- Ко мне ближе. Чего же не на Орлике?..
- Я его Михалне запряг, чтоб доктора из больницы привезла. Они там угорели... Да, к тебе, Фима, лучше, - убеждённо пропыхтел егерь, - не догадаются, что она у тебя.
Игорь Максимильянович снял дублёнку, накрыл ею легко одетую девушку. Потащили.
Через несколько минут занесли в дом, уложили в комнате на диван.
Бурханкин, клацая зубами, вернулся в сени, повертел в руках мокрый тулуп, бросил его на пол. Не испросив разрешения, быстро надел дублёнку Франца и снова выбежал на улицу. Волчок, подчиняясь его приказу, остался сторожить у входной двери, прикрыв мудрые глаза оттенка сырой глины...
Франц быстро решал, глядя на незнакомую Василису:
"Что же делать? Спиртом растереть?"
Пока стягивал с полуживой девушки ботинки, носки, свитер, джинсы, пока растирал вафельным, смоченным водкой полотенцем ступни, руки, плечи, Фомка предпринял свои меры: вылизал бледное лицо, как тарелку дорогого фарфора, уткнулся шоколадными ноздрями в перламутровую раковину уха, пощекотал тёплым дыханьем.
Сработало. Ледышка оттаяла: даже смущённо улыбнулась, почесала ухо.
- Где-нибудь больно? - спросил Франц.
Она пошевелила пальцами рук и ног, снова улыбнулась, потянулась к свитеру.
Франц предложил ей меховые тапки, набросил на узкие плечи свой зимний длиннополый халат.
Василиса встала. Огляделась.
- Спасибо.
- Ну вот и славно! Меня зовут Игорь Максимильянович. Теперь - в ванну. Фомушка, проводи. Фройляйн, возможно, захочет запереться, так ты останься внутри на всякий случай. Только веди себя прилично и не подглядывай! Франц погладил своего любимца: - Не беспокойтесь! Он умный. И потом вы нам сильно напоминаете мою дочь.
Василиса хотела что-то сказать, закашлялась и только кивнула. Франц понял: благодарила.
Егерь вернулся лишь через полчаса. Франц успел протереть и без того блестящий поднос, поставить на него тонкую чашку, заварить в ней зверобой и мяту, прикрыть хрупким блюдцем, сверху напялив стёганую молодуху - "бабу на чайник".
- Где тебя носило? - накинулся он на Бурханкина, заслышав шум в сенях.
- Оследие заметал, - коротко ответил тот, отряхиваясь от снега, - на всякий случай. Теперь её здесь точно искать не будут. Слушай, пока, это... пока нету её...
- Раздевайся. Пойдём в гостиную.
В комнате егерь начал беспокойно озираться:
- А где же?..
Франц мотанул головой в сторону льющейся воды.
- Отогревается. Где ты её нашёл?
- Рядом с флигелем.
Франц ничего не понял. Достал из буфета кружку, вазочку с малиновым вареньем, розетку. Подвинул Бурханкину.
- Рассказывай. Как она туда попала?.. Угорела и вышла подышать?.. Когда?.. Ночью?..
Егерь таинственно пожал круглыми плечами под собачьей шерстью свитера, налил себе чаю, отхлебнул.
- Вот не захотел ты, когда мы тебя просили, вот теперь уже ничего и не сделать...
Франц предполагал, что разговор начнётся именно с этого, потому попробовал не раздражаться. Только спросил:
- Значит, теперь ты не нуждаешься в моей помощи?..
Бурханкин сразу заюлил, как провинившийся Фомка:
- Я-то... мне-то что... вот она вот...
Он склонил голову в сторону чуланчика-ванной.
Франц, изобразив, что тоже прислушивается к плеску воды, равнодушно заявил:
- Пожалуйста, пусть поживёт у меня столько, сколько нужно. Я не буду лезть с вопросами.
Старый манёвр, испытанный Францем многократно. Должно было помочь.
