Таким
образом, наблюдающий есть наблюдаемое.
Итак, осознание обнаружило различные состояния нашего ума, дало
возможность увидеть различные представления и противоречия между ними,
раскрыло возникающий из этого конфликт и отчаяние в связи с невозмож-
ностью что-либо с этим сделать, а также позволило увидеть разнообразные
попытки ума спастись от конфликта бегством. Все это было открыто благода-
ря осторожному, колеблющемуся осознанию. Затем пришло понимание, что наб-
людающий есть наблюдаемое. Не некая высшая сущность, не высшее <Я>; (выс-
шая сущность, высшее <Я> - просто выдумка, дальнейшее представление), а
само осознание открыло, что наблюдающий есть наблюдаемое.
Вы задаете себе вопрос, кто та сущность, которая собирается полу-
чить ответ, и кто та сущность, которая собирается задать вопрос? Если эта
сущность - часть сознания, часть мышления, тогда она не способна исследо-
вать, выяснять. Понимание может произойти только в состоянии осознания,
но если в этом состоянии осознания все еще присутствует сущность, которая
говорит: <Я должен быть осознающим, я должен практиковать осознание>, -
тогда это снова представление. Осознание того, что наблюдающий есть наб-
людаемое, не является процессом отождествления с объектом наблюдения.
Отождествлять себя с чем-то довольно легко. Большинство из нас отож-
дествляет себя с чем-либо: со своей семьей, со своим мужем или женой, со
своей нацией; и это ведет ко многим страданиям и ко многим войнам. Сейчас
мы рассматриваем нечто совершенно иное, и мы должны понять это не на сло-
весном уровне, но в самом сердце, в самой основе нашего существа. В древ-
нем Китае, прежде чем начать писать картину, например, дерево, художник
сидел перед ним много дней, месяцев, лет, не имело значения, как долго,
пока он не становился деревом. Он не отождествлял себя с деревом, но был
им. Это означает, что нет пространства между ним и деревом, нет прост-
ранства между наблюдающим и наблюдаемым, нет того, кто переживает красоту
движения тени, густоту листвы, особенность окраски; он был полностью де-
ревом, и только в таком состоянии он мог писать. Всякое утверждение со
стороны наблюдающего, если он не осознал того, что он есть наблюдаемое,
создает только новый ряд представлений, и он снова оказывается у них в
плену. Но что происходит, когда наблюдающий осознает, что он есть наблю-
даемое? Не торопитесь, двигайтесь очень медленно, т.к. то, к чему мы сей-
час подходим, очень сложно. Что же происходит? Наблюдающий не действует
вообще. Наблюдающий всегда говорит: <Я должен сделать что-то с этими
представлениями, я должен преодолеть их или придать им иную форму>, он
всегда активен в отношении того, что он наблюдает, действуя и реагируя со
страстью или более спокойно, и его действия, вытекающие из того, что ему
нравится или не нравится, называются позитивным действием типа: <Это мне
нравится, поэтому я должен этим владеть, то мне не нравится, поэтому я
должен от него избавиться>; но когда наблюдающий поймет, что предмет, в
отношении которого он действует, - это он сам, тогда между ним и предме-
том нет конфликта. Он есть это, он не является чем-то отделенным от это-
го. Пока он был отдельным, он делал или пытался делать что-то с этим, но
когда он понял, что он есть предмет наблюдения, тогда нет никаких не нра-
вится или нравится, и конфликт прекращается.
Так что же ему делать? Если это нечто есть он сам, вы сами, как вы
можете действовать? Вы не можете восстать против этого, бежать от него
или даже просто игнорировать; оно существует, поэтому всякое действие,
которое вытекает из реакции типа <нравится - не нравится>, прекращается.
Тогда вы убеждаетесь, что осознание стало удивительно живым. Оно не
связано с какой-либо центральной установкой или каким-то представлением,
и из этой силы осознания возникает иное качество внимания, поэтому ум,
который есть это осознание, становится необычайно сенситивным и достигает
высокой степени мудрости.
Глава XIII
Что такое мышление? Идеи и действие.
Вызов. Материя. Возникновение мысли.
