждой открытке, которую писала мне, посылала ему приветы и поклоны.
Я читал Береку вслух ее открытки. Понимал ли он меня, я не уверен. Зато уверен, что даже самое теплое и ласковое письмо никогда не заменит нам того, кого мы любим...
ДУШЕК
Душека я нашел поздней осенью на кладбище. Он был привязан ремнем к дереву. И едва дышал. Я разрезал петлю. Осматриваю собаку. Пес в общем ничего. Кудлатый пестрый, с обрубленным хвостом. Очевидно, прежде он изображал жесткошерстого фокстерьера, хотя значительно больше походил на дворняжку. Я взял его домой. Учитывая обстоятельства, при которых я с ним познакомился, назвал я собаку Душеком.
Собаки бывают разные. Добрые, злые, умные, глупые. Но такого прохвоста, как эта кладбищенская находка, я еще не видел!
Первые дни пребывания в моем доме Душек спал. Это был счастливейший период нашей совместной жизни. Потому что, когда Душек выспался, он начал есть. Что этот пес мог слопать единым духом - невозможно вообразить. Фетровая шляпа, новые туфли, блокнот, два толстенных тома энциклопедии - это была всего лишь закуска, за которой следовали коврик и две сапожные щетки! Все, что как-нибудь поддавалось зубам, пропадало бесследно. Наконец, когда было с несомненностью установлено, что Душек, сожрал одеяло и две пуховые подушки, он был приговорен к заключению в загородке за проволочной сеткой.
Мы облегченно вздохнули. Но ненадолго. Душек подкопался под решетку и убежал из своей тюрьмы. Утром, едва открылась дверь в кухню, он был уже там. Вся морда в перьях. Ни тени сомнения, что он охотился на кур. Следствие, допросы. В кусте крыжовника обнаружен соседский петух с вырванным боком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Вы, может быть, думаете, что Берек сразу трогал с места? Никогда! Он оглядывался, убеждался, что все уселись как полагается, и только тогда шагом трогался в путь. Лишь на улице он переходил на неспешную рысцу. Так он бежал до конца дороги. Ребята могли надрываться сколько им угодно - кричать, чмокать, дергать вожжи, Берек не обращал на это никакого внимания.
"Извините, я уж сам знаю, что делать! - говорил он им, оглядываясь. - Яйца курицу не учат!"
Изредка, впрочем, он сдавался на просьбы детей. Особенно когда слышал пискливый голосок Вгении, упрекавшей его:
- Беренька, что же ты? Скорей! Прибавь ходу!
Тогда Берек пускался умеренным галопом. Пробегал так метров сто, после чего кивал головой и сбавлял ход, давая понять, что на сегодня хватит и больше его ни на какие авантюры не подобьешь.
Среди моих гостей был один юнец, который захотел править Береком. И заставить коня делать то, что он, возница, желает. Это было нахальство! Берек наш был намного умнее этого самозванного кучера. Вез он свой живой груз так осторожно, словно это была стеклянная посуда. Раз и навсегда он решил, что безопаснее всего ехать по колее. И никогда с нее не сворачивал.
Мой самозванный кучер делал все, что мог, чтобы, как говорится, сбить коня с пути истинного, или, попросту, заставить его свернуть с дороги. И тут Берек показывал, на что он способен.
Он делал вид, что поворачивает. Кучер отпускал вожжи, Берек махал головой - и вожжи лежали на земле.
Любая другая лошадь могла кинуться тут вперед очертя голову. Могла случиться беда. А Берек, выдернув вожжи, останавливался. Оглядывался. Ах, как ехидно умела смотреть эта лошадь! Словно говорила:
"Эх ты, кучер! Вожжей в руках удержать не можешь, а еще править хочешь. Научись сначала! А пока, будь любезен, веди себя прилично и не учи старших". Разве не прав был наш буланый? Берек наизусть знал все дороги, которыми приходилось обычно ездить. Когда мы выезжали из дому, на первом же перекрестке останавливался, оглядывался и спрашивал:
"В лес? Или на реку? А может, в Житомице за фруктами?"
Когда ему было ясно, куда ехать, - бежал без остановки. Все той же неспешной рысцой. Он не любил переутомляться.
"Поспеете вовремя, - уверял он детей. - Куда спешить? Да и зачем?"
На обратном пути он всегда немного прибавлял шагу. Впрочем, тоже не слишком. Но, в общем, домой всегда вез быстрее, чем из дому. И уж не останавливался по дороге, хоть бы ребята из последних сил дергали вожжи. Он только махал головой и знай себе бежал вперед.