Так и вышло. Егерь (сражённый покладистостью обычно несговорчивого друга) едва не утонул в глиняной кружке.
Когда он прокаркался, Франц разобрал:
- Недаром... Диана... Зря не попросит...
- Диана? При чём здесь Диана?.. - Игорь Максимильянович напряжённо позвенел ложечкой, размешивая сахар. Ведь ещё осенью почувствовал, что история, начатая с трещин флигеля, будет иметь продолжение. - Она ей кто?..
- Диана?.. - переспросил Бурханкин, сделал несколько мелких глотков, чтобы окончательно успокоиться, и очень доступно объяснил: - Она Василисе, это... как мать... а вообще, это... никто... так...
- Ну, Вилли, - возмутился Франц, подливая нового чая взамен расфырканного, - можно толком и по порядку?! И - побыстрее, пока она там. Остальные где?.. Где Циклоп, музыканты, Евдокия Михайловна?.. Хозяин приехал?
- Ага, ага, - Бурханкин зачерпнул варенье на край ложки, посмаковал, разминая во рту ягоды до зёрнышек... - Приехал и пропал... Эти угорели. Я повариху в больницу за доктором на Орлике отправил, но она велела Василису укрыть пока: все ведь на неё думают!..
Бурханкин - мастер рассказывать! Без всяких там аллегорий, конкретно: раз - и всё Францу выложил. Очевидец!
И, как всегда, повторялся:
- Хозяин... он, это... исчез... Его комната... там - всё заляпано, а журналиста-то и нет! Но она не могла. - Егерь выстрелил глазами в сторону чуланчика, где плескалась и оттаивала Василиса. - Она потому меньше других угорела, что на воздухе была. Потому на неё и думают.
Вот так. В четырёх, нет - в пяти предложениях, а всё понятно. Ну, почти всё...
Франц оживился, подставил ухо егерю:
- Излагай!.. Какой-такой журналист?
- Ну как же, Фима, он же и купил Большой дом!
- Зачем ему? За тысячи километров... при его-то публичной профессии...
Бурханкин задумался, но всего на миг, а потом громко, убеждённо зашептал.
- Ты зря ругаешься. Он, это... не простой он. По всему видать - шишка!
Игорь Максимильянович вопросительно поднял бровь и егерь поторопился с объяснением:
- О тебе, к примеру, тоже ведь мало кто что знает.
- Шишка-то еловая, кедровая, или - на лбу? - резко отшутился Франц.
- Да нет, Фима, если он сказал, лучше выполнить. У него, знаешь, даже рация есть. И Циклопу такую же выдал. А сам всё по ней звонит, звонит...
- Это не рация, Вилли, это такой телефон. Я бы тоже мог себе купить, только с кем перезваниваться? Я-то ведь как раз - так, ноль без палочки... - Франц усмехнулся: - Вот, разве что, с тобой.
Бурханкин не понял, это комплимент или очередная шутка Фимы. На всякий случай заметил:
- Ну, у тебя, должно быть, это... Друзья-то остались...
- А с чего ты взял, что он - журналист? - перебил Франц.
- Да нет же, Фима, - егерь заметно обрадовался возвращению к теме разговора. - Я бы и не знал, но он, это... всё звонил-то он кому-то в свой журнал. Всё кого-то разыскивал. Да я и не слушал, мне, это... некогда мне было. И вообще, ни к чему мне, чужие разговоры слушать!
"Ну да! - подумал Игорь Максимильянович. - А откуда бы ты черпал все свои новости?.."
- Как его зовут, твоего журналиста? - вслух поинтересовался он.
- Ну я же и говорю тебе: Виталий Олегович.
Глава девятая
Угорелая
Рассказывая Францу, Бурханкин только руками разводил:
- Ей Богу, Фима, поначалу ничего было не понятно! Лесной хозяин опять объявился. Давеча, пока все спали... Ночью по двору шарил. Я это... следы видел... у флигеля.