Теперь попытаемся выяснить, что такое мышление. Как отличается
мысль, которая дисциплинируется вниманием, логикой, здравым смыслом (для
нашей повседневной деятельности), от мысли, которая вообще не имеет ника-
кого значения? До тех пор, пока нам не будут ясны две эти разновидности
мысли, мы не сможем понять и то более глубокое, к чему мысль не может
прикоснуться. Итак, попытаемся понять всю ту целостную, сложную структу-
ру, которая определяет память, попытаемся понять, откуда возникает мысль,
которая затем обусловливает все наши действия, и, если мы поймем все это,
мы, быть может, натолкнемся на нечто такое, чего мысль никогда не раскры-
вала, к чему мысль никогда не могла найти ключ. Почему мысль приобрела
такое важное значение в нашей жизни, мысль, которая есть идея, ответ на
вызов, накопление памяти в клетках мозга? Быть может, многие из нас преж-
де не задавали себе такого вопроса или, если задавали, то, возможно, го-
ворили: <Это не имеет особого значения, важны эмоции>. Но я не представ-
ляю, как вы отделяете одно от другого. Если мысль не придает длительности
чувству, чувство умирает очень скоро. Итак, почему мысль приобрела такое
необычайное значение в нашей жизни, в нашей скучной, трудной, исполненной
страха жизни? Задайте себе этот вопрос, как я задаю его себе. Почему че-
ловек стал рабом мысли, хитрой мысли, которая может организовывать, кото-
рая так много изобрела, породила так много войн, создала так много стра-
ха, тревог, которая непрерывно плодит представления и гонится за собст-
венным хвостом, мысли, которая испытала удовольствие вчера и продлевает
это удовольствие в настоящее, а также в будущее; мысли, которая всегда
активна, которая всегда болтает, движется, констатирует, отбрасывает, до-
бавляет, предполагает? Идеи стали гораздо более важными для нас, чем
действия, - идеи, столь умно изложенные в книгах интеллектуалами в раз-
личных областях знания. Чем тоньше и изощреннее эти идеи, тем больше мы
преклоняемся перед ними и перед книгами, в которых они содержатся. Мы са-
ми есть эти книги, мы есть эти идеи, мы всецело обусловлены ими. Мы пост-
оянно дискутируем об идеалах, идеях и мнениях со всеми их вывертами. У
каждой религии свои догмы, свои формулировки, свой собственный путь муче-
ническом достижения богов, и когда мы исследуем истоки мысли, нам откры-
вается значение всей структуры в целом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
образом, наблюдающий есть наблюдаемое.
Итак, осознание обнаружило различные состояния нашего ума, дало
возможность увидеть различные представления и противоречия между ними,
раскрыло возникающий из этого конфликт и отчаяние в связи с невозмож-
ностью что-либо с этим сделать, а также позволило увидеть разнообразные
попытки ума спастись от конфликта бегством. Все это было открыто благода-
ря осторожному, колеблющемуся осознанию. Затем пришло понимание, что наб-
людающий есть наблюдаемое. Не некая высшая сущность, не высшее <Я>; (выс-
шая сущность, высшее <Я> - просто выдумка, дальнейшее представление), а
само осознание открыло, что наблюдающий есть наблюдаемое.
Вы задаете себе вопрос, кто та сущность, которая собирается полу-
чить ответ, и кто та сущность, которая собирается задать вопрос? Если эта
сущность - часть сознания, часть мышления, тогда она не способна исследо-
вать, выяснять. Понимание может произойти только в состоянии осознания,
но если в этом состоянии осознания все еще присутствует сущность, которая
говорит: <Я должен быть осознающим, я должен практиковать осознание>, -
тогда это снова представление. Осознание того, что наблюдающий есть наб-
людаемое, не является процессом отождествления с объектом наблюдения.