"Оставьте меня в покое! Наигрались уже! Пора вам домой. Да и я не прочь подзакусить и отдохнуть".
Берек был конь бывалый, видал в жизни всякое. И потому ничего не боялся. Ни автомобилей, ни даже поездов. Стриг, правда, ушами, услышав свисток паровоза. Но выглядело это так, словно он удивлялся: как можно ни с того ни с сего поднимать такой шум? И представьте себе, что этот умный, опытный, бывалый Берек однажды потерял голову! Испугался. Да кого? Как раз Вгении, своей сердечной подружки!
Ребятам пришло в голову устроить маскарад. Пошли, понятно, в ход все цветные тряпки. Дети сделали себе из бумаги маски с отверстиями для глаз и носа. Ужасное было зрелище! Славные ребятишки в этих масках выглядели как чучела. Бал-маскарад происходил в саду. Писк, визг стоял такой, что в ушах звенело. Словом, сами понимаете.
И вдруг нескольким ряженым пришло в голову выбежать во двор. Собаки поджали хвосты - и наутек! Кошка вскочила на крышу - и только ее и видели. А Берек...
Он как раз стоял во дворе, когда к нему подскочила Вгения. Бедный буланый вытаращил глаза, раздул ноздри и - уселся! Да, да! Сел, как собака, на задние ноги, а передние вытянул перед собой!
И вдруг как подскочит, как ударит о землю сразу всеми четырьмя ногами! Ребятню словно ветром сдуло. Одна только Вгения не испугалась. Она сорвала с себя маску и закричала:
- Берек, Беренька, это я!
Берек вытянул шею и глубоко втянул в себя воздух. Он еще не верил. Лишь спустя порядочное время медленно, осторожно приблизился к Вгении. Постриг ушами, подумал. Наконец подошел к ней вплотную. Положил голову ей на плечо и глубоко вздохнул.
"И зачем тебе надо было, девчурка, так дурачить старого Берека?" упрекнул он ее.
Увы, все на свете кончается! Вот и Береку пришлось отвезти на станцию своих маленьких друзей. Мы остались одни. Берек был грустен. Я уверен, что он скучал по маленькой Вгении. И она не забывала Берека и в каждой открытке, которую писала мне, посылала ему приветы и поклоны.
Но он не сердился на Вгению. Минуткой позже уже брал хлеб у нее из рук. А хлеб Берек любил больше сахара. С этого времени он, впрочем, недоверчиво поглядывал на всякую бумагу. Видно, напоминала она ему ту маску, которой он так позорно испугался.
Увы, все на свете кончается! Вот и Береку пришлось отвезти на станцию своих маленьких друзей. Мы остались одни. Берек был грустен. Я уверен, что он скучал по маленькой Вгении. И она не забывала Берека и в каждой открытке, которую писала мне, посылала ему приветы и поклоны.
Я читал Береку вслух ее открытки. Понимал ли он меня, я не уверен. Зато уверен, что даже самое теплое и ласковое письмо никогда не заменит нам того, кого мы любим...
ДУШЕК
Душека я нашел поздней осенью на кладбище. Он был привязан ремнем к дереву. И едва дышал. Я разрезал петлю. Осматриваю собаку. Пес в общем ничего. Кудлатый пестрый, с обрубленным хвостом. Очевидно, прежде он изображал жесткошерстого фокстерьера, хотя значительно больше походил на дворняжку. Я взял его домой. Учитывая обстоятельства, при которых я с ним познакомился, назвал я собаку Душеком.
Собаки бывают разные. Добрые, злые, умные, глупые. Но такого прохвоста, как эта кладбищенская находка, я еще не видел!
Первые дни пребывания в моем доме Душек спал. Это был счастливейший период нашей совместной жизни. Потому что, когда Душек выспался, он начал есть. Что этот пес мог слопать единым духом - невозможно вообразить. Фетровая шляпа, новые туфли, блокнот, два толстенных тома энциклопедии - это была всего лишь закуска, за которой следовали коврик и две сапожные щетки! Все, что как-нибудь поддавалось зубам, пропадало бесследно. Наконец, когда было с несомненностью установлено, что Душек, сожрал одеяло и две пуховые подушки, он был приговорен к заключению в загородке за проволочной сеткой.
Мы облегченно вздохнули. Но ненадолго. Душек подкопался под решетку и убежал из своей тюрьмы. Утром, едва открылась дверь в кухню, он был уже там. Вся морда в перьях. Ни тени сомнения, что он охотился на кур. Следствие, допросы. В кусте крыжовника обнаружен соседский петух с вырванным боком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51