Франц задумчиво вспомнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- Я его Михалне запряг, чтоб доктора из больницы привезла. Они там угорели... Да, к тебе, Фима, лучше, - убеждённо пропыхтел егерь, - не догадаются, что она у тебя.
Игорь Максимильянович снял дублёнку, накрыл ею легко одетую девушку. Потащили.
Через несколько минут занесли в дом, уложили в комнате на диван.
Бурханкин, клацая зубами, вернулся в сени, повертел в руках мокрый тулуп, бросил его на пол. Не испросив разрешения, быстро надел дублёнку Франца и снова выбежал на улицу. Волчок, подчиняясь его приказу, остался сторожить у входной двери, прикрыв мудрые глаза оттенка сырой глины...
Франц быстро решал, глядя на незнакомую Василису:
"Что же делать? Спиртом растереть?"
Пока стягивал с полуживой девушки ботинки, носки, свитер, джинсы, пока растирал вафельным, смоченным водкой полотенцем ступни, руки, плечи, Фомка предпринял свои меры: вылизал бледное лицо, как тарелку дорогого фарфора, уткнулся шоколадными ноздрями в перламутровую раковину уха, пощекотал тёплым дыханьем.
Сработало. Ледышка оттаяла: даже смущённо улыбнулась, почесала ухо.
- Где-нибудь больно? - спросил Франц.
Она пошевелила пальцами рук и ног, снова улыбнулась, потянулась к свитеру.
Франц предложил ей меховые тапки, набросил на узкие плечи свой зимний длиннополый халат.
Василиса встала. Огляделась.
- Спасибо.
- Ну вот и славно! Меня зовут Игорь Максимильянович. Теперь - в ванну. Фомушка, проводи. Фройляйн, возможно, захочет запереться, так ты останься внутри на всякий случай. Только веди себя прилично и не подглядывай! Франц погладил своего любимца: - Не беспокойтесь! Он умный. И потом вы нам сильно напоминаете мою дочь.
Василиса хотела что-то сказать, закашлялась и только кивнула. Франц понял: благодарила.
Егерь вернулся лишь через полчаса. Франц успел протереть и без того блестящий поднос, поставить на него тонкую чашку, заварить в ней зверобой и мяту, прикрыть хрупким блюдцем, сверху напялив стёганую молодуху - "бабу на чайник".
- Где тебя носило? - накинулся он на Бурханкина, заслышав шум в сенях.
- Оследие заметал, - коротко ответил тот, отряхиваясь от снега, - на всякий случай. Теперь её здесь точно искать не будут. Слушай, пока, это... пока нету её...
- Раздевайся. Пойдём в гостиную.
В комнате егерь начал беспокойно озираться:
- А где же?..
Франц мотанул головой в сторону льющейся воды.
- Отогревается. Где ты её нашёл?
- Рядом с флигелем.
Франц ничего не понял. Достал из буфета кружку, вазочку с малиновым вареньем, розетку. Подвинул Бурханкину.
- Рассказывай. Как она туда попала?.. Угорела и вышла подышать?.. Когда?.. Ночью?..
Егерь таинственно пожал круглыми плечами под собачьей шерстью свитера, налил себе чаю, отхлебнул.
- Вот не захотел ты, когда мы тебя просили, вот теперь уже ничего и не сделать...
Франц предполагал, что разговор начнётся именно с этого, потому попробовал не раздражаться. Только спросил:
- Значит, теперь ты не нуждаешься в моей помощи?..
Бурханкин сразу заюлил, как провинившийся Фомка:
- Я-то... мне-то что... вот она вот...
Он склонил голову в сторону чуланчика-ванной.
Франц, изобразив, что тоже прислушивается к плеску воды, равнодушно заявил:
- Пожалуйста, пусть поживёт у меня столько, сколько нужно. Я не буду лезть с вопросами.
Старый манёвр, испытанный Францем многократно. Должно было помочь.