Отождествлять себя с чем-то довольно легко. Большинство из нас отож-
дествляет себя с чем-либо: со своей семьей, со своим мужем или женой, со
своей нацией; и это ведет ко многим страданиям и ко многим войнам. Сейчас
мы рассматриваем нечто совершенно иное, и мы должны понять это не на сло-
весном уровне, но в самом сердце, в самой основе нашего существа. В древ-
нем Китае, прежде чем начать писать картину, например, дерево, художник
сидел перед ним много дней, месяцев, лет, не имело значения, как долго,
пока он не становился деревом. Он не отождествлял себя с деревом, но был
им. Это означает, что нет пространства между ним и деревом, нет прост-
ранства между наблюдающим и наблюдаемым, нет того, кто переживает красоту
движения тени, густоту листвы, особенность окраски; он был полностью де-
ревом, и только в таком состоянии он мог писать. Всякое утверждение со
стороны наблюдающего, если он не осознал того, что он есть наблюдаемое,
создает только новый ряд представлений, и он снова оказывается у них в
плену. Но что происходит, когда наблюдающий осознает, что он есть наблю-
даемое? Не торопитесь, двигайтесь очень медленно, т.к. то, к чему мы сей-
час подходим, очень сложно. Что же происходит? Наблюдающий не действует
вообще. Наблюдающий всегда говорит: <Я должен сделать что-то с этими
представлениями, я должен преодолеть их или придать им иную форму>, он
всегда активен в отношении того, что он наблюдает, действуя и реагируя со
страстью или более спокойно, и его действия, вытекающие из того, что ему
нравится или не нравится, называются позитивным действием типа: <Это мне
нравится, поэтому я должен этим владеть, то мне не нравится, поэтому я
должен от него избавиться>; но когда наблюдающий поймет, что предмет, в
отношении которого он действует, - это он сам, тогда между ним и предме-
том нет конфликта. Он есть это, он не является чем-то отделенным от это-
го. Пока он был отдельным, он делал или пытался делать что-то с этим, но
когда он понял, что он есть предмет наблюдения, тогда нет никаких не нра-
вится или нравится, и конфликт прекращается.
Так что же ему делать? Если это нечто есть он сам, вы сами, как вы
можете действовать? Вы не можете восстать против этого, бежать от него
или даже просто игнорировать; оно существует, поэтому всякое действие,
которое вытекает из реакции типа <нравится - не нравится>, прекращается.
Тогда вы убеждаетесь, что осознание стало удивительно живым. Оно не
связано с какой-либо центральной установкой или каким-то представлением,
и из этой силы осознания возникает иное качество внимания, поэтому ум,
который есть это осознание, становится необычайно сенситивным и достигает
высокой степени мудрости.
Глава XIII
Что такое мышление? Идеи и действие.
Вызов. Материя. Возникновение мысли.
Теперь попытаемся выяснить, что такое мышление. Как отличается
мысль, которая дисциплинируется вниманием, логикой, здравым смыслом (для
нашей повседневной деятельности), от мысли, которая вообще не имеет ника-
кого значения? До тех пор, пока нам не будут ясны две эти разновидности
мысли, мы не сможем понять и то более глубокое, к чему мысль не может
прикоснуться. Итак, попытаемся понять всю ту целостную, сложную структу-
ру, которая определяет память, попытаемся понять, откуда возникает мысль,
которая затем обусловливает все наши действия, и, если мы поймем все это,
мы, быть может, натолкнемся на нечто такое, чего мысль никогда не раскры-
вала, к чему мысль никогда не могла найти ключ. Почему мысль приобрела
такое важное значение в нашей жизни, мысль, которая есть идея, ответ на
вызов, накопление памяти в клетках мозга? Быть может, многие из нас преж-
де не задавали себе такого вопроса или, если задавали, то, возможно, го-
ворили: <Это не имеет особого значения, важны эмоции>. Но я не представ-
ляю, как вы отделяете одно от другого. Если мысль не придает длительности
чувству, чувство умирает очень скоро. Итак, почему мысль приобрела такое
необычайное значение в нашей жизни, в нашей скучной, трудной, исполненной
страха жизни? Задайте себе этот вопрос, как я задаю его себе. Почему че-
ловек стал рабом мысли, хитрой мысли, которая может организовывать, кото-
рая так много изобрела, породила так много войн, создала так много стра-
ха, тревог, которая непрерывно плодит представления и гонится за собст-
венным хвостом, мысли, которая испытала удовольствие вчера и продлевает
это удовольствие в настоящее, а также в будущее; мысли, которая всегда
активна, которая всегда болтает, движется, констатирует, отбрасывает, до-
бавляет, предполагает? Идеи стали гораздо более важными для нас, чем
действия, - идеи, столь умно изложенные в книгах интеллектуалами в раз-
личных областях знания. Чем тоньше и изощреннее эти идеи, тем больше мы
преклоняемся перед ними и перед книгами, в которых они содержатся. Мы са-
ми есть эти книги, мы есть эти идеи, мы всецело обусловлены ими. Мы пост-
оянно дискутируем об идеалах, идеях и мнениях со всеми их вывертами. У
каждой религии свои догмы, свои формулировки, свой собственный путь муче-
ническом достижения богов, и когда мы исследуем истоки мысли, нам откры-
вается значение всей структуры в целом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33