Так и вышло. Егерь (сражённый покладистостью обычно несговорчивого друга) едва не утонул в глиняной кружке.
Когда он прокаркался, Франц разобрал:
- Недаром... Диана... Зря не попросит...
- Диана? При чём здесь Диана?.. - Игорь Максимильянович напряжённо позвенел ложечкой, размешивая сахар. Ведь ещё осенью почувствовал, что история, начатая с трещин флигеля, будет иметь продолжение. - Она ей кто?..
- Диана?.. - переспросил Бурханкин, сделал несколько мелких глотков, чтобы окончательно успокоиться, и очень доступно объяснил: - Она Василисе, это... как мать... а вообще, это... никто... так...
- Ну, Вилли, - возмутился Франц, подливая нового чая взамен расфырканного, - можно толком и по порядку?! И - побыстрее, пока она там. Остальные где?.. Где Циклоп, музыканты, Евдокия Михайловна?.. Хозяин приехал?
- Ага, ага, - Бурханкин зачерпнул варенье на край ложки, посмаковал, разминая во рту ягоды до зёрнышек... - Приехал и пропал... Эти угорели. Я повариху в больницу за доктором на Орлике отправил, но она велела Василису укрыть пока: все ведь на неё думают!..
Бурханкин - мастер рассказывать! Без всяких там аллегорий, конкретно: раз - и всё Францу выложил. Очевидец!
И, как всегда, повторялся:
- Хозяин... он, это... исчез... Его комната... там - всё заляпано, а журналиста-то и нет! Но она не могла. - Егерь выстрелил глазами в сторону чуланчика, где плескалась и оттаивала Василиса. - Она потому меньше других угорела, что на воздухе была. Потому на неё и думают.
Вот так. В четырёх, нет - в пяти предложениях, а всё понятно. Ну, почти всё...
Франц оживился, подставил ухо егерю:
- Излагай!.. Какой-такой журналист?
- Ну как же, Фима, он же и купил Большой дом!
- Зачем ему? За тысячи километров... при его-то публичной профессии...
Бурханкин задумался, но всего на миг, а потом громко, убеждённо зашептал.
- Ты зря ругаешься. Он, это... не простой он. По всему видать - шишка!
Игорь Максимильянович вопросительно поднял бровь и егерь поторопился с объяснением:
- О тебе, к примеру, тоже ведь мало кто что знает.
- Шишка-то еловая, кедровая, или - на лбу? - резко отшутился Франц.
- Да нет, Фима, если он сказал, лучше выполнить. У него, знаешь, даже рация есть. И Циклопу такую же выдал. А сам всё по ней звонит, звонит...
- Это не рация, Вилли, это такой телефон. Я бы тоже мог себе купить, только с кем перезваниваться? Я-то ведь как раз - так, ноль без палочки... - Франц усмехнулся: - Вот, разве что, с тобой.
Бурханкин не понял, это комплимент или очередная шутка Фимы. На всякий случай заметил:
- Ну, у тебя, должно быть, это... Друзья-то остались...
- А с чего ты взял, что он - журналист? - перебил Франц.
- Да нет же, Фима, - егерь заметно обрадовался возвращению к теме разговора. - Я бы и не знал, но он, это... всё звонил-то он кому-то в свой журнал. Всё кого-то разыскивал. Да я и не слушал, мне, это... некогда мне было. И вообще, ни к чему мне, чужие разговоры слушать!
"Ну да! - подумал Игорь Максимильянович. - А откуда бы ты черпал все свои новости?.."
- Как его зовут, твоего журналиста? - вслух поинтересовался он.
- Ну я же и говорю тебе: Виталий Олегович.
Глава девятая
Угорелая
Рассказывая Францу, Бурханкин только руками разводил:
- Ей Богу, Фима, поначалу ничего было не понятно! Лесной хозяин опять объявился. Давеча, пока все спали... Ночью по двору шарил. Я это... следы видел... у флигеля.
Франц задумчиво вспомнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65